Мы все засмеялись, но потом я всё же продолжил.

— Значит, бард, если это зверушка Маюна… То наверняка тебя, как верного последователя своего бога, она не тронет?

— Нууу… — Виол смутился, — Зверушка-то у Маюна любимая, но не особо она послушная.

Дорога и вправду огибала огромную гору, и вскоре стала опускаться в широкое и глубокое ущелье, которому не было видно конца. Пока солнце висело сверху, оно ещё освещалось, но оказаться тут глубокой ночью я бы не хотел.

Когда мы спустились, то сразу поняли, что пересекли границу между второй и третьей магической зоной. Доспех на мне словно завибрировал, проникая тревогой в каждую частичку кожи, и непроизвольно я замер. Интуиция, подпитываемая чарами на броне, тоже верещала об опасности…

Бам-бам нервно засопел, оглядываясь на высокие стены вокруг, и стал топорщить иглы. Агар зажмурился и стал нашёптывать про себя какую-то молитву.

— Я вот думаю… — вдруг проворчал Виол, который поводил рукой перед собой, будто прощупывая невидимую грань, — А может, это судьба? Может, он и не вернётся, этот Левон?

— Ты это к чему?

— А Феокрита и Агату объявим героями…

Я сгрёб барда за грудки, притянув к себе. Жалобно тренькнула лютня в его руках.

— И Креону объявишь героем? — рыкнул я.

— Ну, чего сразу с козырей-то, а, громада? Шуток, что ли, не понимаешь?

Сверху послышался рык.

Подняв головы, мы воззрились на множество волчьих голов, торчащих из-за края ущелья. Дымящиеся волки внимательно смотрели на нас, и среди них я увидел морду Кутеня.

Цербер сообщил мне, что дальше стая не пошла, да он её и не поведёт туда.

Вдруг сверху послышался вой, потом неразборчивое рычание… Взвизгнули волки, потом их испуганные тени стремительно пролетели над ущельем, и вскоре всё затихло.

Тут же раздался дикий женский хохот, и прямо над нами пронеслась уже знакомая фигура в рваных лохмотьях, перемахнув через ущелье следом за Дымящимися.

Мы прильнули к скале, готовясь принять бой, но хохот удалялся вслед за воем волков. Кутень тут же показал мне картинку, что Лихо, распугав волков, унеслось дальше, в третью магическую зону…

— Мать-перемать! — прямо перед нами сверху свалился Анфим, — Что ж вы стоите-то⁈

Мы вытаращились на дюжинника, голубая мантия которого превратилась едва ли не в лохмотья. Бешеные глаза лихорадочно оглядывали нас, безумная улыбка блуждала на его губах. На пальцах мага вихрились огненно-воздушные вихри, и в одной руке он держал…

— Белоцвет⁈ — удивлённо произнёс Агар.

От Огнецвета тот отличался белыми, чуть ли не прозрачными лепестками. Казалось, что в руках мага колыхался туман, вдруг оформившийся в соцветие.

— А⁈ — Анфим посмотрел на цветок, потом бросил его мне, — На, бросс Малуш, я их и так уже сожрал целую уйму.

Растение плавно перелетело ко мне по воздуху, и я, схватив цветок, удивлённо уставился на него. Белоцвет…

— Целую уйму⁈ — не выдержал бард, — Но они же редчайшие, и маги воздуха не могут найти ни одного за всю жизнь!

— А я и не искал, — Анфим ощерился ещё безумнее, — Мне брата найти надо, а не Белоцветы.

Только тут и я обратил внимание, что дюжинника переполняла сила. Он и вправду обожрался этих Белоцветов, и его мощь давно перемахнула за четвёртый ранг. Но в ранг магистра его никто не инициировал и, получается, полученная сила закоксовалась сама в себе, перекрутив все энергетические контуры в диком узоре.

И каким-то образом сок Белоцвета среагировал с моим зельем, поэтому Анфим был ещё жив, и при этом силён, как магистр. Вот только умом он явно тронулся.

— Но ты же… — тут до Виола дошло, — Анфим, ты же все чакры порвал!

— Это не важно! — тот отмахнулся и расхохотался. И его смех резко ударил по ушам и запрыгал между стенами ущелья, заставляя нас согнуться и закрыться ладонями.

Смех у Анфима звучал дико, совсем как у Лиха… Как там говорили, Лихо — это давным-давно свихнувшаяся чародейка?

Вдруг всё стихло и мы, подняв головы, никого не обнаружили. Лишь успели заметить тень, вылетевшую из ущелья.

— Громада… — Виол так и вытаращился на меня, — Я ведь не хотел.

— Я тоже, — проворчал я, затискивая Белоцвет внутрь топорища, — Теперь мы, по крайней мере, знаем, как искать эти магические цветы…

Барда явно мучила совесть, но я, толкнув его в спину, заставил двигаться дальше. Действовать надо, а не горевать… Тем более, если это и вправду действие зелья, то оно должно быть обратимым.

Ко мне в разум проклюнулся цербер. Тот, пролетев вдоль всего ущелья, показал мне, что выход совсем недалеко. И там, кажется, свой последний бой принимала дружина Ивана.

Вот только против кого они бились, мне совсем не понравилось…

На первый взгляд показалось, что это дружина Ивана перессорилась, устроив драку между собой. Только их стало больше в два раза, и резня явно была не на шутку.

Лишь спустя мгновение я догадался, что произошло… Левон понял, что за ним может быть погоня, поэтому оставил здесь в засаде часть войска, которое с собой взял.

Но в узком ущелье, куда солнце практически не проникало, он разместил засаду не из обычных воинов, а обращённых в могучих и безмозглых упырей. Одетые в такую же зачарованную броню, они схлестнулись с чокнутой дружиной Ивана.

Кожа у обращённых слегка дымилась в тени, ведь сейчас был самый разгар дня, но в тени ущелья они не погибали и вполне себе успешно рвали когтями и зубами вчерашних своих соратников.

Правда, люди Ивана не дрогнули и не отступили ни на шаг — подняв клинки, они с дикими криками рубили всех, до кого могли дотянуться. Моё зелье всё ещё действовало, и цель у дружинников была всё та же — добраться до Левона и предупредить.

К счастью, нас пока не заметили. Крупных камней и выступов здесь было мало, и мы кое-как распластались за одним из них по стене ущелья, пытаясь заполнить собой все ложбинки. На всякий случай я кивнул Луке, чтобы он был готов применить свой свет паладина.

Всё ущелье заполнилось дымом и треском защитных артефактов, и вонь плоти, обожжённой магией, ударила в нос. Да ещё моя интуиция завыла цербером, намекая, что отсюда надо рвать когти.

Ну да, дружина Ивана была неплохо вооружена, а доспехи хорошо держали удары. Вот только укусы упырей делали своё дело, и уже несколько дружинников катались по земле, обращаясь в таких же тварей. И не нужно быть гением, чтобы понять, что скоро мы останемся одни против толпы монстров.

— Громада! — Виол шлёпнул меня по грудной броне, — А ведь твоё зелье так и продолжает работать.

Я покосился на него в недоумении, и он ткнул пальцем, показывая. За дымом и бьющейся толпой не сразу удалось разглядеть, что несколько укушенных уже вскочили… и они не бросились на своих живых товарищей, а с ещё большей яростью кинулись им помогать.

Упыри они, не упыри — их благородная цель осталась всё той же.

Откинувшись на скалу затылком, я вздохнул с облегчением. Половина проблемы решалась сама собой. Если выиграет дружина Ивана, пусть и перекусанная, они всё равно выскочат на солнце и все передохнут. Главное, чтобы нас не заметили…

— Слезы мне в печень! — выдохнул Виол, — Какого⁈

— Что⁈

Бардовского слуха у меня не было, зато было зрение Кутеня. Мой питомец, опасаясь приближаться к бьющимся воинам, сидел на скале сверху и показывал мне ещё один силуэт, появившийся в ущелье.

— Это Феокрит, громада…

— Я вижу.

Да, это был тот самый похищенный советник царя, в роскошной, но изрядно потрёпанной синей мантии. Вот только, судя по горящим глазам и изменённому телу, человеком он уже быть перестал.

К счастью, ни Агаты, ни Креоны я рядом не видел, да и чуяло моё бросское сердце, что с ними пока всё в порядке. Пока…

— Нет! Нет… Левон не мог так поступить! — Виол чуть не вскочил, но я рванул его за рукав обратно, прижимая к стене, — Это предательство! Это измена царю!