— Но только ты заставляешь меня чувствовать себя в безопасности. — Говорю я, всхлипывая.

Он отстраняется и поднимает мой подбородок пальцем, чтобы я могла встретиться с ним взглядом.

— Я не смогу уберечь тебя и дать тебе все то прекрасное, чего ты заслуживаешь. Ты никогда не должна соглашаться на меньшее, Руби. Если кто-то не показывает тебе, что ты стоишь всего и не может дать тебе все, что ты хочешь, значит, он недостаточно хорош для тебя. Я не могу отказаться от того, что я делаю для тебя, Руби. Я не могу.

Он тянется за мной, и это пакет, я полагаю, с наркотиками, за которыми они пришли. Он держит его передо мной, чтобы я могла его взять.

— Скажи им, никакого метамфетамина, кокаина или героина. Я не буду поставлять это дерьмо рядом с тобой из уважения.

Я киваю.

— Хорошо.

Он нежно целует меня в губы.

— Я думаю, тебе стоит вернуться, прежде чем он выпрыгнет из шикарного грузовика, как Джет Ли, и захочет надрать мне задницу. — Последние слова он произносит со смехом.

— Я позвоню тебе.

— Я всегда отвечу тебе, детка. Vaya con Dios (Иди с Богом).

Он всегда говорит мне идти с Богом. Я скучаю по нему, наверно, он единственный мужчина в мире, который любит меня искренне, по-настоящему, просто, потому что я, это я.

Когда я подхожу к грузовику, Крис открывает заднюю пассажирскую дверь, и я подхожу и поднимаюсь, чтобы сесть внутрь. Как только я сажусь и дверь закрывается, все их глаза устремляются на меня. Я бросаю пакет на центральную консоль.

— Он сказал, никакого метамфетамина, кокаина или героина.

— Откуда ты его знаешь? Он глава самой опасной банды в Вест-Парке. Он наркоторговец, Рубиана, — строго говорит Тайлер.

— Он твой парень? — Спрашивает Кай.

— Я знаю его по системе приемных семей.

— Держу пари, ты знаешь его немного больше, — огрызается Кай.

Я качаю головой.

— И? Он просто заботился обо мне. Не все дети в системе приемных семей хорошие.

— Интересно, что ты сделала, чтобы заставить самого опасного заботиться о тебе, — издевается Кай.

В чем его проблема? Я дала ему дерьмо, которое они хотели. Сезар не собирался давать им это, если бы не я.

— У нас есть это дерьмо, и я должен поблагодарить тебя, Руби. Мне нужна травка. Так я справляюсь со школой, футболом и давлением с окончанием школы. — Говорит Крис.

Боже, у тебя все так плохо. Хочется сказать Крису, хотя он не знает, что значит жить под давлением, в отличие от меня, но оно того не стоит.

— Бедняга, должно быть, ужасно быть тобой. — Саркастически говорю я.

РУБИ

Я закрываю свой шкафчик с грохотом. На нем вертикально написано «шлюха», и мне хочется ударить того, кто это сделал, в лицо, больно, до крови. Серьезно? Теперь я шлюха.

Я слышала шепот о том, что была на вечеринке, и что меня видели входящей в одну из спален. Я не могу лгать и говорить, что я не заходила, потому что я заходила. Меня раздражает то, что никто не говорит о Джен и Николь или даже о Кае. Думаю, все, с чем меня можно связать, будет преувеличено и выставит меня мерзким человеком со всеми ярлыками: уличная крыса, мусор, грязнуля, вонючка, уродка, а теперь еще и шлюха. Детский сад, клянусь.

Я иду к кафетерию, когда меня вталкивают в темную нишу, а затем в комнату, и дверь захлопывается. Я открываю рот, чтобы закричать, когда рука зажимает мне рот и прижимает к стене. Мои глаза пытаются привыкнуть к темноте, и когда мне удается снова сфокусироваться, мой взгляд останавливается на жестких черных глазах.

— Ты с ним трахалась?

Что? О ком он говорит?

И тут меня осеняет.

Сезар.

Он спрашивает, трахалась ли я с Сезаром. Мне солгать или сказать ему правду?

Мне удается оторвать лицо от его руки и сделать глубокий вдох.

— Что, черт возьми, с тобой не так, Кай, а? Почему тебя это волнует?

— Так что? — Спрашивает он сквозь стиснутые зубы. — Ты трахалась с ним? — Снова спрашивает он.

Я толкаю его в твердую грудь, но ощущение такое, будто я толкаю в бетонную стену. Он не двигается. Даже не шелохнулся.

— Я скажу тебе, если ты скажешь мне, кто написал «шлюха» на моем шкафчике и распространяет обо мне слухи с той вечеринки. — Ничего. Я встречаю тишину.

Его руки держат меня в клетке в маленькой комнате, похожей на кладовку. Слишком темно, поэтому я не вижу ничего, кроме крошечного луча света, исходящего из-под двери и освещающего его лицо. Когда кто-то замолкает, это потому, что он знает или имеет какое-то отношение к тому, о чем я спрашиваю.

Его пальцы приподнимают мой подбородок, чтобы я могла сосредоточиться на нем.

— Я сказал им это сделать. Это был я.

— Зачем?

— Ты спросила, кто за этим стоит, и я тебе сказал, так что теперь моя очередь.

Я хочу пнуть и ударить его. Я хочу сделать ему больно за то, что он причинил мне боль. За то, что он обращается со мной так, будто я ничто. Я скажу ему, потому что знаю, почему он злится. Он думает, что я выбрала Сезара после того, как ушла и больше не возвращалась к нему, но он не понимает, ничего не понимает.

— Да, — шепчу я, и вижу, как его кулаки сжимаются у стены у моей головы, и закрываю глаза.

— Почему? Почему он? — Он задыхается на последней части, словно в агонии.

Мои глаза начинают наполняться слезами.

— Потому что он был рядом, когда меня пытались изнасиловать. — Я закрываю глаза, и слезы текут по моим щекам. Его дыхание учащается, словно он борется за воздух, но он ничего не говорит. — Мне было шестнадцать, и это возраст согласия в штате Джорджия. Один из подростков продолжал приставать ко мне, пытаясь убедить меня заняться сексом. Я жила у пары, которая любила брать детей, чтобы они могли получить чек. Нас было шестеро, и я была единственной девочкой в то время. Сезар только что вернулся из колонии для несовершеннолетних, и он должен был вернуться той ночью. Никто не связывался с ним из-за того, кем он был. Я выходила из туалета, а тот парень ждал меня, как хищник. Он крепко прижал меня к стене и сказал, что собирается это сделать, потому что никому до меня нет дела. Он так сильно вонзил в меня пальцы, что я почувствовала струйку крови на внутренней стороне своих бедер. Я попыталась закричать и царапала его, но он был больше и сильнее меня. Он собирался вставить в меня свой член, когда Сезар увидел его и вытащил через дверь, а я лежала на полу и корчилась от боли. Сезар вернулся, поднял меня и вымыл. Он ухаживал за мной и говорил со мной о том, что произошло, а потом однажды ночью он отвел меня в другую комнату и заставил меня все забыть. Он забрал боль и стер воспоминания, заменив их приятными, потому что я не хотела есть и не спала ночами, потому что боялась.

— Что он забрал, Руби? Он трахнул тебя. Ты отдала ему то, что изначально не принадлежало ему.

Я всхлипнула и опустила голову.

— Он заставил меня забыть. Он заменил мою боль, заставляя меня почувствовать себя красивой, нужной, и он никогда не переставал говорить мне, что я красивая. Никто никогда не шептал мне и не говорил таких слов, он был единственным, он действительно любил меня, он всегда оберегал меня и защищал, и просил никогда не соглашаться на меньшее. Он никогда не хотел причинить мне боль, и каждый кто попытался бы, был бы наказан им, хотя я никогда бы и не пожаловалась, зная, что прольется кровь. И не потому, что мне было бы жаль обидчиков, а потому, что я тоже забочусь о нем… И он точно, никогда не называл меня уродкой. — Я хватаю его за рубашку руками, не заботясь о том, что у меня текут слезы из глаз, когда я притягиваю его к себе, чтобы он мог меня услышать. — И он также никогда никому не говорил называть меня шлюхой. — Я отталкиваю его и выбегаю с кладовки.

РУБИ

После недели ада и избегания Кая любой ценой, стыдясь того, что я раскрыла что-то настолько личное, я никому не рассказывала эту историю… а теперь я рассказала Каю. Я была зла, обижена и просто устала от него. Плюс, я постоянно просыпалась в кровати.