Я же мог стоять так вечно. Ну, то есть, пока солнце не поднимется достаточно высоко.

Кстати, здесь мы были пока закрыты длинной тенью от крепости. Но всего пара шагов в сторону, и можно любоваться рассветом.

— Эээ… — промычал Лексий, шмыгнув носом, — Сдавайся, бросс.

— Хорошо, — честно соврал я.

Все сразу стали переглядываться. Пара лучников даже опустила оружие, но Лексий тут же прикрикнул, чтобы с волка не спускали глаз.

Потом он, шумно выдохнув, всё-таки засунул бутылёк обратно за пазуху. От ненависти к глупому броссу, который обломал такой шанс ощутить «настоящую мощь», его бледное лицо густо покраснело. Впрочем, свою злую красную рожу он тут же и спрятал под шлемом, а потом грубо пробасил:

— Бросай дубину и иди сюда. И дружков своих тоже зови, кто у тебя там.

— Нет, — я покачал головой, — Не хочу.

— Да ты… Ты…

Десятник вскинул меч, опустил, снова вскинул. За его спиной загудели воины.

— А ну иди сюда!

Вздохнув, я протянул руку к пасти Кутеня, и все сразу притихли. Кстати, Левон сам сделал за меня половину работы — так промыл им мозги, насколько опасен «бросский воин», что они теперь любого шороха боялись.

Острейший клык легко наколол кончик пальца, а потом всего один небрежный взмах — и капелька крови летит в мерцающую плёнку.

Отряд сделал ещё один испуганный шаг назад, когда воздух между нами вдруг на мгновение вспыхнул. А это всего лишь купол, закрывающий весь замок, отреагировал на каплю крови. Ух, как хорошо.

— Что… что ты сделал⁈ — Лексий задрал голову, глядя, как в вышине купол всё ещё странно вспыхивал.

— Ничего, грязь. Проверил просто, насколько великий твой господин.

— То есть, как проверил⁈ То есть… Кто грязь⁈ Я — грязь⁈ Да ты… Ты… Да великий господин, да он… — слова у Лексия вдруг закончились, он закашлялся, а потом затряс мечом, — Не вынуждай меня, бросс!

— Ты же сказал, что сдаёшься, — вдруг крикнул кто-то обиженный.

— Да сдаюсь я, сдаюсь. Ловите меня.

Я всё же сделал эти пару шагов в сторону, выйдя на солнце. А оно поднялось уже наполовину из-за горизонта, и мягкие утренние лучи заставляли щуриться. Рядом плюхнулся на землю Кутень и недовольно заворчал на источник света — так-то он был уважаемым исчадием Тьмы.

Надо отдать должное, цербер не спускал глаз с лучников, и всегда держался чуть передо мной на случай, если придётся ловить стрелы.

Происходящая тут сцена уже начинала отдавать каким-то издевательством. Даже мои соратники выглянули из-за скал, чтоб получше рассмотреть, что вообще происходит.

Из-под шлема десятника разве что пар не пошёл, и он, лязгая наплечниками, заорал:

— Да ты охренел⁈ Нас две дюжины!!!

Я заинтересованно уставился на него, потом стал загибать пальцы.

— Так это у нас сколько получается? Дюжина — это десять или двенадцать?

Что-что, а делать коронную бросскую морду кирпичом у меня получалось отлично. Горный варвар, усиленно пытающийся посчитать, сколько против него солдат, произвёл нужное впечатление.

Лексий в истерике ткнул клинком в мою сторону:

— Вяжите его!

Я чуть не расхохотался, когда никто из его отряда и не шелохнулся. Все, как заворожённые, смотрели на тонкую линию из белых камушков, за которой я и сидел.

Да они не меня боялись… Их нижние чакры поджимались от одной только мысли о том, что надо выйти из-под защиты замка в магическую зону. Во вторую, между прочим.

— Значит, так, бросская шваль, — медленно, посвистывая от гнева, прошипел Лексий, — Сейчас ты встаёшь и подходишь сюда.

Он протянул назад руку, и кто-то вложил ему в неё конец цепи. Десятник махнул, послышался звон, и передо мной на землю пали кандалы.

Они, кстати, спокойно пролетели через мигнувшую пелену. От железных браслетов так и тянулась цепь, другим концом зажатая в кулаке Лексия.

Кутень зарычал и, понюхав кандалы, фыркнул. Да я и без него чуял, какой винегрет из чар там наложен. Одену — и стану как шёлковый. Они и силы высосут, и руки у меня откажут, и чакры отсохнут, и посох мужской силы отвалится…

Я уж думал, он меня и не удивит, этот Лексий. То есть, он до последнего надеется, что всё обойдётся без кровопролития?

Видимо, даже сквозь бросскую каменную личину пробилось моё изумление, но десятник понял это по-своему и великодушно пояснил:

— Одевай.

— Да, ты сдался же! — добавил кто-то.

— Но… — я лишь обречённо поднял руку, — Но ведь…

Отряд идиотов сразу загалдел, словно чайки, почуявшие рыбу.

— Да, ты обещал!

— Ты сдался!

— Всё кончено, бросс!

— А то сейчас покажем силу!

В таких случаях, даже если не веришь в богов, обязательно в них поверишь. Ну, а как ещё объяснить, что Левону Багровому, исчадию зла местных масштабов, в слуги достались такие вестники глупости?

Рядом упал ещё ошейник, огромный даже для моего Кутеня… Видимо, они его припасли для медоежа.

— А этот на шавку свою одень!

— Ай-яй-яй, — я горестно покачал головой и погладил цербера, — Кутень, как же так?

— Всё кончено, бросс!

Да, у Бездны в этом мире явные проблемы с подбором единомышленников. Едва я потянулся к цепи, как хищно оскалившийся Лексий обернул свой конец вокруг ладони, чуть выставил вперёд ногу и отвёл руку…

В его глазах так и читалась картина. «Сейчас глупый бросс застегнёт оковы, а я просто вдёрну его внутрь купола! И чего боялся великий господин⁈ Да этот варвар глупее котёнка!»

Задрожав от предвкушения, он ухватился и второй рукой за цепь. Ага, рыбка клюнула…

Ну, упускать такой улов было бы грехом, мне даже Бездна бы этого не простила. Поэтому, не трогая кандалы, я резко схватил саму цепь и, чувствуя вскипевшее в крови пламя, дёрнул на себя.

Короткий вскрик и хлопок, будто плёнка лопнула, и ошалевший десятник летит ко мне. За него сзади схватился какой-то дико заботливый дружинник, и его тоже вырвало прямо к нам.

Надо отдать должное Лексию, воином он всё же был отличным. Потому что по моему плану я должен был поймать его за шею рукой и торжественно расхохотаться в лицо… но мою наивно протянутую конечность чуть не отрубил свистнувший клинок.

Мне пришлось кувырком уйти назад, когда клинок вонзился в то место, где я только что сидел. Но вот я уже вскочил, выхватив дубину, и металл лязгнул о дерево, когда мы скрестили оружие.

— Падаль! — тяжело дыша то ли от страха, то ли от ярости, Лексий стоял передо мной, меряясь со мной силой. Чтобы не обижать обделённого мозгами воина, мне пришлось немного поддаться.

Сзади послышался рык и истошный вскрик. Десятник обернулся и выругался, когда кромешная тень утащила в сторону его соратника, да так и стала трепать, ёрзая по пустырю и поднимая пыль. Бывалый боец лишь беспомощно визжал, осознав, что его просто сейчас загрызут.

Цербер нарочно выбрал самый эффектный способ убить дружинника. Задрал, как зверь, кромсая зубами шею и всё, докуда мог дотянуться. Главное, побольше крови и мяса.

Десятник отскочил, чтобы снова принять защитную стойку. Жмурясь на один глаз от утреннего солнца, он обернулся.

Весь его отряд, воинственно приняв боевое построение… ну, в общем-то и всё. Они просто приняли боевое построение, выставили оружие, да так и стояли, корча мужественные рожицы и поглядывая на землю перед собой, на границу из камушков.

Лексий тоже смущённо смотрел на эту линию. Что-то в памяти явно подсказывало ему, что с этой стороны пытаться пройти обратно никак нельзя. Странно, почему Левон не настроил защиту так, чтобы они могли свободно ходить туда-сюда.

— Да и насрать! — вдруг выругался десятник, отбросил в сторону меч и полез за бутыльком.

Разочарованно вздохнув, я повесил дубину на пояс и… снова уселся на землю. Шаркнул гравий — это Кутень, облизнув окровавленные губы, плюхнулся рядом.

— Я говорил, человечину не жрать? — буркнул я.

— Хам-хам-хам!

Цербер возмущённо покосился в сторону, где в лучах утреннего солнца красовался обезображенный труп. Целый в плане количества, но искромсанный в плане качества. Да так, что даже мне слегка поплохело…