Когда садимся за стол, мобильник Тима снова вибрирует. Он встает и принимает вызов. На этот раз по ответам делаю вывод, что Агаев нужен как волонтер.

— Хорошо, я выезжаю, буду через час, — говорит он быстро.

— Агай, работы много, — предупреждает Семен. — Пусть без тебя в этот раз.

— Я ненадолго, там… В общем, скоро приеду.

Однако обращается Тим почему-то ко мне. Словно отпрашивается.

Понятия не имею, что это значит, но отчего-то становится очень тепло. Мы смотрим друг на друга некоторое время, и такое странное чувство, как будто нам это просто нравится — пялиться в упор. Словно можно было бы заниматься только этим.

— Ты в лес? Я бы хотела с тобой поехать, — признаюсь честно.

Плита — это, безусловно, веселее, чем газон, но я бы предпочла эндуро.

Тим задумывается буквально на секунду. Качает головой.

— Ты не в розыске, Насть, но рисковать не будем. Посиди в гараже, окей?

— Посижу, конечно. Просто говорю, что в прошлый раз мы были неплохой командой. Будь осторожен. Лоси и все такое.

Мы снова друг на друга смотрим. Я — воровато, пристально, он — будто мысли прочитать пытается. Мне хочется продолжать на него смотреть.

На прощание Тим целует меня в щеку, а потом, запрыгнув в «супру», уносится прочь.

Следующие четыре часа механики занимаются машиной. Я сижу на диване, наблюдаю за ними и периодически проверяю, не ответил ли Шилов. Судя по сводкам, Тим отправился искать грибников. Пара пенсионеров заплутала в лесу, родные прождали до вечера, после чего бросились искать. Утром вызвали помощь.

— Семен, а ты знаком с мамой Тима? — спрашиваю я внезапно.

— Знакомы ли мы с Маргаритой Юрьевной? — пафосно переспрашивает Гриха. — С лучшим кондитером Сибири?

— Да мы загибаемся без ее булочек!

— Серьезно? Мама Тима — кондитер? — оживляюсь я. — А расскажите подробнее. — Пожалуйста-пожалуйста!

Мама Тима — максимально добрая женщина. Это я поняла в первые пять минут рассказа парней по их глазам, интонациям, шуткам и дальше с каждым словом только убеждалась. Ее любимое занятие — организовывать праздники, сама она специализируется на свадебных тортах, очередь за которыми расписана на год вперед.

Интересное дело. Где Тим и где праздник? Природа пошутила, подсунув кондитеру такого сына?!

— Как он среди тортов и кексов умудрился вырасти злобным? — живо интересуюсь я.

Парни хохочут.

— Да, они с Тимом разные, — болтает Семен, поднимая капот и склоняясь к движку. — И внешне, и по общению. Как фиат и бэха.

— Тим, наверное, пошел в отца?

— Скорее в деда. Тот тоже был спортсменом, характер — тяжелый, волевой. Не представляю, как Маргарита Юрьевна умудрилась вырасти такой доброй… О, кстати, наш Тим даже родился в день рождения деда, спустя — дцать лет.

— Серьезно? — удивляется Гриша.

— Ага. Вот и не верь после этого в реинкарнацию. А я, между прочим, верю, я думаю, все в жизни не просто так.

— Добрая-то добрая, а бизнес у нее хорошо развивается. Так что смотря с кем, — продолжает тему второй механик.

— Пожалуй, ты знаешь, вопреки. Она из-за мягкости часто на деньги попадает. Как в тот раз, помнишь?

— В какой раз? — спрашиваю. — Я не в курсе.

Парни переглядываются.

— Тим сам расскажет, если захочет. Душа у Маргариты Юрьевны нараспашку, а так нельзя, особенно если с людьми работаешь. Люди-то ведь разные бывают. С виду, например, приятные, а в душе прогнили напрочь. В глаза улыбаются, а за глаза… — Семен морщится, явно припомнив что-то из личного опыта. — А иногда наоборот, человек вроде мерзкий, но чужого брать не станет. Хоть убей! Не возьмет. Так-то, Настя.

Вздыхаю. Да уж, что верно, то верно. Шилов — ну просто душа компании. Работящий, ответственный, красивый мужик.

— Маму Тима часто обманывают? — уточняю я вслух.

— Скажем так: сто раз было, что ей пишут, дескать, торт не понравился. Она верит, плачет, деньги возвращает. В убыток себе работает. Торт где? Торт съели, а деньги верните.

— Это же нечестно. Если торт не удался, то пусть возвращают его целиком. С надкусанным, блин, кусочком!

— Не удался у Маргариты Юрьевны? Ха-ха! Срубают в первую же минуту! А ей так неудобно, что она возвращает все до копейки. По крайней мере по первости возвращала, сейчас не знаю. Люди есть бессовестные.

— Это правда, — соглашаюсь со вздохом. — С Тимом ей тяжело, наверное?

— А что с ним тяжело? Он сам по себе всегда. Или тренируется, или дома спит. Какие тут могут быть сложности?

— Я в том плане, что он не общительный.

— Он другого склада. Мама правильно сделала, что в спорт его привела. Они, кстати, много секций обошли, прежде чем на картинг Матросова наткнулись. Тиму было сложно найти контакт с тренером.

— Или тренеру с ним.

— Ну да. А Федор был таким, что дети к нему тянулись. Знаешь, есть прирожденные педагоги, своих детей могут и не иметь, но всех чужих — под крыло. Наш Тим ему нравился, Агай уже на втором году начал кубки брать. Видела бы ты, как Игорь Смолин психовал, он-то своего сына пропихивал. Я в то время у Игоря в автосервисе механиком работал, много чего видел, пока мне не пообещали хорошие деньги в «Скорость 360».

— Федор был отличным мужиком, прям батей, — поддакивает Гриха. — Но ладно, не будем о грустном.

— Тим тяжело пережил смерть Федора, да? — Я встаю на зыбкую почву.

Семен задумывается, даже инструмент откладывает. Потом говорит уклончиво:

— Скажем так, Смолины сделали все, чтобы пережить смерть Федора было невозможно.

— Гонки — опасный спорт, — встревает Гриха. — Если ты решил стать пилотом или даже просто пришел посмотреть как зритель, должен быть готов к любой ситуации.

Слово «ситуация» он выделяет, вкладывая, видимо, в него все возможные несчастные случаи.

— Федор, кстати, сам как-то сбил овоща. Об этом не принято вспоминать.

— Овоща? — переспрашиваю я. — Это вы о зрителях так «уважительно»?

— Зрители не лезут на трассу. Только овощи или кегли. Прямо под машины. Зачем — одному богу известно. Всякое бывает, к сожалению… А вот и Тим. — Семен достает из кармана мобильник. — Привет, ты скоро?.. Что?.. Э-э. Понял. — Он сбрасывает вызов и смотрит на меня округленными глазами. — Настя! Собирай бегом вещи, тебя ищут! Тима сказал, чтобы ты через заднюю дверь бежала. Они уже едут.

На миг я перестаю дышать.

Они.

Они едут.

Если меня заберут до того, как я получу деньги, это будет конец. Конец моей жизни.

В ушах шумит. Я соскакиваю с дивана, но на мгновение замираю, покачнувшись. Хватаюсь за спинку.

— Настя-Настя-Настя, — поддерживает Гриха. — Девочка, что делать? Командуйте, я не понимаю.

Да нас долетает шум приближающихся машин.

— Бегом! — рявкает Семен. — Гриха, тащи ее сумку! Давай-давай, кулема ты наша, нужно поторопиться.

— Не отдавайте меня. Боже, что я несу… — Вцепляюсь в Семена.

Мы так подружились за эти дни. Кто бы мог подумать, что можно проникнуться симпатией так быстро?

— Мне страшно, Семен.

Он не отвечает. Мечется. А потом ведет к дальней двери в кладовку.

— К нам едут три машины! — кричит Гриха, сбегая с сумкой со второго этажа.

Семен мимоходом вручает мне Шелби и заводит в кладовку. Там под свалкой досок есть люк в подвал.

Когда Семен поднимает его, мы вдыхаем легкий запах плесени.

— Потерпи.

— Конечно.

Я вместе с Шелби спускаюсь по шаткой лестнице. Отхожу в сторону, и Гриша скидывает сумку. Последней Семен бросает куртку.

Люк закрывается, щелкает замок.

Я осознаю себя в полной темноте. Следующая мысль: фонарик. Мне всучили фонарик. Включаю его и оглядываюсь — полки, полки, полки, с которых давным-давно кто-то забыл забрать банки с заплесневелым вареньем и побелевшими солеными огурцами. Два ящика для картошки и других овощей.

Прохладно.