Она разворачивается, теперь к камере обращена её спина, а ремень обвивает её запястья. Свет отражается от её мягкой кожи, а руки покоятся под её упругой задницей.

Я представляю, как засовываю в нее большой палец и анальные бусины. Я хочу играть с каждой частью её тела. Тренировать и заставлять её подчиняться.

Я запрокидываю голову назад, когда мой член взрывается, и глухо стону при мысли о том, какой она ощущалась бы на вкус на моих губах. Глубоко вздохнув, я вытираю себя и выбрасываю шёлковый платок в мусорное ведро.

Блядь, как же это было хорошо.

Когда я снова смотрю на экран, замечаю, что её уже нет — значит, она одевается. Я качаю головой в недоумении.

Блядь, что она со мной делает?

Через несколько минут я встречаю её у выхода. Она снова в джинсах и куртке, обнимает себя, приближаясь к двери.

Это заставляет меня почувствовать себя ещё хуже за то, что я только что сделал.

— Я подвезу тебя домой, — предлагаю я.

Хани кивает, но ничего не говорит.

Может, мне стоит остановить аукцион для неё. Она не единственная, кто нервничает и чувствует дискомфорт в процессе. Я всегда хочу убедиться, что другие чувствуют себя в безопасности и уверены в своём решении, но с Хани всё как-то иначе.

— Сомневаешься? — спрашиваю, открывая дверь машины. Много людей говорят, что хотят погрузиться в это, но не понимают смысла и силы духа, которые требуются, чтобы пройти через это. Чтобы сделать этот опыт по-настоящему обогащающим. И если она не сможет изменить своё восприятие, я не позволю ей это продолжить.

Я не хочу, чтобы она пережила тот же опыт, что и многие из моих сотрудников в прошлом.

Или тот, что пережил я.

Она останавливается у двери машины, которую я держу для неё открытой.

— Нет, просто…

— Что? — я пытаюсь поймать её взгляд, но она отводит глаза. — Хани, посмотри на меня, — я аккуратно поднимаю её подбородок, заставляя взглянуть мне в глаза. Кто-то настолько красивый не должен смотреть в землю.

Она кажется стесняется, и я хочу понять, как можно это вытянуть наружу.

— Это будет больно, правда?

Моё сердце сжимается. И хотя вопрос очевиден, мне тяжело слышать его от неё. Казалось бы, все так же просто, как объяснение о пчёлах и цветах. Хани садится в машину, смущённая своим вопросом, но я не хочу, чтобы она когда-либо стыдилась рядом со мной.

Я прислоняюсь к двери, глядя на неё сверху вниз.

— Да, будет, — честно говорю я, затем встаю прямо и закрываю дверь. Я никогда не буду ей лгать. Когда я сажусь с другой стороны, она уже пристёгнута.

— Можно мне напиться? — спрашивает она.

— Сейчас? — удивляюсь я, выезжая с парковки.

— Нет, перед тем, как заняться сексом, — раздражённо говорит она.

Я качаю головой.

— Нет, Хани, ты должна быть трезвой.

— Это несправедливо, — она вздыхает.

— Это всегда твой выбор. Ты можешь отказаться в любой момент. Но я скажу тебе, что некоторые теряли это в гораздо худших обстоятельствах. А ты можешь контролировать процесс.

Я чувствую её взгляд на себе.

— А как ты потерял свою? Я знаю, что для мужчин это, наверное, проще.

Глухой, мрачный смех вырывается из меня. Если бы она знала. У неё нет ни малейшего представления о том, какой вопрос она задаёт и какую тьму этот вопрос вызывает на поверхность.

— Скажем так, я был в неблагоприятных обстоятельствах, безо всякой власти.

Она замолкает, а затем её тихий вопрос пробивается сквозь тишину.

— Тебе причинили боль?

Я чувствую, как старые раны начинают вновь раскрываться, будто её мягкий голос пытается вынудить меня обнажить их.

Я подавляю это.

В моей индустрии чаще всего жертвами считают женщин. Но если ты мужчина…

— Я нашёл свою силу, — это всё, что я говорю в ответ. Я взял её обратно и построил империю на этом. Предоставил возможности и безопасность тем, кто тоже хотел вернуть свою силу.

Её нежная рука мягко ложится на мою, покоившуюся на центральной консоли.

Я бросаю взгляд на Хани, и та печаль, которая исходит от неё, проникает в меня, заставляя чувствовать себя неловко и одновременно успокаивая.

— Я не хороший человек, Хани, — признаюсь я в тишине машины.

— Если кто-то думает, что он хороший, он лжёт самому себе, — отвечает она, отворачиваясь к окну.

И я понимаю, что она делает это больше ради меня, чем из желания отвернуться. Но её рука остается моей. И мне болезненно напоминают, почему я не хотел прикасаться к ней.

Потому что я бы причинил ей боль.

Сделал бы её грязной.

Но я всё тот же эгоистичный ублюдок, который тоже не убирает руку.

ГЛАВА 22

Доусон

Коллекционеры, отвечающие за аукционы Ivanov, стоят напротив меня.

Среди них сидит Аня, её ярко-красная помада резко контрастирует с её фарфоровой кожей. Её густые, блестящие рыжие волосы собраны в тугой пучок, и она внимательно рассматривает лоток с уникальными украшениями через увеличительное стекло. Необычно, что её брат, Александр, не присутствует в комнате, но, полагаю, иногда им приходится распределять свои деловые встречи.

Двое её охранников стоят за ней.

— Не ожидала увидеть тебя так скоро после того, как мы выставили тебя на аукцион всего несколько месяцев назад, — задумчиво говорит она.

Я помог Крю с личным делом, продав себя на одном из мероприятий Ивановых. И теперь он должен мне услугу за это.

— Что могу сказать? Дела идут хорошо.

Она улыбается, показывая зубы. Аня, хотя и красивая, напоминает мне змею. Завораживающая, но с ядовитым укусом. А с семьёй Ивановых я предпочитаю не вступать в конфликты, если только это не станет абсолютно необходимым.

— Разве женщина из семьи Торриси не оказалась мертва всего через месяц после того, как ты и Крю Монти последний раз вошли в это заведение?

Я знал, что это было рискованно — участвовать в делах Крю, это могло даже поставить под угрозу мой бизнес, но я решил, что возврат услуги окажется гораздо ценнее в будущем.

— Очень печальная новость, — говорю я с притворной грустью, снимая пиджак и садясь напротив неё.

Она надувает губы и продолжает смотреть на меня.

— Да, очень грустно, — произносит она с выраженным русским акцентом, в котором нет ни капли сочувствия. — Но ты всегда можешь вернуться в мои книги хороших людей, если согласишься сделать кое-что для меня. Или со мной, — она бросает на меня взгляд.

Я улыбаюсь в ответ.

— Может, тебе стоило сделать ставку на меня в прошлый раз.

Она смеётся и щёлкает пальцами. Один из её охранников подбирает лоток с украшениями и выходит из комнаты.

— Ещё один аукцион девственниц? — спрашивает Аня.

Наше соглашение всегда заключалось в том, что они получают небольшой процент, а я уведомляю их, когда у них появляется клиент, заинтересованный в услугах, которые я предлагаю.

Я киваю.

— Как обычно.

— Хм, — мурлычет она. — Ты знаешь, что мы с братом любим вести с тобой дела. Наши сделки всегда были прозрачными и взаимовыгодными.

— Я чувствую то же самое.

— Тогда мне интересно, разберёшься ли ты со своими проблемами, — с шипением говорит она.

Вот и укус. Яд, который находится прямо под поверхностью.

Я сдержанно улыбаюсь.

— Какими именно?

— Меня проинформировали, что один мужчина предложил одному из моих охранников выведать информацию о нашем следующем аукционе. Кто-то, кто дерзко заявил, что работает на тебя.

У меня в жилах стынет кровь, но я сохраняю спокойствие.

— И смог ли он подтвердить это?

— Нет, — признаёт она. — И мои охранники достаточно опытны, чтобы избегать вопросов от простаков и полицейских. Я надеюсь, что мои люди больше не будут подвергаться таким провокациям?

— Всё под контролем.

— Хм, — отвечает она, как будто не слышит меня.

Мои пальцы белеют от напряжения.

— Всё под контролем, — повторяю я. Я не могу прямо спросить Аню, могут ли её люди опознать этого мужчину — это только покажет, что я не контролирую ситуацию. Но я знаю, что кто-то копает там, где не должен, и это начинает влиять на мой бизнес.