Адемар поклонился Кэларьяну:
— Спасибо, Магистр. Великолепная игра. Вы можете идти, я пришлю вам горячего вина и закусок.
Он был истинным сыном своего отца.
— Выше! Крепи! — возглас Ирбега вывел старика из воспоминаний. Глорпы чинили полог, но сломанная жердь едва доставала до балки. Карланта поднажала и зацепила ее конец за крюк.
— Фу-у-у, — она отерла пот со лба и оглядела комнату. Следов погрома почти не осталось. Ездовых заперли, скамью вернули в дом, пол вымели. Так что, когда за дверью послышались скрипучие шаги и в дом вошла хозяйка, она не заметила ничего необычного, кроме примерного выражения на лицах детей.
— Мир тебе, Старейший, — поклонилась она, подозрительно оглядывая мальчиков.
— Мир и тебе, Гнара. Раздели со мной пищу.
Если кто в деревне и не любил Кэларьяна пуще других, то это была мать Карланты. Старик не принес ей ничего, кроме забот и волнений — помутил разум мужа, увел дочь с прямой дороги. Но без приглашения рядом со Старейшим она не садилась — обычаи племени держали ее не хуже, чем держит придворных дворцовый этикет.
Камни на огне уже давно раскалились, Карланта подала взрослым чашки и позвала братьев. Глорпы уселись вокруг стола, и Кэларьян не мог сдержать улыбки. Посмотрите на них — самые благопристойные в мире дети, настоящие принцы.
Обед в маленьком доме прошел за чинной беседой, сделавшей бы честь любому королевскому приему.
День угас и над селением воцарилась тишина, но Кэларьян спал беспокойно, вздрагивая и ворочаясь с боку на бок, как в самые ненастные ночи. Воспоминания разбередили душу, перед внутренним взором мелькали лица друзей, любимых, коллег и учеников. Если бы только увидеть их. Одним глазком. За то время, что он здесь прятался, Кэларьян всего пару раз дотянулся до юга через Светлый мир и лишь едва-едва коснулся сознания дорогих людей, пытаясь уловить их мысли. Легкое воздействие не могло его выдать, но и редко приносило удачу. Может, сегодня он увидит сон кого-нибудь из тех, кто еще был жив: Гансварда, задремавшего над книгой в Торпе, или принца Адемара, ночующего в лагере у границы. Всего только взгляд — один взгляд на их сны — большего и не надо. На настоящую беседу через сон Кэларьян не рассчитывал и владеющих этим искусством предпочел бы больше никогда не видеть.
Сосредоточившись, Кэларьян набрал воздуха и нырнул в светящийся поток. Тело привычно качнуло, подбросило, словно он падал в глубокую воду, и тут же отпустило. Сознание его еще было здесь, в селении, и он сразу увидел глорпских Старейших — их уверенный свет исходил от идеально круглых шаров. Карланта — лучистый комочек — ярко пульсировала, объятая впечатлениями и мечтами. Остальные светились небольшими точками, ни о чем не думая, ничем не горя. Поселок спал, и Кэларьян обратил свои чувства к югу, следуя за течением света. Вокруг стали проявляться образы большого города, каменные дома, чьи-то силуэты. С такого расстояния, да еще в замедляющем холоде Глорпаса, невозможно сразу выйти на нужный след, и поток ведет по широкому руслу, общему для всех, с кем ты был связан. Ещё немного, и получится отделить ниточки, ведущие к Гансварду, приблизиться к нему, мягко пройти рядом и поскорее вернуться назад. Радость короткой встречи позволит протянуть ещё года три без тоски по прошлому и попыток с кем-то увидеться.
— Он здесь!
Возглас, хриплый от возбуждения, заставил сердце пропустить удар. Впереди возникла объятая светом фигура, шаря в воздухе руками. Эти наглые щенки до сих пор его ищут!
Бежать было опасно — слишком просто выследить, где проснется беглец. Кэларьян замер, готовясь дать отпор, когда вдруг понял, что мужчина его не видит. Светящийся силуэт прошел мимо, продолжая обшаривать воздух. «Болван!» Первый испуг прошел и Кэларьян позволил себе немного расслабиться. Лицо незадачливого мага было ему незнакомо, в Светлом мире даже лица родных являются будто сквозь рябь на воде, а этого человека он не мог узнать, как бы ни старался. Может, это кто-то из троих, с кем Кэларьян так и не познакомился еще в годы дружбы с Ригелли? Или посвященных стало больше? Это совсем не радовало.
Мужчина развернулся и пошел обратно, силясь отыскать свою добычу. Кэларьян закрылся, пряча глаза. Пока его не увидели, можно тихо уйти. Нечего и рассчитывать на встречу с Гансвардом, он должен проснуться и затаиться, как мышь, а снова попробовать через год или два. Не могли же они стеречь его каждый день? Все это время!
Что ж, он ждал много лет, подождет и еще.
Но не успел Кэларьян скользнуть прочь, как вдруг громко зазвучали голоса, появились новые силуэты — их было трое, нет, пятеро! — они озирались по сторонам, заполнив все вокруг ослепительным светом.
— Где он?!
Кэларьян съежился, торопливо окутывая себя сетью из золотых нитей, и закрыл глаза обеими руками. Жест, ничего не значащий в Светлом мире — руки здесь ничто иное, как иллюзия. Но Кэларьян ещё не встречал никого, кто не вел бы себя здесь, как обычный человек, особенно, когда грозила опасность.
— Найдите его! — голос исходил от самой яркой фигуры. Этот человек был сильнее других и его имя многое бы объяснило, но Кэларьян больше не пытался разглядеть лица посвященных — так они могли заметить его глаза. — Великий Магистр не явится, мы сделаем это сами!
«Великий Магистр», — с издевкой повторил про себя Кэларьян. Они все еще играют в эти игры и раздают себе звания. Старики, уже шагнувшие одной ногой в небытие — а всё гонятся за властью.
Яркие силуэты сходились в одну точку, подбираясь к Кэларьяну. Тот, что был главным, остановился прямо перед ним, носки его туфель касались меховых сапог старика. «Всего лишь иллюзия», — прошептал себе Кэларьян, холодея от страха. Он отвык от Светлого мира, отвык от языка формул и лихорадочно перебрал в уме несколько фраз, боясь наткнуться на пробел в ослабевшей памяти. Посвященные взяли его в кольцо, стало трудно дышать. Они намертво перекрыли широкую жилу потока, так, что Кэларьян уже не мог скользить дальше. Он глубоко вдохнул, очистил разум от посторонних мыслей и забормотал формулу. Он ничего не забыл. Он помнил каждую проклятую букву, несмотря на то, что давно запретил себе даже думать об Искусстве.
Поднимаясь вверх и отрываясь от потока, он ощутил удивление посвященных, до того момента уверенных, что он пойман. Они походили на зверей, способных лишь бродить по тропкам, зверей, потерявших след вспорхнувшей в воздух птицы. «Идиоты», — выругался про себя Кэларьян и окончательно проснулся. За окном поднялся ветер, но на тесной лежанке было тепло — воздух грела жировая лампа. Надо чем-то себя занять, больше он уже не заснет. Кэларьян развернулся к свету и втащил под полог оставленный перед входом фолиант.
Книга была холодной, как лед, но руки дрожали не поэтому. Посвященные нашли его и напали, не пытаясь договориться. Неужели за эти десять лет все они потеряли достоинство? А может, там и не было никого, кто составлял когда-то «орден». Кэларьян открыл тяжелый том на странице, заложенной плоским маленьким ножом. Так даже лучше — обиды забыты, старики обрели покой, а за легендами охотятся юнцы в мечтах о славе.
Все молодые пьянеют от возможностей дара, Кэларьян знал это слишком хорошо. Он снял лампу с подвеса и поставил прямо на раскрытую книгу. Кем бы ни были эти посвященные, они очень сильны, а сила требует идти все дальше и дальше. Конечно, они ничего не знали о приемах сокрытия, ведь им не от кого было прятаться. И потому остались ни с чем. Но при следующей встрече улизнуть уже вряд ли получится, и тогда они смогут проследить за ним до самого Глорпаса. Кэларьян поморщился. Он знал, что это значит, но не хотел признаваться.
Следующей встречи не будет. Он больше никогда не коснется потока.
Но… как же Гансвард? Имя друга отозвалось глухой печалью. Единственный, ради кого стоило рисковать и использовать Искусство. Кто не стал врагом и не погиб. Что ж, они попрощались десять лет назад, и для Гансварда это было настоящей разлукой — без путешествий по Светлому миру и без встреч во снах. Если теперь Кэларьян «оставит свои штучки», как выражался Ганс, и никогда не увидит товарища, это будет, по крайней мере, честно.
