Малая гостиная оказалась уютным помещением с небольшими окнами и несколькими столиками в углах, на которых стояли блюда с закусками и серебряные кувшины с вином. Дамы рассаживались на одной половине комнаты, мужчины прошли на другую. Карланта и Кэларьян стояли в нерешительности, пока их не подозвал нетерпеливым жестом сам герцог, устроившийся на резной скамье с высоким балдахином. Все присутствующие остались стоять перед ним, за исключением трех дряхлых стариков, занявших кресла у столика с выпивкой. Тугие на ухо, они уже нашли себе достойное занятие.

Карланту обступили мужчины, и она немного растерялась, но рассказ о гонках, уже готовый сорваться с губ, заставил ее чувствовать себя уверенней. Как это всегда бывало, увлеченная, она забывала о любых страхах. Вопросы сыпались один за другим, и она едва успевала отвечать, обращаясь за помощью к Кэларьяну всякий раз, когда слышала незнакомое слово или когда понятия об одних и тех же вещах в корне расходились у южан и северян.

Прошло уже около часа, когда сквозь немного поредевшую толпу Карланта вдруг заметила, что женщины бросают на нее любопытные взгляды со своей половины зала, где они разложили шахматные доски. Сначала Карланта думала, что им не стоит мешать, зная, как серьезно относился к этой игре Кэларьян; но потом в ее памяти вспыхнуло воспоминание, и она будто услышала голос Трувора, читающего трактат Лавдиана: «и дамам следует предаться благопристойным занятиям, держать себя в скромности и не вступать в беседу без приглашения». Это означало, что женщины не могли подойти к ней сами, а она даже не подумала об этом и теперь, наверное, виновата! Страх пробежал холодком внутри живота, Карланта замялась, пытаясь шепнуть Кэларьяну мучивший ее вопрос, но прошло еще по крайней мере полчаса, прежде, чем удалось его отвлечь.

Кэларьян провел еще некоторое время в той же нерешительности, что и она, пока не нашел возможности перебить говорившего барона Дригета и не спросил разрешения герцога пригласить леди поучаствовать в разговоре. Герцог довольно равнодушно согласился, и дамы переместились к ним. Они стали задавать свои вопросы, и Карланте пришлось объяснять, какую глорпы носят одежду, как раскраивают шкуры, какими иглами пользуются вместо железных, так как железо в их краях дороже золота. Теперь приуныли мужчины, они отходили небольшими группками и заводили свои беседы в стороне от обсуждения ниток и иголок.

Карланта чувствовала себя теперь куда более раскованной, ей нравилась дотошность, с которой женщины расспрашивали о том, что им было интересно, и она увлеченно рассказывала им все, что знала. Речь снова зашла о мехах, и она с восхищением заметила, что таких красивых оторочек и воротничков она никогда не видела, и женщины приняли это, как должное, ничуть не удивляясь. Карланта уже сделала столько комплиментов их нарядам и вкусам, что в какой-то момент расстроилась, не видя на лицах большого удовольствия.

«Наверное, им делают такие комплименты каждый день, — решила она, — и я не сказала ничего нового, а только утомила их своим восторгом. А что думают они, глядя на меня?» Карланта вдруг поняла, что так и не услышала комплиментов ни своему платью, ни умениям своего народа. Слушательницы только улыбались и что-то говорили друг другу на торпийском. Впервые задумалась она об истинных причинах их смеха и улыбок и стала чаще заглядывать дамам в глаза, но только почувствовала себя хуже — все они были как минимум на полголовы выше и, непривыкшая смотреть на всех снизу вверх, Карланта ощущала себя маленьким ребенком. О том, что по меркам двора она была слишком юна и не заслуживала большого уважения, в пылу обиды она уже не помнила, хотя Кэларьян пытался объяснить перед ужином, какое положение занимают в обществе пятнадцатилетние девицы.

Подавленная, Карланта пыталась найти повод, чтобы закончить беседу, но ей не пришлось долго ждать — один из стариков, клевавший носом в кресле, окончательно уснул и захрапел, вынудив герцога объявить о конце приема. Карланта была несказанно рада и, вцепившись в локоть Кэларьяна, принимала бесконечные слова прощания уже в каком-то тумане.

Когда дворец выплеснул пеструю толпу на улицу, она вздохнула полной грудью и, глядя на облачко пара, поднявшееся в воздух, потерла нос шерстяным рукавом. Свежий морозный воздух немного мигом взбодрил ее. Совершив последние поклоны и рукопожатия, они с Кэларьяном вышли за ограду и медленным шагом направились в сторону дома.

Старик наблюдал за своей подопечной с мягкой улыбкой:

— Ну что, девочка, пришелся тебе по вкусу торжественный прием?

— Да, — ответила Карланта, слишком быстро и слишком натянуто, что не ускользнуло от его внимания.

— Трудно было? Не переживай, никому это не дается легко. Разумеется, кроме тех, кто больше ничем не занимается, — он, конечно, хотел ее рассмешить, но Карланте было не смешно. Тогда он сделал еще одну попытку: — Ты еще не видела бал, тогда все это показалось бы мелочью по сравнению с танцами на четыре пары…

Вовремя заметив, с какой тоской посмотрела на него Карланта, старик замахал руками, заставляя себя молчать:

— Прости, прости, я говорю глупости. Нам обоим нужно немного прийти в себя.

Некоторое время они шли молча.

— Я там никому не понравилась. Они смеялись надо мной, — сказала, наконец, Карланта, неловко ковыряя серебряный завиток на поясной накладке.

— Ну-ну, — похлопал ее по руке Кэларьян, — все эти люди просто не очень хорошо понимают тех, кто на них не похож. Я тоже чувствовал себя не в своей тарелке. Но мне почудилось, что ты довольно мило беседовала с некоторыми леди. О чем вы говорили?

— О разном. Дедушка, я разговариваю совсем не так, как они, поэтому на меня странно смотрят.

Кэларьян молча развел руками, не зная, что сказать.

— Ведь ни одна из дам не сшила свое платье сама; они и не пробовали выделывать мех, а смотрят так, будто сделали бы это лучше меня.

— Я уверен, что они никогда не сделали бы это лучше тебя, — улыбнулся Кэларьян.

— Да нет же, я не хочу быть лучше, я хочу быть как они, — Карланта заглянула ему в глаза. — Чем я хуже?

— Ничем! В том-то и дело!

— Ты не понимаешь, — горестно проговорила Карланта, рука ее перестала сжимать его локоть и равнодушно повисла, а взгляд уперся в землю под ногами. На все обещания Кэларьяна помочь ей с этикетом, нарядами и поведением она отвечала мычанием или ничего не значащими «хорошо» и «наверное».

Так они дошли до дома, где заспанный слуга впустил их в темный холл. Обитатели дома уже давно отошли ко сну, стояла глубокая ночь. Пожелав друг другу добрых снов, старик и девушка разошлись по комнатам.

Войдя к себе, Карланта присела на кровать и посмотрела на отражение в окне, подсвеченное огнем в камине. Она увидела себя очень красивой, гораздо красивее, чем была когда-либо в жизни, а потому особенно остро ощутила несправедливое отношение на приеме.

«Ну, почему, почему все так получилось, — бормотала она, расстегивая пуговки на накидке и стаскивая ее через голову. Забрызганный мокрым снегом подол неприятно прошелся по голой шее. — Брр! В следующий раз надо вести себя иначе!»

Она расстегнула рукава платья и пуговицы на груди, не зная, что делать дальше. Платье было очень тесным в талии, Карланта потянула его наверх, и оно тут же застряло на груди, а прическа зацепилась за пуговицы. Проймы рукавов были настолько узкими, что она никак не могла опустить руки.

Наклонившись, она решила стряхнуть с себя платье или выползти из него задом наперед, но многометровый подол окутал тело плотным коконом, мешая двигаться. Разгоряченная борьбой, Карланта резко выпрямилась и, зажав подол коленями, кое-как стянула платье обратно на талию.

Обиженная на все вокруг, чувствуя, как в горле предательски встает горький комок, она в сердцах пнула лежавший на полу расшитый кошелек и прошла к подоконнику, где стоял кувшин с водой. Уже выпивая третий стакан, она все же вспомнила, каким образом одевалась и попробовала сначала вытащить руки из рукавов, давая платью висеть, словно юбка, потом скатала спереди подол, и уже после этого сняла тяжелый рулон через голову, как снимала, не расстегивая, пояс с птичьими тушками. Длинная бельевая рубашка прилипла к взмокшей спине и приятно холодила кожу. Маленькая победа на миг обрадовала, но еще оставались прилизанные яичным белком волосы, которые после целого дня под горячими свечами намертво склеились.