Рикенгарп сказал, сдерживаясь, чтобы не сорваться на крик:

— Она же такая шумная. Даже если всё произошло внезапно — может, кому-то и удалось выбраться из здания. Наверняка.

Они ещё немного побродили на руинах. Живых не было. Одни лишь куски тел друзей.

Гул егернаута начал стихать. Всё равно что слушать шагающий литейный цех.

Появился новый звук. Шум и скрежет колёс. Джипы. Грузовики.

— Фашики вернутся проверить, не уцелел ли кто, Гарпи, — сказал Остроглаз.

Рикенгарп, сжав губы, водил во все стороны бешеными от гнева глазами. Он был на волоске от срыва. Остроглаз очень осторожно положил руку на плечо Рикенгарпа. Рикенгарп волчком развернулся, что-то прорычал, наставил на него ствол. Курок щёлкнул. Предохранитель не был снят.

Остроглаз глотнул, чтобы протолкнуть на место подскочившее к горлу сердце.

— Это же я, Гарпи. Срань Господня...

— Прости, я...

— Тебе реально стоит слезть с этой синей дряни, чувак.

— Это не то... — Из глаз Рикенгарпа по грязным щекам струились слёзы. — Они...

— Знаю. Ты прав, чувак, кто-то наверняка выбрался. А теперь послушай. Фашики возвращаются. Если заберёмся повыше, сможем кого-нибудь убить. Понял? — Рикенгарп позволил Остроглазу взять себя за руку и отвести прочь. Шум грузовиков стал громче. Остроглаз увидел, что впереди дым рассекла полоска света.

— Бля...

Подбежали, кашляя и задыхаясь, Клэр с Бонхэмом и Курландом.

— Там солдаты, — выдохнул Бонхэм. — Это не...

— Это ВА, — ответил Остроглаз. — Бежим! — Он повёл их вниз по улице, подальше от шума. Прочь из толстого пылевого облака, вниз по извилистым улицам шириной двадцать футов по каждой стороне.

Потом они остановились перевести дыхание.

— Бля, — выдохнула Клэр, — я больше не могу.

Остроглаз посмотрел в переулок и увидел там силуэт человека. С винтовкой. Остроглаз поднял дробовик, но человек помахал ему и распростёр руки, опустив оружие к земле и подставляя грудь пулям. Сдаётся? Фигура приблизилась. Рикенгарп произнёс:

— А-атлично!

Это был Юкё, в камуфляже и чёрной бандане, с переделанной винтовкой M83 на плече.

Он подошёл к ним, опустив руки по швам. Лицо Юкё ничего не выражало. Остроглаз положил руку ему на плечо. Японца затрясло от облегчения.

— Там ещё двое выбрались, — хрипло проговорил он, — но больше никто. Штаб уничтожен. Эти твари у меня уже вторую семью отняли.

— А кто?.. — спросил Рикенгарп.

— Уиллоу с Кармен. Они... уединились. У нас была вечеринка. Вот почему... мы перебрали. Иначе бы услышали их. Стейнфельд последнюю бутылку откупорил. — Он вяло улыбнулся. — Вы опоздали на вечеринку.

— На вечеринку? — недоверчиво переспросил Рикенгарп. — А с какой радости?

— Стейнфельда провожали... Через десять минут после твоего ухода... сообщение. Израильтяне захватили скак ВА. Два места. Послали его за Стейнфельдом и Левассье. Стейнфельд должен был направлять общую операцию по прорыву блокады. Ну, теперь-то уже неважно.

Он пожал плечами.

— Стейнфельд, впрочем, выбрался. Он в безопасности. Он снаружи. Ему больно было уходить, я видел. Но он знает, так нужно для дела. Он выбрался.

— Стейнфельд на свободе! — воскликнул Рикенгарп. Настроение его снова резко переменилось. Он затанцевал, делая вид, что играет на дробовике, как на гитаре. — Накось-выкусите, фашистские членососы!

— Тихо будь, Гарпи, — сказал Остроглаз.

Юкё разглядывал новичков.

— Эти из Колонии?

Остроглаз кивнул.

— Давай. Делаем ноги.

— Куда? — выговорила Клэр, прислонясь к стене.

— Пока что — в убежище, — ответил Остроглаз, — а там перегруппируемся.

— В убежище, говоришь? — хихикнул Рикенгарп. — В убежище, в убежище, в убежище. Знаю я такое местечко. Я тебе покажу, Остроглаз. Пошли. Туда квартал пёхом.

Остроглаз сидел спиной к стене, умостив пулемёт на коленях. Пулемёт был старый, сработанный в конце прошлого века. Оружейники НС его дважды чинили.

Они разбили лагерь в развалинах музыкальной лавки. Остроглаз, Юкё и беженцы с ПерСта расположились за конторкой кассира. Разбитый сканер кредиток валялся на полу, как размозжённый череп обезглавленного роботенка. Повсюду были раскиданы пожелтевшие листы партитур. В дальнем углу слабо мерцал химический обогреватель. Кроме него и походной лампы Coleman, источников света в убежище не было. Оказалось, что лампу и топливо сюда натаскал Рикенгарп. Сюда-то он и отлучался.

Римплер лежала у обогревателя на самодельном, набитом партитурами матрасе, мягко посапывая. Рядом сидели и о чём-то шептались Бонхэм с Курландом. Напротив Остроглаза сидел Юкё, уронив голову на руки, а руки на колени, подтянутые к груди. Он спал и во сне что-то бормотал по-японски.

— Рикенгарп? — шепнул Остроглаз.

— Я ещё не сплю, чувак, — ответил Рикенгарп вполголоса из-за кассы. — Я что-то накрутился сильно. Вы поспите, я буду на часах.

Остроглаз уронил голову на руки, подражая Юкё, и забылся беспокойным сном, то и дело вскидываясь на любой звук. Он слышал, как ёрзает Рикенгарп, что-то занюхивая — наверное, синтеморфин, чтобы отходняк после синемеска сгладить, чтобы отогнать мысли о друзьях — раздавленных, растерзанных, замученных на единственном за шесть месяцев празднике. Он вскидывался и снова засыпал... Потом он очнулся окончательно и услышал, как спорят Бонхэм и Курланд. Акцент Курланда проявился отчётливей.

— Но мы же не знаем, кто эти «фашики» на самом деле, — вполголоса говорил Курланд, — ты же учти, что мы тут по приглашению, э-э, оппозиционной им силы. В смысле, оппозиционеры всегда склонны выставлять режим тиранами и злодеями... Если мы поясним этим солдатам из Второго Альянса, что мы не экстремисты, а нейтралы, они, разумеется... в смысле, я хотел сказать, почему бы не сделать вылазку...

— Не дури, — ответил Бонхэм. — Я у них в чёрном списке. Они же знают, что я от них удрал. Они меня бросят в концлагерь. И тебя за компанию, как соучастника — ты же принял от нас взятку, значит, сговорился с врагами ВА. Клэр тоже их враг, значит, они и её уработают. Забудь.

— Но я...

— Я сказал: забудь. — Бонхэм, с виду ботаник, умел говорить на удивление властным тоном.

Значит, Бонхэм бывший коллаборационист. Остроглаз переварил эту информацию и снова уснул.

— Остроглаз, да проснись ты, блин!

Остроглаз вскочил и, моргая, огляделся. Спина у него ныла от сидения у холодной бетонной стены.

— Чего там? Мне пора дежурить?

— Нет, сейчас Юкё на часах... Иди сюда!

Остроглаз потянулся и, не выпуская из рук пулемёта, пошёл за Рикенгарпом мимо спящих вповалку вокруг обогревателя беженцев. Остроглаз покосился на Клэр. Лицо спящей навевало мысли о девушках с картин прерафаэлитов. Его сердце сладко заныло. Он улыбнулся, увидев, что Римплер так и спит с пистолетом, который получила от Юкё; спит в обнимку с пушкой, как маленькая девочка — с куклой. Они прошли по коридору и спустились по лестнице в пыльный сырой подвал. Рикенгарп включил фонарик.

— Я тут однажды порылся... и обратил внимание, что коробки расставлены как-то неровно, словно за ними что-то спрятано. — Он посветил фонариком поверх стопки картонных коробок, и луч выхватил из мрака притолоку двери. За коробками в стене была дверь в другое помещение, забитая досками. Рикенгарп пнул отсыревшие доски, и те легко проломились. Было ясно, что Рикенгарп уже наведывался в тайник, а потом наскоро забил дверь старыми досками.

Он распихал коробки с таким грохотом, что Остроглаза аж передёрнуло, и посветил фонариком через низкий дверной проём.

— Смотри, что тут есть!

Остроглаз нагнулся и пролез туда. Рикенгарп светил ему фонариком.

Комнатка была тесная, двадцать футов на пять. Даже не комнатка, а длинный шкаф, снизу доверху заставленный музыкальным оборудованием. Гитары, усилители, микрофоны, громкоговорители, динамики.

Остроглаза пронзила смутная беспричинная тревога. Для Рикенгарпа же это место было сокровищницей Тутанхамона.