— Годрик, герцог Беренский, осмелился требовать суверенитета для своих земель и наследуемый королевский титул. Он пытался взять меня в плен и до последнего отказывался от мирных предложений. От вашего имени я объявил ему войну.

В комнате повисла тишина. Вилиам не отвечал и несколько поистине гнетущих мгновений ничего не происходило. Симель не видела в его глазах ни удивления, ни страха, но теплилось в глубине их нечто, что было много хуже боязни.

Подняв руку, Вилиам молча указал ей на кресло и на пол рядом с графом. Симель подвинула кресло к постели, но эмиссар не шевельнулся, даже когда король кивнул ему на сиденье.

— Я допускал, что все так обернется, — сказал Вилиам, но привычная мягкость ему не удалась.

— Ваше величество, — заговорил граф, — я не оправдал ваших надежд. Вы вправе…

Вилиам нахмурился и резко раскрыл ладони:

— Повремени с этим. Расскажи мне, что произошло. И, Единый бог, поднимись, наконец, с колен!

Симель убавила пламя под котелком, и, когда валлениец встал, подошла к нему, не забывая кланяться, как простая прислуга. Граф Фронадан стянул перчатки, негнущимися пальцами расстегнул у горла золотую застежку и отдал Симели свой плащ. Тяжелая мерзлая ткань вся покрылась ледяной коркой, и она повесила плащ на решетку камина, поближе к огню. Эмиссар сел в кресло и снова на нее покосился.

— Ну же! — король не видел повода для молчания. За окном мелькнула быстрая тень, и он устремил взгляд на птицу, примостившуюся на карнизе.

— Ровно двенадцать дней назад Годрик прервал свое уединение, — начал граф. — Он пришел ко мне ночью и в болезненном припадке сообщил, что собирается короноваться как единоличный правитель беренских земель.

— «Собирается», — повторил Вилиам. — Это его слова?

— Да, сир.

Король молча кивнул, продолжая смотреть в окно.

— Герцог был невменяем. Он понимал, что требует невозможного. Получив отказ, он сбежал, а на меня напали два десятка его солдат. По счастливой случайности мои люди успели прийти на помощь.

— Чего он ждал?

— Я не смог это узнать, ваше величество, — ответил эмиссар. Симель чувствовала, что он принимает раздражение короля на свой счет, но была уверена, что в действительности это не так.

— Когда следующим утром я отправился обратно, то вызвал герцога на поединок, чтобы решить проблему силой. Но он успел бежать. После этого я покинул Берению, отдав необходимые распоряжения по гарнизонам.

Вилиам кивнул, склоняя голову набок, как если бы к чему-то прислушивался. Ничего не говоря и не глядя на графа, он развернул небольшой свиток с последним беренским докладом и погрузился в чтение.

Эмиссар замолчал, хмуро глядя в пол. Несколько раз он поднимал голову, собираясь что-то сказать, но так и не решился прервать тишину. Король взглянул на него, на миг отвлекшись от пергамента:

— Прекрати. Ты виноват во всем этом не больше, чем я сам.

В комнате снова повисло молчание, нарушаемое лишь тихим стуком — замерзшая птаха попробовала клювом стекло. Вино начало подкипать и Симель захлопотала над кубками.

Она знала, как тяжело дался королю разговор с Лотпрандом об отправке войск под видом поискового отряда. И хотя принц не выразил ни тени сомнения в том, что нужно слегка нажать на беренцев, самого короля терзали сомнения. Он откладывал дату отъезда, все не решаясь на этот шаг — после Объединительной войны Корона ни разу не выступала против своих подданных.

Сегодня в нем что-то переломилось, и потухший взгляд изрядно напугал Симель. Она горько сглотнула и подошла к постели Вилиама, протягивая поднос с вином. Король взял кубок и сердито свел брови — похоже, он угадал ее мысли. Смущенная своей жалостью, Симель отступила на шаг и склонилась перед эмиссаром. Тот сомкнул руку на кубке, но не поднял его. Поднос отяжелел, и Симель встретилась с графом взглядом. Темные глаза внимательно смотрели на нее с обветренного лица, в них читалось подозрение. Он не понимал, кто она и почему не отослана прочь на время разговора. Изобразив очередной поклон, Симель опустила поднос и отошла, а валлениец сжал кубок, разглядывая на металле стенок красные блики.

— Прошу тебя, — сказал Вилиам, указывая на вино, — подкрепи силы.

Его слова прервал неприятный скрип — птица сорвалась с карниза и, мазнув крылом по стеклу, тяжело полетела к Северной башне. Проследив за ней, Вилиам снова взял бумаги и свернул их тугой трубкой. Казалось, он разрешил для себя некий важный вопрос.

— Итак, сегодня же состоится военный совет. Я хочу, чтобы ты во всех подробностях рассказал о событиях при дворе Годрика Беренского и ответил на некоторые вопросы. Так что сейчас можешь быть свободен.

Если граф и хотел сказать что-то еще, то было уже поздно. Одним глотком он проглотил вино и встал.

— Прежде, чем ты уйдешь, — продолжил Вилиам, — я хочу поблагодарить тебя за помощь, оказанную Короне.

Эмиссар приложил к сердцу правую руку:

— Служу вашему величеству.

Король жестом отпустил его и повернулся к Симели:

— Посмотри, открыты ли гостевые покои. Если нет, пошли за ключником. Затем позаботься, чтобы все знали — сегодня я спущусь в Тронный зал. Это все, — он отвернулся, показывая, что аудиенция завершена.

Поставив на лекарский стол свой кубок, граф направился к выходу. Симель сняла с решетки у камина плащ и, подав его эмиссару, первой выскользнула за дверь. Почувствовав идущий от ткани жар, валлениец коротко кивнул:

— Благодарю.

Симель присела на ходу в неком подобии реверанса. Она была рада хоть чем-то помочь этому усталому человеку, но еще больше удивлена тем, что он нашел в себе силы благодарить служанку.

Наконец, проводив графа и убедившись, что комнаты уже готовят, Симель пошла в обход гостевых этажей. Благородные лорды в столь ранний час еще видели сны, и только герцог Гронард оказался на ногах. Услышав, что приехал граф Фронадан, он тут же попросил отвести его к нему, и, когда со всеми делами было покончено, Симель вернулась наверх.

Вилиам сидел, постукивая свернутым пергаментом по ладони. В комнате все еще витал холодный зимний аромат: пахло свежим снегом и льдом, морозом, солнцем, лошадьми. В окна просочился свет нового дня, но теперь он уже не казался таким ярким, как утром.

— Ваше величество? — Симель остановилась у окна. Король поднял на нее взгляд и некоторое время они молча смотрели друг на друга.

— Признаюсь, в первое мгновение я поддался малодушному страху за собственный покой. Но в следующий раз оставь свою жалось при себе, — Вилиам говорил спокойно, но щеки Симели залила горячая краска — она чувствовала, что позволила себе слишком многое. Король принял это как извинение и продолжил:

— Ни один правитель не может ждать покорности в ответ на милосердие. Они хотят войны — они ее получат. Это дело я знаю в совершенстве. — Трубка пергамента выстукивала частый ритм по ладони. — А Адемар одержит собственную победу над севером. И я позволю ему самому решить судьбу Берении: изъятие земель, дань, гарнизоны, — все, что сочтет нужным.

— Вы отзовете его из Гудама? — Не удержалась Симель, прервав свое виноватое молчание. Дорога из монастыря на юг проходила по восточным провинциям Берении, и теперь это был опасный путь.

— Нет. Когда войска продвинутся вглубь герцогства, он присоединится к ним для финального удара по Венброгу. Этого вполне достаточно. — Вилиам отвернулся, но Симель кашлянула, вновь привлекая его внимание.

Король нахмурился, но через миг лицо его озарилось пониманием.

— Марскелл, — сказал он, кивая. — Что ж, твои три рыцаря дело не изменят…

Симель уже была готова поправить его, потому что внуку сира Ледвига исполнялось шестнадцать, и его можно было посвятить перед боем, но осеклась. За этим следовало сказать, что лорд Грегор не сможет выступить в поход. Она промолчала. Три рыцаря: сир Ледвиг, безусый юнец и она, — вот и весь цвет Марскелла.

— Сколько латников? — спросил король.

— Две дюжины.

Вилиам пожевал губами.