Правда заключалась в том, что, пока Кромвель намеренно распространял дезинформацию, Генрих распродавал земли, принадлежавшие аббатствам Соли и Каверем в Йоркшире⁴¹. Анна была возмущена подобным разграблением и попыталась отсрочить роспуск двух женских монастырей. «Своей милостью королева ходатайствовала обо мне перед Его Величеством королем и предложила Его Величеству две тысячи марок [свыше 1,3 миллиона фунтов в переводе на современные деньги], чтобы выкупить монастырь в Кэтсби,– написала Кромвелю через несколько недель после отстраненная настоятельница одного цистерцианского монастыря Джойс Бекли,– однако мы пока не получили однозначного ответа». После этого Анна попыталась спасти бенедиктинский женский монастырь в местечке Нан-Монктон в Йоркшире, однако он все равно попал под действие закона. Уильям Латимер рассказывает о том, как делегация аббатов и приоров, зная о том, что Анна выступает против роспуска монастырей, обратилась к ней за защитой. Находясь под впечатлением от результатов проверок монастырей, проведенных инспекторами Кромвеля, Анна сначала отчитала их за недостатки в работе, но намекнула, что может изменить свое мнение, если они подумают над тем, чтобы отдавать часть средств на поддержку «бедных студентов в университетах, на которых мы можем надеяться в деле сплочения церкви Христовой и нашей родной страны»⁴².

Скип в своей проповеди вспомнил ветхозаветную историю о царе Артаксерксе. Если бы не Анна, он вряд ли бы решился на это. Библейская история рассказывает о том, как главный министр царя, Аман, предложил взять на себя расходы в 10 000 талантов на истребление евреев. На это Артаксеркс, сняв с руки серебряный перстень и отдав его Аману, ответил, что министр может взять это серебро себе, ибо царя главным образом заботило неподчинение еврейского народа его законам[115]⁴³. Скип, однако, пересказал эту историю иначе, и в его версии Аман пообещал добыть 10 000 талантов в царскую казну. Кроме того, он слегка приукрасил историю, добавив в нее следующую деталь: как только Артаксеркс сказал Аману, что тот может взять деньги от еврейского погрома себе, Аман стал «проявлять по отношению к ним [евреям] еще большую жестокость, чем раньше, ибо хотел заполучить эти 10 000 талантов».

В таком переложении библейская история только подогревала уже распространявшиеся по стране слухи о том, что Кромвель и его аппаратчики рассматривали конфискацию имущества монастырей как возможность личного обогащения⁴⁴. «Однако,– продолжает Скип,– была одна добрая женщина, которую благородный царь Артаксеркс любил всем сердцем и доверял ей всецело, ибо знал, что она была ему истинным другом». Она дала ему иной совет, «открыв тем самым правду о невиновности того [еврейского] народа и о корыстных намерениях его советника Амана». Евреи были спасены, а Аман повешен⁴⁵.

Все присутствовавшие в Королевской капелле уловили аллюзию. В проповеди Скипа Артаксеркс символизировал Генриха, Аман – Кромвеля, а добрая женщина, имя которой Скип тактично не назвал, – супруга царя, Есфирь, под которой подразумевалась Анна. Оперируя понятными для всех аллегориями, Скип дал понять, что Анна хочет изменить сугубо прагматичное решение Генриха о роспуске монастырей, продиктованное исключительно целями обогащения. Аналогия с Есфирью не случайна: эту библейскую героиню в свое время выбрала королева Клод в качестве образца для подражания.

Воодушевив Скипа, который решился показать Генриха в роли сбившегося с пути правителя, введенного в заблуждение злым гением в лице Кромвеля, Анна навлекла на себя гнев супруга. В последний раз он испытывал подобные чувства во время лондонских событий, связанных с арестом Эмпсона и Дадли⁴⁶. Мотивы Анны вполне понятны: она намеренно хотела шокировать Генриха и напомнить ему о том, что когда-то он обещал доверять ей; обещал, что они будут в дальнейшем действовать как равноправные партнеры и что он согласен на то, чтобы она разделяла с ним власть и играла ведущую роль в делах реформирования образования и общественного благосостояния. Она не учла одного – его озабоченности собственной репутацией. Она не имела права унижать его перед всеми придворными. Своими действиями она ставила под удар его мужское самолюбие.

Анна по-прежнему сохраняла главенствующее положение при дворе, когда 15 апреля нарочный курьер доставил из Гаэты письмо для Шапюи с указаниями императора Карла. Шапюи пришлось просидеть всю ночь, разбирая многословный зашифрованный текст, пока ему не стало понятно его содержание. Ему поручалось провести переговоры о создании полноценного оборонительно-наступательного союза с Англией при условии, что Генрих уладит разногласия с папой римским и восстановит титул и законное право на престол своей дочери Марии. Будучи прагматиком по природе, Карл несколько смягчил формулировку, пообещав сделать все, что было в его силах, для примирения Генриха с папой. Задуманное можно было осуществить через посредников. Он понимал, что пока Анна находится рядом, восстановить Марию в правах практически невозможно, поэтому оставил возможность для маневра. Если Анна откажется от дружбы с Францией и примет новый союз, она сохранит корону. Сейчас, когда Екатерина была мертва, Карл не собирался настаивать на этом пункте. В случае, если она не согласится на предложенные условия, Шапюи было поручено следующее:

Вам не следует прекращать переговоры, но необходимо попытаться точно выяснить, чего именно она хочет (фр. ne faut pourtant enfin rompre la pratique, mais assentir du tout en tout ce aussi à quoi elle s’arrêtera); и после того, как Вы сделаете заявления, какие сочтете уместными, следует сказать ей, что передадите все на наше рассмотрение. Если же Вы посчитаете ее требования чрезмерными, можете обратиться за помощью к Кромвелю на предмет того, сможет ли и захочет ли он сделать то, что обещал⁴⁷.

Однако с точки зрения Кромвеля, если Генрих собирался сменить союзника, это означало, что Анна и ее брат, которые с самого начала продвигали идею англо-французского союза, должны уйти. Он знал, что Анна никогда не воспользуется преимуществами тех условий, которые предлагал Карл. Она может пойти на то, чтобы скрывать свои лефевристские пристрастия, как поступила Маргарита Ангулемская после разгоревшегося во Франции дела о листовках, но она никогда не согласится с идеей восстановить Марию в правах. Она будет бороться за свою дочь, Елизавету, так же как Екатерина боролась за свою. Кромвель все просчитал, и сейчас ему нужен был предлог, чтобы заставить Генриха действовать.

После прибытия гонца из Гаэты Генрих надеялся, что послы Франциска и Карла начнут осыпать его выгодными предложениями с целью завоевать его поддержку¹. В Пасхальное воскресенье, 16 апреля 1536 года, Шапюи попросил об аудиенции, но она была отложена до вторника. Антуан де Кастельно тоже запросил аудиенцию, и она была назначена на среду. В период праздников Генрих демонстративно вел себя как примерный семьянин, исправно исполняющий свои супружеские обязательства. Он снова обедал и спал с Анной и даже планировал взять ее с собою в Дувр, где он собирался инспектировать защитные сооружения, а затем в Кале, где он организовал оружейное производство. Болейны по-прежнему получали щедрые дары в виде земельных владений и договоров аренды. На протяжении Великого поста все официально разрешенные проповеди у креста Святого Павла[116] было доверено читать священникам, которым покровительствовала Анна. Возможно, Генрих размышлял о смене союзника, однако его нелегко было заставить решиться на это, особенно после унижений, которые ему пришлось терпеть по вине Карла².

Рано утром во вторник Шапюи приехал в Гринвич. Его приветствовал Джордж Болейн. Когда Генрих уже был готов проследовать по галерее в Королевскую часовню на мессу, прибыл Кромвель и предложил Шапюи сначала засвидетельствовать свое почтение Анне, объяснив это тем, что послу «лучше побеседовать с королем после обеда на досуге, после чего, как здесь принято, следует встретиться с членами совета и объяснить свою миссию» – так позже напишет сконфуженный Шапюи в письме Карлу. Оставаясь верным Екатерине (и чтобы подчеркнуть официальную позицию своего господина), Шапюи всегда старательно избегал Анну, не желая признавать ее законной супругой Генриха, и всегда упоминал о ней в третьем лице, называя ее «той дамой» или «конкубиной»[117]. Он вежливо отклонил предложение Кромвеля, однако при входе в Королевскую часовню, куда его сопровождал Джордж, он оказался у двери, к которой обычно спускалась Анна со своей скамьи для раздачи милостыни. Зная, что Шапюи там, она, проходя мимо, намеренно повернулась в его сторону, и послу пришлось поклониться ей, после чего она проследовала к месту рядом с Генрихом. Для нее это была победа, дававшая очередной повод для гордости, однако посол чувствовал себя униженным.