— Не уверен, что король посчитает уместным мое пение… — музыкант был смущен, — знаешь, я теперь боюсь играть, когда он рядом.

— Брось, — улыбнулась Симель, закупоривая бутылочку, содержимое которой имело густой приторный запах, — сейчас он не один, здесь полно гостей.

— Не в этом дело. Теперь я… как будто понимаю, что творится у него в душе, и… — Эймар беспомощно взмахнул руками, — ну, ты знаешь.

— Знаю, — выпрямилась Симель. — Но вряд ли кто-то из нас действительно понимает, что творится у него в душе. Так что прекрати бояться! — она подняла глаза к небу и пошла обратно к столу, хотя менестрель был абсолютно прав в своих чувствах. Король выпил отвар и признал, что его крепость согнала еще десяток лет. Когда Симель вернулась на свое место, Эймара там уже не было — он вышел на середину зала и приветствовал слушателей.

Прошел совет, прошли все приготовления к отправке первых воинских частей, и в Плагарде воцарился суетливый беспорядок: на улицах толпились люди, каждый столб опутывали цветные гирлянды, а площадь напоминала летнюю ярмарку. Плагардские латники, королевские гвардейцы и те лорды, что держали военный совет с королем, должны были торжественно проехать через город, отправляясь в карающий поход на Берению.

Симель стояла у бойницы в южной дозорной башне. Внизу собрался весь город, на стенах толпились люди — они кричали, поднимали вверх руки и размахивали маленькими флажками. Дети стремились забраться повыше, стражники только и успевали снимать их с зубцов и возвращать матерям.

Стараясь не поддаваться всеобщему хаосу, тесными группками передвигались священники, благодушно перенося все тычки и удары, неизбежные в такой толчее, и не забывая благословлять окружающих. Симель улыбнулась. Трудно представить, что сказал бы отец Бреттани, окажись он сейчас на стене. Первосвященник Плагарда и Хаубера, второй по святости человек после Верховного Отца Церкви, был слишком нетерпим к праздности и увеселению, но, к счастью, он находился во внутреннем дворе, где король обращался к рыцарям с последним напутствием.

Вилиам вышел на ступени перед входом в замок, чтобы должным образом проводить войска. Он вновь был облачен в просторную мантию с золотой оторочкой, седую голову венчала корона. С дозорной башни не было слышно, что он говорит, но Симель могла поспорить — эти слова были не о предстоящих сражениях, а о мире, который наступит после. Кони стояли не шелохнувшись, рыцари слушали короля, приложив к сердцу правую руку, и в своих ярких цветных накидках были похожи на бабочек, каким-то чудом заблудившихся в снегу.

Сама того не замечая, Симель отстукивала по камню узкого проема какой-то выдуманный ритм, и все никак не могла устроиться достаточно удобно, чтобы не переступать с ноги на ногу. Виной тому было чувство, что она куда-то опоздала, а здесь только пряталась до той поры, пока ее не нашли. Приходилось напоминать себе, что она остается в замке, а не стоит там, внизу, конная и с оружием, по высочайшему указанию короля, и это приносило кратковременное облегчение.

Радость, конечно, была малодушной, извиняло только то, что пугало Симель не исполнение боевой присяги. Когда пришло известие о войне, призраки Марскелла немым укором встали у нее за спиной, но время возвращаться ещё не пришло — она так мало пожила по-своему. Она вообще не успела разобраться, что это на самом деле значит. Вне долины все смотрели на нее так, будто она находится не на своём месте, даже король, любивший ее, но осуждавший ложь. А что начнется, выйди она в поле в доспехах и при мече?

И среди слуг не своя, и среди лордов. Только в городе это неуютное чувство слегка притуплялось, но, как понимала сейчас Симель, лишь оттого, что ни на какое место она тогда не претендовала, а жила никем и не делала ничего. Оглянуться в конце жизни и сказать о себе такое было бы, пожалуй, страшнее позора. Сейчас она занималась тем, о чем никогда не будет жалеть. В долине — тоже.

С чего тогда жаловаться?

Симель распрямила спину и улыбнулась.

Если королю понадобится помощь Благодатной, разумно будет призвать только Хави — барона с большей свитой, чем у марскеллцев. А она могла бы держать гарнизон и привычно охранять долину, как пёс с родового герба. И носа не показывать в центральных землях. Марскеллцам не пришлось бы отправляться на север вместе с Бержем, разве что… Разве что Ирису. Хави не заслужил такого щедрого одолжения, но всё-таки она сама вложила бы ему поводья в руки.

Ворон был братом-близнецом Ириса, но уже четвёртый год ходил под чужим седлом. Кони были загляденье, на зависть любому лорду, с такими не грех было заявиться и на настоящий турнир, но какой демон толкнул Хави это сделать! Проиграть товарища куда хуже, чем потерять в бою. Симель до сих пор не отпускала злость на глупость друга. А ведь она говорила!

Дни Фрейцера тогда уже миновали, разъезды стали обычными прогулками, в долине воцарилось тишина. Все, чего они достигли в своих умениях, как будто бы застыло, ожидая нового вызова. Но ведь ждать было нечего, разбой если творился, то на центральных трактах, вдали от их тихой земли, а всяким отщепенцам хватило молвы о расправе над Фрейцером, чтобы не соваться в долину.

Но что-то внутри продолжало ждать, они оба это чувствовали. За три года нервы так привыкли к напряжению, что не могли расслабиться. Казалось, они тратят своё время на что-то незначимое.

Ирис и Ворон щипали траву после гонки. Луга уже покрылись сочным цветом, земля нагрелась, как сковорода, и пахла сладко и влажно. Солнце нещадно пекло чёрный марскеллский акетон, отдых разморил тело, но не разум.

— Ты думала о том, как выйдешь из долины? — Хави щурился от солнца и на нее не глядел, но Симель показалось, что он что-то знает. Догадывается.

— Нет. Зачем? — Она жевала травинку, подложив руки под голову.

— Когда-нибудь все равно придется. Принести королю клятву верности за Марскелл после лорда Грегора.

— Тьфу. До этого еще далеко. Других поводов не вижу.

— А вот я хочу на турнир. — Хави повернулся на бок и подпер голову кулаком — ни дать ни взять пастушок на выгоне.

— Турнир? — Симель даже рассмеялась. Хави это, конечно, задело.

— Что? Скажешь, я недостаточно меток? Я сбиваю все мишени. А кто-то нет.

Симель покачала в воздухе носком ботинка. Золотая шпора ловила солнечные блики.

— Кто-то вылетает из седла. Куда чаще, чем нужно.

Молчаливое сопение показало, что ответить здесь нечего, и Симель взглянула на друга.

— Горданийский городской турнир подойдет. Ты говорил, там как раз собираются деревенщины вроде нас.

— Пф. Единожды там появившись, не посмеешь предстать перед реальными бойцами. Граф Гинар уж точно не примет.

— Гинар из Ронуаза? Который ставит на победу и коня, и меч? — Симель даже повернулась, выплюнув травинку. — С ума сошел?

— Можно пройти только один круг. Это не больше пяти сшибок.

— Пять! А если ты потеряешь Ворона?

Хави молчал.

— Ворона, который обошелся в годовой доход? Да что ты отцу скажешь?

Симель представила, что проиграла Ириса и говорит об этом Грегору. Мурашки побежали вдоль спины. Впрочем, он мог ответить, что у юношей горячая кровь и что он понимает сына. Но Берж был более строг.

— Хави, подумай триста раз, прежде чем так шутить.

— Да я постоянно об этом думаю. Мы варимся в своём котле, а в мире происходят вещи, о которых мы читаем только в книгах. Так, как будто это сказки, легенды о небывалом, но все это существует там, за горами. Неужели тебе не интересно?

Симели, конечно, было интересно.

— Нет, — ответила она безразлично. — И уж тем более не интересно, насколько столичные рыцари ловчей тебя.

— А может, ненамного.

Симель посмотрела на него — глаза горят, руки чешутся помириться силой с кем-то, кого он ещё не изучил вдоль и поперёк, как ее. Она молчала.

— Если не попробую, то не узнаю. — Он снова завалился на спину, вытянутой рукой закрывая солнце.

Это уж точно, ничего не узнать без пробы. Главное не узнать такого, без чего жилось бы намного лучше. Симель вытянула из зеленого ковра под головой новую травинку и прикусила, наслаждаясь первым мигом сладости.