— ВА... — Остроглаз помолчал минутку, потом внезапно взорвался: — Но не могут же натовцы быть такими... хочу сказать, попросту отдать им всё. Натовцы обязаны установить временные правительства по образцу довоенных.

— Они это называют переходным периодом до установления временного правительства. Пока автономия не станет практически реализуемой. В промежутке ВА наводит порядок...

— Да нет, чувак. Все знают, что за крысы в ВА. Натовцы бы им не позволили...

— Ты чё, серьёзно? Ты до такой степени наивен?

Молчание. Затем:

— Я думаю, те, кто в подСети, знают наверняка... но не могут же натовцы оказаться такими идиотами.

— НАТО в глубокой жопе везде, кроме Скандинавии, Испании, того, что осталось от Британии, и Штатов. А кто дёргает за ниточки в Штатах? Лоббисты ВА.

Спустя мгновение Остроглаз отозвался:

— Хорошо, предположим, я тебе поверил. И что? Блокада восстановлена?

— Нет. Но ВА уполномочен «осуществлять временное оцепление».

— Ты где эту фразочку подцепил?

— Стейнфельд распеч...

Пусть думает, что у меня невольно вырвалось... Бля, я произнёс его имя!

— Стейнфельд?! Так ты со Стейнфельдом?!

Картонки разлетелись. Остроглаз рывком сел.

— Я всего лишь рекрутер, — сказал Дымок слишком поспешно. — Я не создавал НС.

— Ебать! У меня в берлоге оперативник Нового Сопротивления! Да если натовцы пронюхают, нас всех по концлагерям отправят!

— Меня ничто не выдаёт. Я фрилансер. Я некоторое время знавал Стейнфельда, мы вместе контракт подписали. У него остались связи в Моссаде. И ещё нескольких знаю. Но я не его щенок! Я сам по себе, Остроглаз, честное слово! Я вообще не должен был тебе так много раскрывать, но, блин, давай с нами! Для начала я тебя познакомлю со Стейнфельдом. В обмен на одну услугу он тебя отсюда вытащит. Из Амстердама — в Париж.

— Один кратер ничем не лучше другого. Ловушка ничем не лучше другой. Хренасе сделка!

— Нет, всё по-настоящему! Сортовая чушь собачья, с лучшими намерениями, и ты ведь сам понимаешь, что там всё лучше! Может, ненадолго. Но тебе и не потребуется там задерживаться.

Остроглаз не ответил. Молчание его говорило: Лицемерие. Сплошь одно лицемерие.

Ворон устроился у Дымка на шее, нагрел небольшой участок тела. Круг тепла и бездумной привязанности диаметром в три дюйма. Они меня во сне могут пристукнуть, подумал он с отстранённым удовлетворением. Пятьдесят на пятьдесят. Подумав так, Дымок сконцентрировался на трёхдюймовом круге тепла и упал в него, точно в портал.

Дымок резко сел, глянул через тускло освещённую комнату на Пельтера. Тот был мёртв. Ворон пропал. У Дымка внутри что-то заледенело. Ты прекраснодушный идиот, сказал он себе. Кем ты себя возомнил? Ты как те узники камеры смертников, которые пытаются приручить тараканов.

Дженкинса и Остроглаза тоже не было видно. Дымку стало всё равно.

Вот только, подумал он, эти мерзавцы съели птицу.

Но тут сзади послышался шелест перьев. Обернувшись, он увидел хвост Ричарда Прайора. Ворон сосредоточенно клевал хлеб, засунув клюв в котомку Дымка.

Дымок постарался подавить прилив радости, но у него ничего не получилось.

Из дыры в потолке сочился слабый голубоватый свет. Наверное, из окна комнаты этажом выше. Дымок огляделся и увидел, что вещи Остроглаза с Дженкинсом пропали. Точно ушли. Безвозвратно. На самом деле ему было начхать. Было бы, не придись Остроглаз ему по сердцу. Он чувствовал в нём неутомимую энергию, в которой так нуждался Стейнфельд.

Ну и пошли нахер. По крайней мере, ворон остался с ним.

— Ричард! — крикнул Дымок.

Ворон снова встопорщил перья и забавно попятился от котомки, кося на Дымка глазом. Было не похоже, что птица сожалеет о содеянном.

Хватит ныть, о мой новый жопоголовый хозяин, словно говорил ворон.

Дымок потянулся к котомке, и ворон вспрыгнул ему на запястье.

— Кто тебя так натаскал?

Ворон издал звук, подобный дверному скрипу.

Дымок скормил птице остаток сыра и сказал:

— Похоже, вербовщик из меня херовый. Они сбежали. И свои шмотки забрали, так что не собираются возвращаться. Пойду-ка я назад к Стейнфельду и попрошусь с ним обратно в Париж.

Но когда бурлящий звонкий поток нёс его лодку по бетонно-кирпичным ущельям, из утреннего тумана позади вынырнула другая лодка, а в ней серебристо сверкнуло стальное рыло «Уэзерби», и тогда Дымок понял, что Остроглаз всё это время следовал за ним. Просто проверял.

Было похоже, что Дымок всё же получит премию за нового агента.

Объект был полностью искусственным, и ничего естественней в мире нельзя было себе вообразить. Потому что мир больше не ограничивался одной планетой.

Мир для Колонистов сводился к взаимоотношениям. Взаимоотношениям Колонии с подключёнными к ней спутниками, Колонии, подключённых спутников и спутников на свободных орбитах, Колонии с Лунной Базой, а также многочисленными контрольными постами на Земле. Информация поступала и отправлялась по лазерным лучам, в микроволновом диапазоне, через традиционные радиосигналы и на кораблях с термоядерными двигателями. Каждый фрагмент информации и вещества, казалось, стремился встроить себя в задуманную создателями конструкцию, противостоящую напору солнечного ветра и космических лучей. Фантастических усилий требовала также защита от космического мусора, представленного метеорами и астероидами.

Мир представлял собою сеть данных и воплощённой информации, а в центре мира торчал ПерСт, Первая Станция, или просто Колония. Искусственный мир, вывернутый наизнанку. Искусственный, хотя в своей речи при вступлении в должность, за пять лет до официального открытия (недостроенной тогда) Колонии, доктор Бенджамин Брайан Римплер подчёркивал, что это творение рук человеческих в известном смысле более естественно, нежели привычный биологический организм. Колония, говорил Римплер, полностью следует законам природы, хотя и творчески переосмысленным. Сходным образом муравейник вместе с населяющими его муравьями ничуть не менее естествен, нежели травяной стебелёк, однако демонстрирует более высокий уровень структурной сложности.

Клэр пыталась втолковать основную концепцию (творение рук человеческих как продукт естественных процессов) своим ученикам-первоклашкам. До некоторых вроде бы дошло. Некоторые остались равнодушны. Остальные попросту отвергли эту мысль, понукаемые неосознанным отвращением: как это можно, уподоблять человеческие колонии поселениям насекомых?

Клэр стояла на травянистом холмике, дизайнерски оформленном так, чтобы напоминать естественные холмы, сформированные геологическими процессами. Вокруг на травке расселись двенадцать детишек. Шестеро мальчишек, шестеро девчонок: этого требовал демографический контроль.

Из космоса Колония выглядела как шестимильный живой цилиндр, который, проглотив нечто объёмистое, теперь неспешно переваривал добычу на манер боа-констриктора. Выпуклость в центре Колонии — полутора миль в диаметре — представляла собой сферу Бернала.

Вогнутая внутренняя поверхность и была основной обитаемой зоной Колонии. То был Пеллюсидар, Му, затонувшая Атлантида, полая Земля. Ландшафт уходил к вывернутому наизнанку горизонту, искривляясь вверх там, где полагалось бы изогнуться вниз. Продольная ось Колонии указывала на Солнце; отфильтрованный и перераспределённый колоссальными зеркалами свет лился из круглых окон на обращённом к центральной звезде конце цилиндра и снова отражался от другого ряда зеркал, на противоположной оконечности. Иногда покров тяжёлых газов, поддерживаемый вокруг Колонии Ледовой Жилой, придавал свету оттенок зари или северного сияния.

Незадолго до начала строительства Колонии индустриальный комитет при ООН направил несколько разведывательных миссий в пояс астероидов, где, по данным высокоорбитальных телескопов, имелись крупные залежи смёрзшихся газов. Жилы эти были подобны огромным агатам, но в действительности служили скорей эквивалентами айсбергов.