Генрих и Анна провели Рождество в Элтеме в семейном кругу и с ограниченным штатом придворных. Они оба находились в приподнятом настроении, так как Анна снова была беременна. В письме леди Шелтон, отправленном вскоре после праздника, она жалуется на неудачные попытки заставить Марию признать ее и оказать должное уважение. Анна пишет: «То, что я делала, было в большей степени благотворительностью, ибо королю и мне не все равно, какой дорогой она пойдет и изменит ли она свои намерения, поскольку, если у меня в скором времени родится сын, я знаю, что случится с ней»²⁴.

27 декабря Генрих пригласил Шапюи навестить их в Элтемском дворце, однако через два дня пришло письмо из Кимболтона от лечащего врача Екатерины, в котором тот сообщал, что она при смерти. Шапюи срочно уехал, чтобы увидеть ее в последний раз. Заключительный этап болезни – предположительно, это был рак желудка – начался в Рождество. 7 января 1536 года в два часа пополудни она тихо скончалась и была погребена три недели спустя в северном трансепте собора Святого Петра в Питерборо в соответствии с титулом вдовствующей принцессы Уэльской. Сэр Эдвард Бейнтон быстро составил опись ее имущества, из которого Генрих получил две шахматных доски слоновой кости, а все остальное досталось Анне²⁵.

На следующий день после смерти Екатерины, который пришелся на первое воскресенье после Богоявления, Генрих и Анна оделись во все желтое[114]. Несмотря на спорность этого утверждения, Эдвард Холл настаивает, что Анна надела «желтое в знак траура». «Под звуки труб и иное торжественное сопровождение» грандиозная процессия, во главе которой шел Генрих в шляпе, украшенной белым пером, и вел за руку Елизавету, направилась к часовне, где должна была состояться месса. После обеда он танцевал с принцессой на руках, показывая ее «то одному, то другому придворному», а ее беременная мать смотрела на них с восхищением. Для Болейнов это было счастливое время. Генрих уже сказал Шапюи, что без Екатерины у Карла «больше не будет причин беспокоиться по поводу того, что происходит в этом королевстве»²⁶.

Вскоре, одно за другим, произошли два несчастья. 24 января Генрих принимал участие в турнире в Гринвиче и получил серьезную травму. Сбитый ударом противника, он в полном снаряжении упал с лошади, и она придавила его. Придворные замерли, оцепенев от ужаса: удастся ли ему выжить, и, если да, не останется ли он парализованным? Два часа он пролежал неподвижно без сознания, получив сотрясение мозга. Через пять дней, в день похорон Екатерины, у Анны случился выкидыш: мальчик родился мертвым на сроке три с половиной месяца. Анна уверяла, что виной всему были сильные переживания за мужа, и обвиняла своего дядю Норфолка в том, что тот, не подумав, поспешил сообщить ей дурные новости. Генрих поначалу держал мнение при себе: еще не до конца оправившись от травмы, он решил ни с кем не делиться своими соображениями. Не желая мириться с реальностью, он обратил свой гнев на Анну, обвиняя ее в том, что она не оправдала тех надежд, которые он возлагал на нее, и не исполнила его мечту о наследнике. «Я вижу,– мрачно произнес он,– что Бог никогда не подарит мне сыновей»²⁷.

В свою очередь Анна ополчилась на него за то, что он поглядывал на Джейн Сеймур, а еще припомнила ему ту безымянную даму, с которой он флиртовал как раз в то время, когда отстранил от двора жену Джорджа. Однако ее укоры обернулись против нее. Генрих дал волю воображению: если верить сведениям, которые получил Шапюи от Генри Куртене и его супруги, Генрих уже рассказал своему близкому окружению о том, что Анна якобы прибегала к колдовству, желая завоевать его любовь. В конце концов, в том, что она не смогла родить ему здорового сына и таким образом исполнить свое обещание, виновата только она. Джейн Сеймур уже ожидала своего часа, чему немало способствовали ее братья и их союзники. Во всяком случае, именно так обычно истолковываются предпосылки дальнейших событий²⁸.

Однако не все было так просто. Немаловажную роль сыграло свойственное Генриху ощущение шаткости позиций и неуверенности в будущем. Нетрудно было догадаться, что настроения во Франции быстро менялись, и ситуация складывалась не в его пользу. В то же время после смерти Екатерины улучшение отношений с Карлом становилось вполне достижимым. Что же касается Анны, то тема предательства приобретала все большую актуальность. Стивен Гардинер, тот самый английский посол во Франции, которому Анна когда-то подарила кольца – обереги от судорог, был уполномочен тайно следить за двором Франциска, однако вдруг начал тесно общаться с папским нунцием Родольфо Пио да Карпи, который первым развернул злобную клеветническую кампанию против Анны. Узнав о том, что ее беременность закончилась выкидышем, он стал распространять слухи, будто Анна, которую он называл исключительно «та женщина» (итал. quella fem[m]ina), на самом деле не была беременна, а устроила этот трюк, чтобы выиграть время, и в этом ей помогала ее сестра Мэри. Пользуясь случаем, Карпи не преминул напомнить слова Франциска о том, что Мэри, находясь при французском дворе, якобы «оказывала некоторые услуги» королю и его придворным²⁹.

По свидетельству Александра Алезиуса (также Алана), молодого шотландского евангелиста из окружения Кромвеля, Гардинер делился клеветнической информацией об Анне с Томасом Райотсли, а тот передавал ее Кромвелю. Алезиуса нельзя считать беспристрастной стороной: четверть века спустя, когда дочь Анны станет королевой, он будет писать для нее мемуары. Однако некоторые подробности, о которых он упоминает, весьма красноречивы. В записках Алезиуса, написанных на латыни, он утверждает, что в донесениях, которые Райотсли получал от Гардинера, содержались копии «некоторых писем», изобличавших Анну в супружеской измене. Кромвель ознакомил с ними короля, и тот приказал установить наблюдение. «Тайные агенты» следили за тем, что происходило в покоях Анны, слуги были подкуплены, а Кромвель доносил всю появлявшуюся у него информацию королю. Он сообщил Генриху, что его супруга танцевала и развлекалась (лат. ducentem choreas) с одним джентльменом из близкого окружения Генриха и что у него есть свидетели, которые видели, как она целовалась со своим братом. «Они также располагают письмами, в которых она сообщает ему [Джорджу] о том, что беременна»³⁰.

Единственный бесспорный факт, о котором сообщает Алезиус, состоит в том, что Гардинер снабжал Кромвеля сведениями, которые должны были дискредитировать Анну. Эти предположения подтверждаются тем, что Кромвель в разговоре с Шапюи высоко отозвался о заслугах Гардинера, которого на самом деле на дух не переносил³¹. Рано утром 24 февраля Кромвель тайно встретился с Шапюи в своей резиденции в Остин Фрайерс. В обстановке строжайшей секретности они занялись обсуждением условий «дружественных отношений» Англии с империей Габсбургов, которое впоследствии перерастет в дерзкий заговор. Впрочем, пока Кромвель настаивал, что он действует исключительно по собственной инициативе³².

Шапюи в ожидании новых указаний немедленно написал Карлу. Однако вторая встреча с Кромвелем неожиданно отменилась после того, как стало известно, что адмирал Шабо захватил Савойю. Французские войска еще не перешли границу, чтобы атаковать Милан, поскольку Франциск считал, что если войне суждено случиться, то начать ее должен Карл. Когда де Кастельно сообщил о планах французов Генриху и Кромвелю и обрисовал преимущества совместных действий, то получил резкий отпор. Де Кастельно не удалось добиться поддержки, на которую, видимо, рассчитывал Франциск. Все свелось к пререканиям по поводу вопросов торговли между двумя странами³³.

27 марта письмо, в котором Шапюи испрашивал новых указаний от Карла, застало императора в Гаэте, к югу от Рима. События развивались быстро: к этому времени двор Генриха уже оживленно обсуждал Джейн Сеймур. По примеру Анны она не согласилась стать любовницей короля, однако, в отличие от Анны, проявила деликатность и застенчивость. Возможно, даже Болейны не сразу поняли, когда именно Генрих увлекся женщиной, которая так разительно отличалась от живой и энергичной Анны. Однако уже к концу февраля все заговорили о Джейн Сеймур после того, как король сделал ее брата Эдварда джентльменом личных покоев. В середине марта, когда Джейн находилась в свите Анны в Гринвиче, Генрих послал ей письмо и кошелек полный золотых соверенов. Николас Кэрью уже подготовил ее к такому повороту событий и обучил, как следует себя вести. Джейн поцеловала послание и вернула его, даже не вскрыв письма, а затем, «пав на колени», со смирением попросила гонца передать королю, что «она достойная дочь честных и добрых родителей» и что для нее «нет большего богатства, чем честь, которой она не готова поступиться, даже если бы ей пришлось умереть не одну тысячу раз». Если король «желает сделать ей денежный подарок, то она просит его повременить до тех пор, пока Бог не пошлет ей достойного избранника»³⁴.