— Я хочу, чтобы ты продал мою девственность, — заявляю я твёрдым голосом. Я давно обдумывала это решение. Не была уверена, как именно сказать Доусону, что хочу продать свою девственность, но сейчас, похоже, настал подходящий момент.
Я хочу переспать с Китом. Он меня привлекает, но я боюсь, что он начнёт ко мне иначе относиться, когда узнает, что я девственница. И я знаю, что есть один способ решить эту проблему и при этом заработать немного денег.
Он молча смотрит на меня, оставляя меня стоять в гнетущей тишине. Я знаю, что он не скажет Крю. Он умеет хранить секреты, но это не делает вопрос менее неприятным.
— И сколько ты возьмешь за это? Мне кажется женщины получают много денег, и хочу знать, какая у тебя комиссия.
— Ты хочешь знать мою комиссию? — переспросил он, откидываясь в кресле и ослепительно ухмыляясь, словно находя ситуацию забавной.
— Не издевайся надо мной, Доусон. Я серьёзно.
Он продолжает улыбаться, но в его взгляде появляется что-то более серьёзное.
— Почему ты не попросила меня сделать это? — спрашивает он с любопытством.
Я закатываю глаза. Не могу поверить, что Доусон вообще задает такой вопрос, поэтому говорю прямо:
— Потому что я знаю, что ты этого не сделаешь, а мне нужны деньги.
— У тебя есть деньги, Хани. Ты далеко не бедна.
— Хочу заработать свои деньги. И если я могу сделать это своим телом, я сделаю.
— Значит, ты хочешь продать себя тому, кто предложит больше всего?
— Да.
Он на мгновение замолкает, и это убивает меня. Блядь. Похоже я настолько непривлекательна, что он даже думает, что не сможет продать меня. Я нервно тереблю пальцы. Уверена, что выгляжу хорошо, но, может, этого недостаточно. А что, если он действительно рассмеется мне в лицо?
— Ладно, — просто говорит он. — Но есть клятвы, которые ты должна дать перед тем, как продать себя.
— Клятвы?
— Да. Ты обязуешься не говорить об этом, принять опыт с открытым сердцем и полностью довериться мне в том, что ты будешь в безопасности. Это твой выбор, и никто ничего у тебя не забирает. Ты отдаёшь это по собственной воле.
— А мужчина? — спрашиваю я. — Он даёт клятвы?
— Нет, он подписывает жёсткое соглашение о неразглашении. Это твоё тело, и если ты решишь обсудить, как потеряла девственность, это твоё дело. Однако женщина тоже подписывает договор о неразглашении, а также контракт, касающийся моей роли в продаже. Всё остальное остаётся на усмотрение женщины и покупателя.
Слова Доусона звучат сдержанно и профессионально, но в его глазах я чувствую тень заботы, хотя он и старается не выдать этого.
Я прикусываю нижнюю губу. Это всё гораздо сложнее, чем я думала. Может, стоило просто умолять Доусона, чтобы он сам избавил меня от этого. Я нахмуриваюсь. Да хуй с ним. Я не должна никого умолять.
— Ладно, я принимаю эти условия и готова дать клятвы.
— Праведные клятвы, — говорит Доусон, вставая. — Встань на колени передо мной.
Он обходит стол и кивает на пол.
— На колени.
— Ты серьёзно?
— Я отношусь к своему делу очень серьёзно, Хани. Это форма подготовки и подчинения. Если тебе некомфортно сейчас, не уверен, что ты сможешь справиться с тем, что будет дальше.
Я делаю, как он говорит, опускаясь на колени и склоняя голову.
— Боже, ты это как культ описываешь, — бормочу я.
Он поднимает мой подбородок, заставляя смотреть ему в глаза. Дикие голубые глаза.
— Ты сама пришла ко мне, — напоминает он.
Я выдыхаю, не удерживаясь от того, чтобы посмотреть на его пах. Лизнув губы, я раздражаюсь от того, как желание внезапно разливается теплом по телу.
— Ты прав, — соглашаюсь, не желая признаваться, что нервничаю. Я не думаю, что Доусон будет надо мной смеяться, но в комнате витает тонкое напряжение баланса между тем, что можно взять и что нужно отдать.
— Повторяй за мной, — говорит он. Я киваю, и он начинает.
— Я клянусь…
— Я клянусь…
— Никогда не говорить и не раскрывать информацию о цели моего присутствия здесь.
Я поднимаю взгляд и вижу, как он внимательно за мной наблюдает. Это означает, что никто из моей семьи тоже не узнает. Больше никакой «хорошей девочки» Риччи. Больше никаких указаний, что мне делать, потому что я, наконец, сделала что-то для себя. Я, наконец, освобожусь от этих оков.
— Я клянусь никогда не говорить и не раскрывать информацию о цели моего присутствия здесь, — повторяю я.
Он кивает и отступает назад, облокачиваясь на стол.
Я поднимаю взгляд на него.
— Можно встать?
— Не уверен. Мне нравится, когда ты на коленях. Хотя это вызывает у меня лёгкое ПТСР3, — ухмыляется он.
— Смешно, — сухо отзываюсь я, затем встаю.
Он смеётся, и это заставляет моё сердце колотиться быстрее. Блядь. Ненавижу, насколько сильно реагирую на этого мужчину. Всё это неправильно, особенно когда я не могу им обладать и точно не должна его хотеть.
— Итак, мы договорились? Ты продашь мою девственность?
— При условии, что меня не убьют раньше.
— Убьют? — переспрашиваю я. Ах, точно. Моя семья.
Мне точно придётся стать лучше в том, чтобы скрываться, чтобы Марко ничего не заподозрил и никогда не узнал об этом.
— Я никому не скажу, — обещаю я.
Я колеблюсь, прежде чем задать следующий вопрос, но хуй с ним, это ведь бизнес, верно?
— Как думаешь, сколько это может стоить?
Он продолжает изучать меня, его пальцы сжимаются так крепко, что костяшки белеют, прижимаясь к краю стола. Неужели он всегда такой нерешительный? Это ведь его специализация, не так ли?
— Разве ты не встречаешься с кем-то? Почему бы не попросить его лишить тебя девственности?
— Откуда ты… — я резко закрываю рот. Я привыкла, что такие влиятельные люди, как он, знают, что хотят.
Ненавижу, как он на меня смотрит. В его глазах мелькает жалость. Или это что-то другое? Но я не позволю ему больше мучить меня.
— Потому что я бы не хотела, чтобы он сбежал, как ты, — бросаю я в ответ.
Его выражение лица меняется.
— Я не испугался. Я просто не трахаю девственниц, Хани.
— Принято. Но кто-то заплатит, чтобы трахнуть меня, и тогда мне больше не придётся об этом беспокоиться. Все в выигрыше, так?
— Ты могла бы просто сделать это сама, — заявляет он.
Я замираю, удивлённая его дерзостью.
— Возьми вибратор, смажь его и вводи медленно. Тот розовый, который ты заказала в магазине, подойдёт, — он делает шаг вперёд, и я встречаю его взгляд. Мне надоело, что он думает, будто контролирует ситуацию и может играть со мной. Его пальцы легко скользят вниз по моему животу и останавливаются, когда его рука оказывается у меня между ног. Я резко вдыхаю, мои глаза расширяются.
Ненавижу его.
Ненавижу, что он думает, будто может иметь.
Ненавижу, как моё тело жаждет большего.
— Этого недостаточно, — говорю я, и мои слова звучат более дрожащими, чем мне хотелось бы. Всё внутри меня пылает, тепло разливается по телу.
Он снова приближается, и я чувствую его запах. Моё тело переходит в отчаянное состояние, и я пытаюсь выставить руку как барьер между нами. Но вместо того чтобы оттолкнуть его, моя рука скользит по его твёрдой груди через рубашку.
— Ты могла бы просто трахнуть незнакомца, — говорит он.
Я хочу его. Не незнакомца.
— Ты проверяешь всех этих людей, верно? Всех потенциальных покупателей? — моя рука спускается вниз, по прессу, который я знаю, скрывается под рубашкой, и останавливается на пряжке ремня. — Неужели меня отдадут какому-то грязному старому мужчине? — Какого хрена я делаю? Отступаю на шаг назад, пытаясь вернуть себе хоть каплю самоуважения.
Доусон выглядит так, будто ему не хватает воздуха в моём отсутствии. Он прочищает горло, словно и его охватило то же странное влечение, что и меня.
Я обхватываю себя руками. Доусон — табу. Я не собираюсь идти по этому пути. Снова.
— Хочешь установить возрастной лимит для тех, кто может участвовать в торгах? — спрашивает он.
