Ее мало, и бурое облачко, окутавшее кулак в момент удара, совсем разряженное, но на Ганка тычок производит сильное воздействие. Покрывающая тело алая сеть на мгновение затемняется, а сам он отшатывается и едва не падает. Лихорадочно машет копьем, чтобы не подпускать меня, отбегает еще дальше и рычит:

— Что это было, Ники?! Какой-то грязный приемчик!

— Не грязнее, чем твоя подлая натура, малыш Эстебан.

— Откуда ты знаешь мое… Ах да, копы сказали и на суде услышал?

Больше он не пытается ткнуть меня копьем издалека — экономит силы, ведь на такую дистанционную атаку наверняка нужна прорва энергии. Припоминаю, что в миг удара его телесная сеть потускнела и разгорелась вновь лишь спустя несколько секунд. То есть он беспрерывно подпитывает оружие собственной силой, а если атакует издали, то тратит ее очень много. Могу я воспользоваться этим?

Прежде, чем успеваю обдумать мысль, Ганк встряхивает рукой, и оружие вновь преображается. Окутавшись стекшим по запястью сиянием, оно становится дубинкой с набалдашником, утыканным горящими шипами, будто острыми алым углями. Сжав дубинку двумя руками, Ганк взмахивает ею параллельно полу, и по ходу движения оружие удлиняется. Я падаю, качусь, разросшаяся дубинка бьет в стену, высекая из нее осколки камней и яркие искры, а я, вскочив и оказавшись прямо перед врагом, перехватываю его запястье с оружием.

Это он протупил. Нельзя было подпускать меня так близко.

Дубинка вновь укорачивается. Ганк свободной рукой пытается ухватить меня за горло, но я, отклонившись назад, резко подаюсь к нему и врезаю лбом прямо в обруч с артом-печатью. Печать впивается в его кожу, полыхая алым, он кричит от боли. Меня тоже обжигает, но я не выпускаю запястье с дубинкой, и при этом моя левая рука опущена вниз.

Я по-особому поворачиваю ее тем движением, которое намертво отпечаталось в сознании с прошлого раза, когда впервые использовал Паучью плеть во время спарринга с Даной.

Соскользнувшая с кисти жила энергии обвивает ступни Ганка, и я, сцепив зубы, очень резко и сильно дергаюсь назад, рву руку, сгибая ее в локте. Я как ковбой, который с помощью лассо подсекает ноги быка.

Ганк вскрикивает, моя петля жжет его ноги, от них идет дым. Кажется, золотая энергия не сочетается с алой, преображенную «лифтом», и которой теперь наполнено его тело.

Удар лбом качает его назад, а подсечка плетью дергает ноги вперед, и он падает на спину, громко стукнувшись затылком о камни. Сучит ногами, пытаясь высвободиться, дубинка вылетает из руки, откатывается, на ходу угасая, вновь становится обычной палкой.

— Отпусти, мразь!!! — ревет он.

Ну уж нет! Вцепившись правой рукой в запястье левой, от которой к ступням Ганка тянется туго натянутая дымящаяся золотая жила, я волочу своего врага к выходу из пещеры. Пусть все «призраки», кто остался в лагере, увидят, что их командир повержен — это нужно мне, чтобы быстро взять власть в когорте. Ганк орет от ненависти и боли, извивается, пытается встать, но не может. Я протаскиваю его мимо неподвижного тела Кета, головой распахиваю занавес из шкур, вываливаюсь наружу и прямо перед собой вижу…

Глаза.

Нет, сначала я все-таки вижу девушку, подошедшую ко входу снаружи. Невыразительная блондинка с большим горбатым носом и слипшимися в сосульки волосами, одетая во что-то мешковатое. Но именно ее глаза сразу приковывают меня к себе.

Марика, 17 лет, сержант «Ночные призраки», маг-психоскульптор.

Эти бесцветные глаза кажутся мертвыми и холодными, они как два заточенных скальпеля вонзается в мой мозг.

Первой приходит даже не мысль — ощущение, что я живой. Прежде, чем открыть глаза, прокручиваю последние события. Долли. Ганк. Бой с ним.

Звенит железо.

Ночь. Холодно, я дрожу. Заставляю свое непослушное тело сесть. И снова лязг железа, что-то меня не пускает. Картинка плывет, ничего не разглядеть.

Доносится душераздирающий женский крик, бормотание, снова крик. Вики? Хелен? Они в плену?! Вскакиваю, но падаю — меня что-то хватает за горло. Ощупываю холодный металл ошейника. Значит, все-таки в плену. Но мои руки свободны, шевелю ногами — и ноги тоже, я посажен на цепь, как собака.

Лежу, уткнувшись лицом в землю, прямо перед глазами вроде что-то различаю, но когда перевожу взгляд дальше — опять мутное пятно с размытыми силуэтами. Как будто я близорук.

— Очухался! — доносится из размытой мути, и медленно выплывает силуэт, огромный, как гора.

Это Нептун. Нейросеть пытается выдать системку, кто это, но серые буквы дрожат и гаснут, утопают в мути, которая окружает меня.

Получаю носком ботинка в живот, меня отбрасывает. Больно, хотя ощущения притуплены, будто нервные окончания выжжены.

— Это тебе за Кета!

— Прекратить! — доносится властный голос Ганка, полный ядовитого злорадства. — Не прибей его там. Слышь, Неп?

Здоровяк отходит от меня с недовольным сопением.

Ганк садится на корточки, из мути выплывает его лицо с проступающими венами, которые будто тускло горят красным светом. Даже с этим ослабшим донельзя зрением вижу, в какого чудика он превратился. Прямо монстр из ужастика.

— Привет, дружище Никки. Ну, как тебе в новом теле?

Молчу, стараюсь сохранить невозмутимость.

— Молчишь? Уродец и раньше был не особо разговорчив, — он щелкает пальцами перед моим-чужим лицом. — Эй, ты что, вместе с телом потерял мозги?

Спасибо, Ганк, за подсказку! Я — дурачок, пусть будет так. Это выгодная тактика.

Привстаю и, брякнувшись на задницу, высовываю язык. Начинаю чесаться.

Наивысшая награда — разочарованное лицо моего злейшего врага. В темно-серой мути шевелится силуэт-скала Нептуна.

— А че это он?

Шумно вздохнув, Ганк садится на корточки и вперивает в меня взгляд:

— Да, блин, похоже, сдурел. Уродец был дураком, и он теперь дурак. Или прикидывается.

Для пущей убедительности я гугукаю, как младенец, и пытаюсь цапнуть Ганка за нос, за что получаю удар в лицо.

— Жаль, — Ганк выпрямляется, плюет на землю и уходит. Силуэт человека-скалы уплывает в муть за ним, они исчезают из вида.

Сработало, я их обманул. Пусть думают, что Ник в теле карлика стал дебилом. Сейчас главное — узнать, что с моим телом. Но как, когда я на цепи и не вижу дальше, чем на пару метров? Может, найдя тело, я как-то смогу с ним воссоединиться?

Поднимаюсь на колени, с трудом встаю, делаю несколько шагов — ноги еле слушаются, особенно правая. У меня более-менее работает только левая часть туловища, как у парализованного.

Теперь проверим, что с нейросетью карлика, и есть ли она вообще. Сосредоточиваюсь на Ядре, но мне удается разглядеть лишь что-то сморщенное, почти без проблесков света, похожее на гнилой огрызок. Нити Контура слева светло-коричневые, слабо мерцающие, справа — серые, омертвелые.

Рассветает. У карлика феноменальный слух, он, то есть я, слышит оттенки шелеста листьев, далекую песню ночной птицы, храп в одном из домов.

Я на цепи, мне необходимо освободиться, но ошейник не пускает, ощупываю его и нахожу отверстие замка. Если бы у меня была проволока или шпилька, я бы вспомнил навыки взломщика и попытался его открыть.

Тело — инструмент. Нужно настроить его. Еще раз сосредотачиваюсь, и в этот раз удается разглядеть Ядро с Контуром четче. Телесные линии повторяют согбенную фигуру карлика, а Ядро слабо тлеет, заключенное в бурую корку. С правой стороны нити почти отмерли.

Вспомнив, как очищался от деформы, я фокусируюсь на полумертвом Ядре, представляю, что оно только снаружи сморщенное, а внутри — что-то типа ядра планеты, которое может расплавить корку. Усилием воли заставляю его разогреваться изнутри. Между коричневых разломов слабо моргает огонь. Довольный результатом, направляю расплавленную магму по нитям Контура — слева они начинают светиться, а вот парализованная сторона не реагирует, в позвоночнике чуть ниже шеи и в пояснице будто стоят плотины. Отправляю энергию туда, стараюсь разрушить плотину, мне это удается, но вместо того, чтобы струиться по нитям Контура, магма устремляется неконтролируемым потоком. Мир взрывается и гаснет.