После мессы Генрих обедал с Анной, а Джорджу было велено сопроводить Шапюи в обеденной зале покоев Генриха на обед с главными советниками. Анна была сильно разочарована и встревожена этим, поскольку знала, что за ее спиной ведется напряженная дипломатическая игра. После обеда она решила продемонстрировать, что более не намерена поддерживать союз с Францией, и произнесла довольно двусмысленную фразу: «Королю Франции должно быть стыдно поступать так, как он поступил со своим дядей, герцогом Савойским, и готовиться к захвату Милана… Может показаться, что король Франции, устав от болезней, хочет с помощью войны сократить свои дни»3.
Шапюи удостоился аудиенции короля после обеда. Его провели в укромное место у эркерного окна в личных покоях Генриха, где он рассказал королю о преимуществах англо-габсбургского союза, после чего Генрих позвал Кромвеля, в присутствии которого Шапюи повторил сказанное. Затем Шапюи было предложено познакомиться и побеседовать с Эдвардом Сеймуром, братом Джейн, и, пока они были заняты беседой в другом углу зала, между Генрихом и Кромвелем, которые по-прежнему стояли у окна, произошла ожесточенная перепалка. Генрих пока не был готов связывать себя новыми обязательствами. Он настаивал на том, что надо подождать, пока не станет ясно, что может предложить французская сторона. Наконец наступил «переломный момент» (фр. rompant et grandissant), когда страсти накалились настолько, что Кромвель, ворча и ругаясь, пожаловался на сильную жажду, которая мешала ему продолжать разговор, и, послав слугу принести ему воды, долго приходил в себя, присев на сундук вне поля зрения Генриха.
Тем временем Генрих вновь подозвал к окну Шапюи и сообщил ему, что сможет дать определенный ответ, только когда все предлагаемые условия будут изложены в письменном виде. Он также добавил, что его ссора с папой римским, главной причиной которой была Анна, равно как и его отношения со старшей дочерью,– это его личное дело. Эти слова лишь усилили раздражение Кромвеля, которое он и без того скрывал с большим трудом. Создавалось впечатление, что Генрих с ходу отвергал предложение Карла. И препятствия к союзу с ним возможно было устранить, лишь совершив решительный шаг – убрав с пути Анну4.
На следующий день наступила очередь де Кастельно. На этот раз встречать посла отправили герцога Норфолка, который бодро заверил его в том, что беспокоиться не стоит, поскольку, какие бы условия ни предлагал Карл, «все останется так, как есть». Вскоре к беседе присоединились Джордж и другие члены Тайного совета в ожидании, когда Генрих вновь проследует на мессу. В разговоре с де Кастельно, пока они шли вдоль галереи, Генрих вкратце обрисовал ему предложения Карла. Недвусмысленно намекая на то, что он предпочел бы сохранить англо-французский альянс, Генрих закончил свою речь назидательным высказыванием: «Я бы не хотел становиться судьей в споре двух правителей, но я слышал, что у Франциска есть веские основания для войны в Савойе». Ссылаясь на имеющиеся у него данные, Генрих сообщил, что Карл собирает многочисленное войско, однако он не в состоянии содержать его длительное время. По его мнению, Франциску следует укрепить гарнизоны и ждать, пока Карл перейдет в наступление, а до этого времени собираться с силами и стягивать войска. Чем дольше задержка, тем меньше денег в казне Карла. Многие дезертируют из-за отсутствия жалованья, и Карл будет вынужден оставить итальянские владения Франциску5.
Во время аудиенции де Кастельно озвучил условия создания новой англо-французской лиги. Франциск был согласен не заключать мир с Карлом без согласования с Генрихом. Если стороны примут обоюдное решение напасть на Нидерланды, то военные расходы должны быть поделены поровну. Если война начнется в Италии, Генрих должен ежемесячно выделять по 50 000 золотых экю.
Генрих вежливо, но твердо уклонился от ответа. Поскольку де Кастельно ничего не сказал о санкциях папы Павла, король потребовал разъяснений относительно своего положения на случай, если Франциск и Карл заключат мир. Продолжит ли Франциск в этом случае поддерживать Англию? Кроме того, Генрих был обеспокоен тем, во что обойдутся ему союзнические обязательства по военным кампаниям в Савойе и Северной Италии, от которых он не ждал для себя очевидной выгоды. Неожиданно в ходе разговора он напомнил об обещании Франциска прислать в Лондон Жана де Дентевиля в качестве особого посла с менее обременительными условиями. Он был сильно обижен и крайне удивлен (фр. fort fâché et ébahi) тем, что обещанный посланник еще не прибыл6.
После отъезда де Кастельно Тайный совет и Генрих заседали около трех или четырех часов7. Через три дня Генрих снова вызвал посла и попросил его срочно отправиться во Францию и вернуться с окончательным предложением от Франциска. Предполагалось, что де Кастельно уедет во вторник, предварительно забрав у Кромвеля встречные предложения английской стороны. Однако к этому времени совет, ежедневно заседавший до девяти, а то и до десяти часов вечера, так и не выработал единой стратегии, и отъезд пришлось отложить8.
Большинство высказывалось против укрепления отношений с Францией. Среди тех, кто поддерживал Кромвеля в его стремлении восстановить англо-габсбургский союз, были Уильям Фицуильям, его сводный брат Энтони Браун, а также сэр Уильям Паулет, сэр Уильям Кингстон и сэр Джон Рассел. Связанные между собой узами родства, земельными сделками и дружескими отношениями, они давно занимали самые высокие должности при дворе. Брауна, Фицуильяма и Паулета объединяли консервативные взгляды на религию и образ жизни. Они всегда неодобрительно относились к разводу Генриха и возвышению Болейнов и выступали за восстановление титула и положения дочери Екатерины, Марии. У них были общие интересы с Николасом Кэрью и семьей Куртене, занятыми подготовкой Джейн Сеймур к ее новой роли. Герцог Норфолк и герцог Саффолк оба были за смену союзника. И тот и другой поссорились с Анной, однако терпеливо ждали, когда Генрих примет решение9.
Даже кузен Анны, Фрэнсис Брайан, и ее протеже сэр Томас Чейни были настроены против нее. Брайан, приходившийся шурином Кэрью, заявил о смене авторитетов, устроив демонстративную ссору с Джорджем Болейном еще в декабре 1534 года, вскоре после этого Чейни начал искать покровительства у Кромвеля. Можно ли считать случайным совпадением то, что Браун, Фицуильям и Паулет сопровождали Джорджа во время его дипломатических миссий во Францию? Объединяло ли их общее чувство недовольства, которое они испытывали во время поездок туда?10
Традиционно считается, что Генрих впервые открыто выступил как против Франции, так и против своей второй супруги в день святого Георгия (23 апреля), когда он отдал предпочтение Кэрью, удостоив его, а не Джорджа Болейна звания рыцаря ордена Подвязки. Анна «не пользуется достаточным доверием короля, раз ее брат не был посвящен в рыцари»,– злорадствовал Шапюи, торжествуя победу, пока не осознал своей ошибки. Дело в том, что Генрих уже пообещал Франциску рыцарское звание для Кэрью, как только представится возможность. Нанести удар по самолюбию Кэрью означало бы обидеть Франциска, а 23 апреля Генрих был еще не готов к этому11.
Впрочем, ко вторнику 25 апреля Генрих стал постепенно склоняться к условиям, предложенным Шапюи. Единственное, на что он никогда бы не согласился,– это примирение с Римом, будь то при посредничестве Карла или кого-либо еще. Зачем ему идти на это, недоумевал он, если он уже отверг предложения самого папы римского? Тем не менее он был готов пойти Карлу на уступки в отношении Марии при условии, что она «смиренно покорится воле короля, не выказывая сопротивления, несогласия или недовольства решениями, которые принимаются в полном соответствии с законом». Однако любой диктат в этом вопросе для него был неприемлем. Будучи человеком чести, он требовал к себе безоговорочного доверия и «не нуждался в советах иностранцев»12.
