Темно, берлога освещается лишь костром, вокруг которого мы расселись, как первобытные люди. Обвожу взглядом сокланов и понимаю, что ничего не знаю о них, они мне ближе всех на свете, но вся их старая жизнь осталась за кадром, и не было времени спросить, а теперь есть свободный час перед отбоем.

Дана пристально смотрит на меня, будто старается прочесть на моем лице тайные знаки. Наконец не выдерживает:

— Ник, за что ты здесь? Ладно я… я отца грохнула. И не просто грохнула — он взлетел на воздух вместе с его проклятущим домом! — она улыбается так, словно избавила мир от Дракулы. — А ты? Колись, что ты сотворил?

— Вооруженный налет на продуктовый склад. Напарник убил сторожа и повесил это на меня.

Дана присвистывает:

— Грабеж — круто, че. Да не грызи себя, что типа не за что попал! Грабежа достаточно, чтобы упечь тебя сюда.

— А ты зачем… родного батю-то? — интересуется Илай.

— Да может и не родного, — машет она рукой. — У меня мамка-то общительная была. Как бы сказать — контактная, ага. Бросила его потом, и меня с ним. А он… короче, он наркодилером был. Причем работал с молодежью, подсаживал подростков на это дело специально. Двух моих подружек подсадил. Одна потом с собой покончила, вторая совсем опустилась… Он такие вещи творил, что гораздо большей кары заслужил, чем я ему устроила.

Молчим, переваривая эту историю, которую Дана изложила вполне буднично. Раз уж у нас вечер откровений, обращаюсь к Хелен, которую совершенно не понимаю, в ней словно живут два человека: заботливая девочка-колокольчик и агрессивная потрошительница трупов. Наверняка тайна раздвоения личности в ее прошлом.

— Мне интересно услышать твою историю.

Глаза у нее широко распахиваются, и она пару мгновений смотрит удивленно, будто польщена и смущена моим вниманием, а потом говорит, потупившись:

— В моей стране война. Родители собрали последние деньги и поехали в Штаты, думали, что их приютят как беженцев, но обосноваться не получилось, и они стали бомжевать. В Лос-Анжелесе. Лучше бомжом в Штатах, чем под обстрелами у нас. Отец спился, его зарезали по пьяни, у матери остановилось сердце от наркоты. Нам с Борькой было двенадцать, когда мы оказались на улице. Ни паспортов, ни черта. Ну, воровали. Как подросли, стали грабить. Борька ограбил и трахнул дочку копа, нас нашли, — она разводит руками. — А чего вы ждали? Все. Ничего героического.

Рио заводит песню о том, как мамаша хотела сделать из него сверхчеловека.

— Ну так сделала, — говорит Дана, и я решаю сменить тему:

— Дана, ты, как и я, многоборец, но больше похожа на акробатку. Ты сама выбираешь тактики, или их тебе предлагает система?

— Видно, что ты еще новичок. О каких тактиках ты говоришь? Она у меня одна, я стараюсь довести ее до совершенства, вот и все.

— И на старте была одна?

— На старте не было ничего, я сама ее создавала по приемчику, по кирпичику.

— Ясно.

Только теперь окончательно становится понятно, какое Культиватор дает преимущество: всем доступно одно направление, мне — несколько, я могу их чередовать, прокачивать параллельно, были бы силы и время.

Эх, получить бы еще второй «Лифт» — это ж я богом Арены стану. Вот только своих обманывать не буду, если его другой кто-то выиграет — значит пусть так и будет.

Дана укладывается на пол, положив голову на колени сидящего Илая и закинув ногу за ногу:

— Долли написала, что у них и где, перечислила всех членов когорты, всех рабов. Ничего принципиально нового там нет, но все равно так лучше, ситуация яснее. Теперь предлагаю тушить костер и спать.

Хелен берет на себя роль хозяйки, занимается едой. Илай, отойдя от тесного общения с Даной, крутится вокруг нее, обнимает, пытается поцеловать, но она уворачивается и вяло отшучивается. Ромео принимает ее отказ за кокетство, а мне видна паника на дне ее черных глаз.

— Цирк с конями, — говорит наблюдающая за ними Дана. — Красавчик, ну как ты не видишь, что она тебя не хочет? Пошли лучше за мной поухаживаешь.

Все переводят взгляды на нее, кроме Илая, он делает вид, что не слышит, она разводит руками:

— Ну чего вы? Мне нравятся крупные мужчины! Ладно-ладно, давайте спать, вставать ведь нам до рассвета.

Глава 9. Нападение

Под утро Виктория лежит пластом, у нее жар — оставляем ее в лагере.

Когда добираемся до холма, где в прошлый раз залегли мы с Даной, сумерки отступают. Остроконечные пики гор окрашиваются розовым, но чувствуется, что еще очень раннее утро, мир зябкий и тусклый. Хелен оставляем на полпути позади, она порывается идти дальше, нервничает, приходится успокаивать ее. Занимаем место на холме, и я активирую чат.

Поговорив с Долли, передаю информацию соклановцам:

— Когорта ушла. Если кто остался, то человека два, не больше. Рабов трое, все ходячие, сидят в пещере. Пещеру охраняет какая-то гиена, но ее беру на себя.

— Так что делаем? — Рио тянет палец в рот, но отдергивает руку и убирает ее за спину, наверное, за это решение сразу получает +10500 воли.

Все смотрят на меня. От избытка адреналина трудно сосредоточиться.

— Ищу подходящее животное. Не мешайте.

Неподалеку обнаруживается сова, подчиняю ее и направляю к лагерю. Облетаю его. Тишина. Лагерь спит. Кружу над постом дозорного, нахожу в кустах что-то типа гнезда, там пусто. Замечательно! Возвращаюсь в свое тело, я был совой пятнадцать секунд, оставил время про запас.

— Сделаем так, — решаю я. — Сейчас отправлюсь в разведку, и если станет понятно, что одному там никак, то тихо возвращаюсь и зову вас. А если у этих «призраков» все оставшиеся в лагере действительно дрыхнут, и у меня будет возможность вывести рабов в одиночку, то лишние люди наоборот помешают. В этом случае вас не зову, возвращаюсь уже с пленниками.

— Ты гибок и ловок, как корова, — кривится Дана. — Пойду я, у меня это получится лучше.

— Не спорю, но это моя война. Не позволю тебе рисковать. Это приказ. Ты остаешься.

Она, уже приподнявшись, открывает рот для возражения, сверлит меня взглядом, потом плюхается обратно и раздраженно машет рукой.

— Хрен с тобой, капрал. Хотя это неверное решение.

Понятно, почему Серк ее так воспитывал, как мы видели у водопада, — если Дана в подобном тоне общается с командиром... Хотя вряд ли она Серку так же дерзила, это с нами дает себе волю, чувствуя, что здесь нет садиста с диктаторскими замашками.

Рио глядит на блондинку чуть ли не с восхищением. Потом, отведя взгляд, открывает собственноручно сшитый кожаный мешок с артефактами.

— Хорошенько подумай, что тебе нужно.

— Слоу. Вдруг придется кого-то замедлить. Невидимка — однозначно…

Рука тянется к маршалу, беру его. Этим артом нужно пользоваться с осторожностью, после него возможен регресс до рекрута или даже слабоумие и смерть.

— Смелый, — говорит Дана. — Или глупый. Я б не решилась его использовать, хрен знает, как работает. С другой стороны, он может неожиданно сработать в спайке с чем-то другим.

Рио молча протягивает мне мокасины и ремень с кармашками слотами, и Илай крякает:

— Ого, вот это шмот!

Ремень широкий, прошит неровными, но с виду крепкими стежками лохматого кожаного шнурка, пряжка тоже кожаная.

— Сам сделал? — удивляюсь я.

Китаец сдержанно кивает, но потом не выдерживает и, широко ухмыльнувшись, говорит:

— Я все эти дни только над крафтом и думал, и тренировался постоянно. В уме всякие схемы, рецепты составлял. И вот такая штука… — он щелкает пальцами. — У меня вроде внутренняя мастерская появилась. Такачя как бы комната, ну чисто… — он машет рукой. — Виртуальная. Там полки, верстак стоит, небольшой стол, на нем пергаменты и перо с чернильницей. Гусиное настоящее перо! Им я могу записывать схемы и рецепты, и класть пергаменты на полки, чтоб потом использовать. Оно пока еще бледное такое, в начале картинка вообще черно-белой была, только вчера стала цветной.