Пока кипятился отвар, Симель отошла к окну раздвинуть портьеры. На землю опустилась ночь, а днем они закрывались от света, причинявшего боль усталым глазам короля. Сейчас на небосводе можно было различить Стрелка и Лань — на эти созвездия она любила смотреть из окна своей спальни, когда была совсем маленькой. Как получали свои названия скопления звезд, Симель не понимала, но эти — эти действительно были похожи на человека с луком и убегающую от него легконогую лань.
— Никуда не годится… — пробормотал Ремигий. Симель оглянулась. Лекарь, сначала пригубив отвар сам, теперь поил им Вилиама, но все равно большая часть жидкости оказалась на подушке, сбегая по подбородку короля тонкой струйкой. Почувствовав укол жалости, она отвернулась к окну. Надо держать себя в руках. Это все проклятая усталость.
Несколько минут вглядываясь в огонь, мерно горящий на маяке, Симель немного успокоилась, хотя поводов для волнения было более чем достаточно. Люди Эно докладывали, что Сейтер отделился от королевской армии, беспрепятственно занял Венброг и казнил герцога. Вилиам счел, что он планировал это еще до начала кампании, и, возможно, сам подначил Годрика к восстанию. Хуже того, он втянул в это Бренельда, и король сокрушался, что никак ему не помешал. Бренельд всю жизнь провел в поместье Сейтера, и Вилиам не знал, чем сильнее разочарован: разрушительным влиянием, которое тот на него оказывал, или собственной его душевной леностью. Бренельд ни в чем не проявлял самостоятельности, не интересовался политикой, а все свободное время посвящал развлечениям.
Вилиам был совершенно разбит и не готов держать в опале сыновей вместо беренского герцога. Подозрение, что Лотпранд пал жертвой Сейтера, истерзало его сердце. Лотпранд никогда бы не пошел на хитрость и не позволил бы Сейтеру запятнать свою честь. Вилиам молился за его душу каждый миг, когда был в сознании, и просил Единого, чтобы Адемар дал о себе знать.
В замке же царило напряжение: бароны и рыцари, не участвовавшие в походе, ждали известий и каждый день спорили до хрипоты, как принять Сейтера. Среди них было немало сторонников жестких мер, защищавших победителя, и Вилиам приказал никогда, не при каких условиях не допускать их к нему в спальню. А если в окрестностях объявится сам Сейтер, при въезде в Хаубер его должен сопровождать хотя бы один из тех четверых, кого так ждал король. Если кто и был способен противиться его губительному влиянию, то только они.
Все эти хлопоты и потрясения сильно подорвали здоровье Вилиама, сломленный, он угасал с каждым днем и будто бы позволил болезни беспрепятственно пожирать себя.
Какой-то шум вывел Симель из задумчивости. Не веря тому, что слышит, она распахнула окно и высунулась наружу. Из-за угла главного здания, там, где находился верхний двор, раздавался цокот копыт и приглушенные возгласы нескольких десятков человек. У ночной стражи был четкий приказ не открывать ворота никому, кроме тех четверых, чьего возвращения ждал король. Кто-то из них наконец вернулся?
— Ваше величество, ваше величество! — Симель подбежала к Вилиаму и потрясла его за плечо, не обращая внимания на гневное шипение Ремигия. Король медленно открыл глаза.
— В замок прибыл большой отряд! Хотите послать вниз гвардейца?
Симель поняла, что он согласен, больше по легкому взмаху ресниц, чем по кивку, на который у Вилиама совсем не хватило сил. Приотворив дверь, она позвала начальника караула. Чеканным шагом тот вошел внутрь и выслушал приказ, нервно теребя край форменной накидки. Гвардейцы проводили рядом с Вилиамом почти столько же времени, сколько и лекари, но привыкнуть к плачевному состоянию короля не могли. Спешно выйдя наружу, караульный послал вниз человека и плотно закрыл дверь.
Всадники Сейтера наводнили средний двор, толкаясь и спешиваясь у конюшен; Бренельд проехал туда, где остановился сам Сейтер, а Дор Грандж и граф Хеймдал — в верхний двор, прямо к ступеням главного здания. Граф раньше всех покинул север и собрал оставшихся союзников. Три дня назад он присоединился к отряду, сообщив плохие вести — Фронадан следовал за ними по пятам, отставая всего на день-полтора. Валлениец вел тяжеловооруженный отряд, да еще сотню шетридских лучников Ригебальда в придачу. Искать с ним встречи было слишком опасно, единственным выходом было опередить, так что они следовали скорым маршем, и Бренельд уже сходил с ума от усталости, пока в ночь на середину последнего месяца весны они ни прибыли в Хаубер.
Едва попав в замок, Грандж поднял Гвардию и перекрыл все выходы, так что любые вопросы теперь пресекались приказом оставаться в своих покоях. Бренельд знал, что среди тех, кто находился в Хаубере, были как сторонники Сейтера, так и его противники, но у последних, как сказал брат, не останется выбора, и каждому, кто его поддержит, выпадет щедрая награда, а тому, кто будет против — смерть.
Когда гвардейцы заняли все здание, Бренельд прошел вслед за Сейтером в покои для гостей, этажом ниже комнат Вилиама. Их спутники остались снаружи, готовые действовать по первому приказу.
— Подождешь здесь, пока я все не улажу, — Сейтер снял дорожный плащ, но на этот раз остался в полном доспехе.
— Ты не возьмешь меня на совет? — Бренельд старался говорить как можно тише, боясь его рассердить.
Сейтер сузил глаза:
— Кому ты там нужен? Сиди на месте.
Бренельд счел за лучшее покорно сесть у огня, тем более, что он никак не мог согреться. Сейтер до сих пор злился: он приказал оставаться на севере, держать Гронарда и Фронадана на текущих позициях и скрывать победу как можно дольше. Через две недели Бренельд должен был сообщить им о гибели Годрика и заняться целой кучей дел: проследить за взятием оставшихся в осаде замков, назначить туда верных себе людей, раздать беренские земли союзникам Сейтера, сменить капитана королевских гарнизонов… В общем, вернуть жизнь герцогства в привычное русло.
Брат уехал, однако Бренельд не выдержал и сорвался следом. Он не мог оставаться в Венброге, когда все его залы и коридоры ещё утопали в крови. Запах ее просачивался даже в самую дальнюю комнату, а одна мысль о еде вызывала тошноту с тех пор, как он увидел зарубленных на столе людей.
Целую неделю крался он вслед за братом с дюжиной латников, а когда был пойман, еще долго умолял Сейтера взять его с собой на коронацию. Пришлось выслушать самую низкую ругань, на которую тот был способен. Но, в конце концов, Сейтер не смог отказать. Сказал, что не отпустит его жалкий отряд обратно, что они попадутся Фронадану и все сдадут, но Бренельду хотелось верить, что брат все-таки рад разделить с ним успех. Он предложил нести на церемонии его корону, но Сейтер прошипел сквозь зубы: «шлейфы еще потаскай…», — и отмахнулся.
На всем пути до Хаубера Бренельд не слышал ни одного ласкового слова. Сейтер нервничал и злился, так что он ходил вокруг на цыпочках, страдая от беспрерывных нападок. Брат вновь и вновь объяснял, что ему проще одному, проще не заботиться ни о чьей безопасности, но Бренельд считал, что рядом с Сейтером гораздо безопаснее, чем на севере. К тому же, здесь не нужно было что-то решать и кем-то командовать, в чем он, конечно, никогда бы не признался, а потому безмолвно терпел все упреки.
Выйдя в коридор, Сейтер переговорил с солдатами и вошел обратно в комнату:
— Отец при смерти. Что ж, я не вижу причин, мешающих передать мне корону.
Живо представляя, что скажет на это Вилиам, Бренельд ощутил бегущие по спине мурашки.
— Ты уверен? Нельзя просто подождать, пока он сам…
— Забыл, что сказал Хеймдал? Сюда мчится Фронадан, он все испортит. Мы и так слишком долго водили его за нос. Когда он выяснит, что случилось с Лотпрандом и Адемаром, и потребует смерти изменников, я уже должен сидеть на троне. Мы найдём, кого ему отдать. Хеймдал, Видгар, — я им не доверяю. Кузен захочет возмездия? Они будут повешены.
Бренельд поежился и посмотрел на дверь, за которой остались их друзья. Судьба, уготованная им Сейтером, пугала, оставалось только надеяться, что до этого не дойдет. Как говорил брат, никому нет дела до того, как все случилось, когда оно уже случилось.
