А уж как смотрел на тело бывшего соратника отряд. Кстати, они таращились и на меня, явно не понимая, что за сцена здесь происходит.

— Ты сдохнешь! — заорал Лексий, поднимая склянку, — Сила моего господина неизмерима! Он всемогущ! Он…

Тупой десятник орал ещё что-то, потрясая бутыльком, но я смотрел только на воинов, стоящих за границей. О-о-о, Всеволодом я умел глядеть по-разному…

Мог смотреть, как на букашек, которым суждено быть раздавленными мной. Мог смотреть, как на провинившихся собак… Или как голодный хищник на желанную добычу, это тоже производило эффект.

А мог смотреть просто как на говно… На него и наступить противно, и думаешь только о том, как бы обойти и оставить вонять за спиной.

В общем-то, последний вариант я и хотел изобразить, но бросская мимика не до конца была мне подвластна. Не знаю, что там у меня получилось, но воины шарахнулись, отступили на один шаг назад, стали испуганно переглядываться…

Надеюсь, у меня получился не хищник, который смотрит на говно, как на желанную добычу… Ну ладно, и так сойдёт. Предатели всё равно ничего так не ценят, как собственную никчёмную жизнь.

— Я — бросс Малуш, — спокойно начал я, вкладывая в свой зловещий шёпот магию воздуха, — Большинство из вас меня прекрасно помнят.

Мой голос залетал прямо им в уши, заглушая даже истеричные крики десятника и его бряцанье доспехами. Вообще, раньше я делал это магией Тьмы, проникая ей в сокровенные уголки души, но тут техника была схожей… Просто я помогал звуку распространяться по воздуху, а в качестве «уголков души» выбрал уши противника.

Так-то, если честно, в результате такого эксперимента у них могли разлететься перепонки, а то и головы. Но, во-первых, мне их было нисколько не жалко, а во-вторых, защитная пелена в теории должна была их защитить от такой опасной магии. Ну, и кстати, получилось же?

— Именно я, бросс Малуш, поломал планы вашего господина там, под Солебрегом…

Как и ожидалось, по отряду пошли шепотки про «сраного бросса, который всё тогда испортил». Я прекрасно слышал каждый шёпот.

— Если вы хотите жить, — продолжал я, — то у вас только один вариант…

— Во имя Левона Кровавого! — засипел сорванным горлом Лексий и опрокинул в себя склянку. Потом лихим броском разбил её о камни и утёр перчаткой губы.

— … у вас в крепости находится бард Виол Сладкопесенный, он же царский сын, насколько вы знаете…

Лексий подскочил ко мне, навис сверху, да так и застыл. Где-то в глубине его тела захрустели суставы, стали трещать растущие мышцы и жилы. Вздыбились губы от вырастающих клыков, на голове и загривке затопорщились волосы, превращаясь в колючую гриву. Потянулись когти из скрюченных пальцев…

Но я даже не поднял голову. Лишь Кутень порыкивал, обнажая клыки, но тоже пока не бросался.

А я говорил и говорил. О том, как я зол… Как я голоден, да и мои друзья тоже, и что нас надо накормить.

И что будет плохо, если хоть волос упадёт с головы Виола… И если они вздумают взять его в заложники, то узнают такие мучительные способы умереть, о которых они даже не слыхали.

А ещё лучше, чтобы он встретил встретил нас в крепости улыбающимся, целёхоньким, довольным и румяным…

— Румяным⁈ — вдруг вырвалось у кого-то.

Я усмехнулся, чувствуя, что Виолу это особо не понравится.

— Именно румяным. Понимаю, вы сейчас успеете убежать в крепость, закроете ворота, — со скукой рассказывал я, — Там вам в голову придут всякие нехорошие мысли. Но я пройду и сквозь эту магию, и сквозь ворота… Пройду через всех вас.

Я обвёл их взглядом, задерживаясь на каждом ровно столько, сколько нужно. В это время сверху то ли рычал, то ли хрипел обращённый Лексий, который явно не мог понять, почему не может двигаться. И почему его новое тело уже покрывается чёрной шелухой, источающей едкий дымок.

— Но вы можете остаться в живых, — продолжил я.

Дальше опять был скучное о том, что мне нужна экипировка, чтобы продолжить поход дальше, в третью магическую зону, где находится их хозяин, Левон Багровый…

И что эти бедолаги, если действительно хотят жить, должны не просто всё это собрать. Они должны меня встретить так, как не встречали своего великого господина, и если хоть чуть-чуть облажаются…

Тут я замолчал, и донеслось чьё-то робкое:

— А что тогда?

— Тогда вы узнаете, какое «иначе» будет у меня.

За это время Лексий, нависший надо мной, успел превратиться в огромного… воистину огромного упыря… Да, стоит похвалить Левона, он знает толк в ядах, даже мои люди таких мутантов не создавали.

Вот только утреннее солнце имеет особую силу. На то оно и утро, чтобы силы добра с надеждой ждали его… Будь сейчас вечер, мне бы не поздоровилось.

А так Лексий — точнее, огромный упырь, поднявший лапы — успел почернеть и обуглиться. Затем его грозная фигура стала рассыпаться, и целые куски отваливались, тут же истончаясь в невесомый прах. Лёгкий ветерок уносил его к морю, и дружинники, как заворожённые смотрели на это.

Признаться, я всё же помог ветру магией воздуха. Ну не улыбалось как-то, чтоб мне за шиворот сыпались останки десятника.

Я не шелохнулся, ни один мускул не дрогнул на моём лице. Ни разу я не покосился на упыря.

— Ваш Левон имел наглость схватить моих друзей, — подытоживая, сказал я, — Вы ещё можете выжить, а он в любом случае сдохнет. Вот так…

Я показал на море, куда унеслась последняя горсть от Лексия. Отряд синхронно повернул туда головы… Потом мой палец ткнул в сторону загрызенного:

— Ну или так.

Они тут же вытаращились на труп. Воцарилась тишина.

— Эээ… — донеслось неуверенное, — Всё?

Я встал.

— Всё, можете бежать.

Тут же Кутень вскочил, снова на мгновение увеличившись в размерах, и рыкнул так, что заколебалась вся пелена купола. Отряд был… и вот его нет, лишь топот и пыль в стороне ворот.

Остался только лёгкий запах чеснока… ну и немного запаха страха. Цербер даже фыркнул.

— Срам-срам-срам!

— И не говори, — буркнул я, махая остальным подходить, — Кутень, утащи это кровавое безобразие. Лука ещё маловат на такое смотреть.

Пока Анфим и остальные подходили, ворота заскрипели, закрываясь. Я вздохнул — видимо, намёков эти вестники тупости не понимают.

— Мать-перемать, и что за представление ты устроил? — спросил Анфим, едва подошёл.

— Хотел как лучше, — проворчал я, — А то ты прямо ничего не слышал?

То, что магу воздуха услышать разговор на таком расстоянии — раз плюнуть, мы знали оба. Поэтому дюжинник лишь пожал плечами:

— Я и говорю, что это было глупо.

Бам-бам настороженно нюхал магическую преграду, топорща иглы на загривке. Дюжинник и Агар, сложив руки на груди, воззрились на магическую защиту. Здесь была замешана не только Магия Крови, но и много чего ещё.

Лука тоже крутил головой, оценивая масштабы преграды. И это было хорошо — значит, юный паладин и вправду видит магию.

Анфим, естественно, вызвал на ладони свистящий от скорости вихрь и собрался уже бросить в купол, чтобы проверить его на прочность, но я остановил.

— Неужели ты надеешься пробить защиту магистра, мага пятого ранга? — удивлённо спросил я, — Который единственный во всём Моредаре умудрился выстроить здесь крепость…

— Ну, — Анфим смутился, — А что делать-то⁈

Покачав головой, я подозвал Бам-бама и Луку. Взял за руку мальчишку, аккуратно наколол ему палец об иголку и стряхнул на преграду. Купол тут же замерцал, причём над всей крепостью — её защитники тоже это прекрасно видели.

— Да чтоб меня Яриус поджарил! — Анфим вытаращился, — И всё⁈

— И всё…

Я не стал объяснять ему, что с одной стороны Магия Крови настолько мощная, что с ней не могут справиться даже боги. Ну, это если эти боги настолько тупые, что позволят загнать себя в такую ловушку.

А с другой стороны ломается эта магия всего лишь каплей чужой крови, которая вносит диссонанс в заклинание.

Недоверчиво глядя на меня, так же на купол смахнули кровь Анфим с Агаром. Кутень и Бам-бам рыкнули, когда я уколол и их тоже. При этом каждый раз купол мерцал, являя великое небесное знамение вестникам наивности, засевшим в крепости.