Дрейгельд был среди них самым шумным — легкий, верткий, всегда готовый помогать, пировать и сражаться. Светловолосый Стерлис легко сошел бы у беренцев за своего. Не жалея сил рассказывал он истории и пел, когда бы ни попросили, но душа его для других оставалась закрытой.
Фартегард, самый внимательный и учтивый, поражал местных иссиня-черной шевелюрой и был простоват на лицо, как горожанин, а не дворянин. Миловидный Эван был самым тихим, но принимал столь искреннее участие в окружающих, что каждая девица Берении считала это личной симпатией и не могла поделить его с подругами.
Когда каждый выговорился, Фронадан искренне поблагодарил их, а рыцари сочли, что, не заметив, добыли какие-то полезные сведения. На самом же деле, их благодарили за то, какие они есть — сам Фронадан к двадцати уже не был так прост и наивен. Неудивительно, конечно, для сына графа Аделарда. Пожалуй, на его месте любой из этих валленийцев думал бы о деле вперёд турниров и миндальных лебедей, но, к счастью, все они были на свои местах. Так что молодых ждали теперь сладкие сны, а Фронадана дела — несколько новых абзацев к докладу королю, чтобы отправить гонца уже через день или два. Он нехотя поднялся с кресла.
— Вы хорошо потрудились, теперь, прошу, отдыхайте. Завтра мы продолжим наши танцы с беренцами, и я жду от вас блестящих пируэтов.
Рыцари, довольные, откланялись, взяли зажжённые свечи и отправились на нижний этаж в отведённую им кордегардию — одну на всех четверых. Размещение вышло неподобающим для королевского посольства, но в Венброге не осталось свободного угла, который не отделали бы под комнаты дворянства, хотя раньше это могло быть помещение для слуг. Слуги же и вовсе переехали на склады и в чуланы. Что делать, эта скромная земля нечасто принимала высоких гостей, а Фронадан был не обидчив. В Валлении он потеснил бы собственных баронов ради большего внимания гостям, но беренцы не постеснялись показать обиду. Не лучший способ получить от других то, что хочешь, однако, они не прогадали и своего добились, пусть даже Фронадан и сообщал королю обо всем, что расходилось с образом добрых подданных. Даже среди баллад он так и не услышал «Король и Солнце», а уж ее-то исполняли на любом официальном приёме, даже в герцогствах, воевавших против объединения. Война была делом прошлого, а нынешние владельцы земель разделяли взгляды Вилиама на централизованную власть. По крайней мере, они должны были так себя подавать, если были умны. Последнее к Годрику, конечно, не относилось, но Бериг — Бериг был не глуп, и знал, что делал.
Фронадан пошевелил кочергой поленья в камине, чтобы жар огня окутал его целиком, и понял, что решительно не хочет больше двигаться. Он прикрыл глаза и позволил себе пару мгновений просто наслаждаться одиночеством.
Если бы он представлял здесь Адемара, разговор мог быть другим. Наследник был не менее великодушен, чем король, но перемену в отношении судил строго. Большое начинается с малого: неповиновение — с лености, бунт — с пренебрежения. С этим сложно было спорить, однако, не Адемар построил королевство, уже давно не знавшее междоусобной войны. Уступка там, где ответственен, не ослабит короля. Лугана не нашли, денег тоже — ни шенка в сундуках казначейства. Капитан Белард рыл носом землю, гарнизоны раскинули сеть соглядатаев по всей Берении, но единственное, что им удалось обнаружить — два тела сборщиков в болоте на самой окраине. Что это: крупная игра наместника, делёж добычи или случайность?
За окном царила непроглядная ночная тьма, луна скрылась за облаками, а маленьких, северных звезд совсем не было видно. Приближалась полночь, пора закончить сегодняшний доклад, а потом поспать часов шесть и снова браться за наблюдения, встречи и беседы.
Фронадан пересел к столу, заваленному пергаментом и книгами.
Если быть честным, лучшей реакцией на весь этот беспорядок было бы размещение в герцогстве еще пары гарнизонов — для собственного блага беренцев — но Вилиам отказался от этого, чтобы не накалять обстановку. Берения оставалась самой свободной от контроля провинцией, и Фронадана это тревожило. Тагар и Ларез — примеры неудачной свободы, Вилиам дважды вернулся туда с войсками после объединения королевства. Да и какие земли не бунтовали, оставленные поначалу без охраны? Разве что Галас — потому что гарнизоны защищали их от хальтов. Нет, была еще Благодатная долина — отец всегда считал это место одной из самых верных провинций. Действительно, даже ни одна дипломатическая миссия не касалась Марскелла и Берждома с тех пор, как Фронадан стал ездить с посольствами.
Ну вот, он отвлекся и снова вспомнил об отце. Мысли скакали с одного на другое, как дикие олени. Граф Аделард умер девять лет назад и был одним из тех лордов, что всюду следовали за Вилиамом Светлым. Мир, который они установили, нужно было сохранить.
Фронадан разгладил пергамент и выудил из завала свитков чернильницу. К огромному разочарованию, она была пуста, а под свитками растеклось черное пятно. Так и пролежала весь день, а ведь он сам не разрешил Леви трогать бумаги.
Граф вздохнул и взял с сундука колокольчик. Мысли набирали ход и, казалось, если не выложить их на пергамент, можно упустить что-то важное. Он вышел в коридор и позвонил. За углом тут же хлопнула дверь и примчался знакомый мальчишка. Он остановился и по-солдатски вытянулся, запрокидывая голову, чтобы смотреть Фронадану в лицо.
— Сенар, послушай, время уже позднее, но не мог бы ты раздобыть чернил и слегка сполоснуть эту склянку?
— Мигом, сир! — Мальчик сжал бутылку обеими руками и побежал к лестнице.
Шустрый малый. Пора взять кого-нибудь помоложе в пару к Леви. Фронадан неспешно прошелся из угла в угол, представляя, что скажет на это старый камердинер. Луну, выглянувшую после метели, снова заволокли тучи, и в комнате стало темнее, только теплый свет камина играл бликами на стеклышках в сетке оконной рамы. Тишина окутала замок, но именно в такое время работалось лучше всего.
Громкий стук внезапно прервал тишину. Капитан Белард был у него вчера, но кто это мог быть, если не он? Фронадан подошел к двери.
— Да? — спросил он, прислушиваясь.
— Э-э-э, граф… простите за поздний визит… — Нерешительный голос Годрика звучал совсем тихо.
— Сейчас-сейчас, — Фронадан подскочил к сундуку, где лежал меч, положил его на стол и только после этого открыл дверь.
Лицо Годрика выдавало страх, но Фронадан не сразу это заметил, оглядывая гостя, — из-под камзола герцога выглядывала кольчуга, на поясе висели меч и кинжал. Граф поздравил себя с предосторожностью: сложно представить более нелепый наряд для ночных прогулок. Он немного подвинулся, делая приглашающий жест. Годрик вошел и остановился посреди комнаты. Фронадан выглянул в коридор — тот был пуст — запер дверь и встал у стола рядом с мечом.
— Лес держит нас, будто в ладонях, — герцог поднял чуть дрожащие руки, сжимая в воздухе что-то невидимое.
— Что? — Фронадан подумал, что ослышался.
— Я должен поговорить с вами начистоту… — Годрик запнулся, словно что-то сдавило ему горло.
Чувствуя, сколь многое зависит от этого разговора, Фронадан слушал молча. Он уже сделал все, что мог, и Годрику никогда не выхватить свой меч быстрее, чем он поднимет свой.
— Я… Я требую полной независимости. — Глаза герцога расширились.
Фронадан чуть не рассмеялся. Происходящее было нереально, как сон.
— Послушайте, герцог, вы мне нравитесь и я хочу помочь. Вас используют. Чья это игра? Просто скажите мне все, как есть. Я примирю вас с королем.
— Это моя игра, — в этих словах звучала уязвленная гордость. — Я коронуюсь, как единоличный правитель своих земель.
— Нет. Этого не будет. Никогда.
Герцог отступил на шаг.
— Будет!
— Послушайте, герцог, — Фронадан перешел в наступление, ситуация летела ко всем проклятым, — сила войск короля слишком велика для вас. Вы не понимаете. Полная торговая блокада…
Ощущение, что прямо у него в руках ломается хрупкий сосуд, заключавший в себе мир королевства, росло с каждым мгновением. Годрик пятился и мотал головой, как оглушенный.