Поглаживает по ягодицам, сжимает их, дышит прерывисто, ужасно сексуально. Ласкает мою спину, и по напряжению, которое исходит от него волнами, я ощущаю, как тяжело Тиму сдерживаться. Какой он молодец, оказывается.

И тут осознаю, что я не хрустальная. Всего лишь склонная к паничкам. Он тормозит себя, потому что фиг знает, чего от меня ожидать.

— Тим… — всхлипываю как-то особенно жалобно. — Помнишь, как было в машине?

— Я все помню. Но я капец как боюсь на тебя надавить, — подтверждает он мои предположения.

— Не дави. Я… я тоже помню.

Двигаясь сверху, я воображаю, что Тим во мне. Это было бы лучше. Это было бы идеально. Губы сухие, их никто не целует. Пальцы покалывает. Я двигаюсь на нем так, как могла бы в момент любви и близости, будь все иначе. Я вдыхаю его запах, я беззвучно шепчу его имя. Вибратор держу в руке как щит, просто чтобы позлить, я даже не прижимаю его к себе.

Когда слегка наклоняюсь, Тим обхватывает мое горло и чуть сдавливает, второй рукой гладит ягодицы. В этот момент мир рассыпается и я ощущаю себя драгоценностью. Меня смывает волной. Тим прижимает палец к клитору, переворачивает нас и делает движения рукой, как будто толкается в меня. Накрывает своим телом, будто прячет от мира. Я закрываю глаза, продолжая чувствовать разряды удовольствия, — по всему телу молнии.

Когда он приподнимается, я сжимаю ноги, давая понять, что на этом все. А когда шум наших горячих дыханий становится тише, мы оба поворачиваемся к источнику равномерного гудения. Тим забирает вибратор и отключает его.

Немного успокоившись, я отползаю на край кровати. Прошу оставить меня в покое. Он слушается.

Укладывается на подушку. Лежит некоторое время, а потом рывком встает и выходит из комнаты.

Возвращается минут через десять со стаканом воды. Пока я пью, Тим подхватывает подушку и заваливается на матрас.

Спустя какое-то время слышу, как мерно он дышит. Беру одеяло и иду к нему. Ложусь рядом и укрываю нас обоих. Следом раздается урчание Шелби.

Во сне Тим сгребает меня в объятия, и я устраиваюсь на его груди.

Я ужасная сестра и вряд ли когда-то смогу посмотреть Юле в глаза. Но он мне нужен. Как же сильно он нужен мне сейчас, в эти последние два дня на свободе.

— Мам, привет, — раздается хриплый спросонья голос.

Я замираю под одеялом, внезапно осознав, что на свете есть женщина, которая родила Тимофея Агаева. Раньше на эту тему я что-то не задумывалась. Он просто всегда был один, сам по себе. Да и Юля тысячу раз повторяла, что Тиму никто не поможет.

— Не разбудила, конечно. Я выхожу на тренировку.

Лжет! Сам в это время неуклюже пытается запихнуть ногу в штанину. Телефон секунд десять вибрировал на полу, пока мы дрыхли. Потом Тим очнулся, соскочил с надувного матраса, а я продолжаю притворяться спящей.

Вообще-то, после того, что вчера было, планирую так делать вплоть до дня обмена. Ну и стыд.

Я наблюдаю за Тимом сквозь ресницы.

— Звони в любое время… Нормально, готовимся… Ага, завели, проехались. — Он явно улыбается. — Подали заявку… Приеду, да. Мам, только не надо ничего готовить и устраивать… Блин, я в Москве два месяца, а не двадцать лет, не стоит устраивать вечеринку… Я не… Мам, мам, я на нее не приду тогда. — Тим цокает языком. — Да блин. Не при-ду. Мне правда не до вечеринок, клянусь…

Он слушает ее и параллельно открывает шкаф, ищет носки. Плюхается на кровать и, зажав щекой мобильник, натягивает их.

— Я приеду, сделаю, без проблем. В следующие выходные. Если тебе срочно, давай парней попрошу… Нет, мне не сложно.

Тим идет к двери, и Шелби с поднятым хвостом галопом устремляется следом.

— Понял, сейчас только кота покормлю… Да, кот приблудился…

Дальше мне уже не слышно.

Ух ты, его мама хочет устроить вечеринку по случаю возвращения сына в Красноярск. Я почему-то широко улыбаюсь, плохо представляя себе Тима в колпаке. А потом посмеиваюсь. Сама бы, наверное, не отказалась от вечеринки в мою честь. Мама у Тимофея… милая.

Некоторое время я сижу на матрасе, трусливо дожидаясь прихода механиков, и лишь когда хлопает дверь внизу, отправляюсь в душ. Приведя себя в порядок, убираюсь в комнате. Заправляю кровать, собираю в сумку вещи.

У нас есть правило: я ничего не разбрасываю. В любой момент может нагрянуть полиция или кто похуже и устроить обыск. Если будет минута на то, чтобы схватить сумку и добежать до подвала, есть шанс, что меня не найдут.

Подвал. Передергиваю плечами. Надеюсь, никому не придет в голову искать меня у опального гонщика. Недружелюбность Агаева — его визитная карточка.

Периодически проверяю почту — ответа от Шилова нет. Это начинает беспокоить. Он вспыльчивый и, по идее, должен был уже несколько сообщений прислать. Вот Иванов, мой несостоявшийся муж, — тип скользкий, этот вполне мог предпринять что-то нехорошее.

Тревожно, конечно.

В кухне я делаю музыку погромче и, пританцовывая, приступаю к готовке завтрака. Когда сковородка раскаляется, капаю масла и разбиваю два яйца. Примерно через минуту понимаю, что Тим стоит в дверях и наблюдает за мной.

Усилием воли заставляю себя не вздрогнуть. Надеюсь, что незаметно потираю предплечья. Эта его заинтересованность действует на нервы. Она — лишняя в нынешних обстоятельствах. Я почему-то думаю о том, как было бы здорово поцеловать Тима сейчас, при встрече.

— Спроси у парней, они будут яичницу? — перекрикиваю музыку и свои мысли.

— Доброе утро, — бросает он с улыбкой, заставляющей отвести глаза. Достает из шкафа протеины и шейкер. — Парни смотрят прицеп, подъедут попозже. Соскучилась?

— Еще как.

Решаю нарезать сыр. Тим, взбалтывая в шейкере свой коктейль, отправляется к холодильнику, достает упаковку яиц и подходит к плите. Разбивает четыре штуки одно за другим в мою сковородку. В это время песня Шакиры заканчивается и начинается новая. Тим кивает под музыку, настроение у него игривое. Остается мечтать, что парни не будут долго возиться с прицепом.

Яичница весело скворчит.

Я делаю вид, что этой ночью ничего не было.

Пока Тим не обнимает со спины, положив ладонь на мой живот.

— Эй, у меня нож! — Резко оглядываюсь.

Он отвечает на возмущение строчкой из песни:

— Нет, я рук не уберу, знаешь, чисто из-за принципа.

Становится смешно! Так складно получается. Тим вздергивает брови и увлеченно продолжает прикалываться:

— Я не строю принца из себя, ведь ты и не принцесса тоже, в принципе, сама…

Ахаю беззвучно недовольно, но его ослепительная улыбка обезоруживает. Тим отходит на шаг, покачиваясь в такт, и подзывает меня пальцем:

— Цыпа-цыпа-цыпа-цыпа.

Хохочу! Боже, какой дурак! Он играет бровями, я поднимаю руки и начинаю изображать Жади из «Клона», двигаясь под восточный мотив.

— Воу… — Тим вторит песне: — Да ты явно заблудилась, ты по пьяни явно себе допустила… Залезай на мотоцикл, цыпа… — Он делает характерное резкое движение бедрами.

Через смех кручу у виска, Тим тоже широко улыбается. Я эффектно поворачиваюсь спиной и эротично трусь об него ягодицами.

— Я рыцарь, бля! — выкрикивает он вслух следующую строчку, но так, будто самому явно не до смеха. Тоже поднимает руки, подыгрывая.

Мы прикалываемся под музыку, снимая напряжение и веселясь. Двигаясь в такт, параллельно солю свой и Тима завтрак, делаю бутерброды. Он снова обнимает со спины, я продолжаю танцевать, оба ржем. Именно в этот момент в кухню заходит Семен и радостно скалится.

Мы с Тимом мгновенно приходим в себя. Я прочищаю горло и юркаю к плите, он возвращает лицу хмурое выражение и продолжает трясти шейкер.

— Боже, да он у тебя уже двести раз взбился! — ругаюсь я.

Тим посылает мне строгий взгляд и делает музыку потише.

— Ну что там? — спрашивает у Семена. — Рассказывай.

Парни взахлеб обсуждают прицеп, его состояние, стоимость и все такое. Я же стараюсь не улыбаться так счастливо, делаю вид, что увлечена готовкой.