Клэр не единожды ловила себя на мерзкой мыслишке, что он втягивает её в подобие психического инцеста на роль доминатриссы. Она отказалась играть по его правилам. Он ещё сильнее запил, сел на наркотики, стараясь забыться. А когда реальность всё же пробилась через этот заслон, он принялся беззаботно играться с тем, чему посвятил большую часть жизни.

Что там говорил Прегер?

Реагируя на должные раздражители, техники по собственной инициативе прекратят бесперспективное беспричинное восстание. И сделают это охотно.

Клэр набрала в грудь воздуху и повернулась к Прегеру.

— Вы предлагаете расширить медиакампанию? Это не поможет. Блокада давит на нас, с каждым днём растёт всеобщая паника...

— Медиакампанию? — удивлённо повторил Прегер и вежливо улыбнулся. — Не совсем. Не настолько прозрачную... Думаю, мы немного потеряли из виду суть проблемы. У нас тут саботаж! Нам грозит смертельная опасность! Опасность угрожает системам жизнеобеспечения, Клэр! Ради себя самих, ради них, ради всех мы обязаны вернуть бразды правления в свои руки. Все бразды.

Клэр смотрела в экран.

— Они же не идиоты, чтобы уничтожать системы жизнеобеспечения. Им не больше нашего охота подышать вакуумом.

— Когда люди раззадорены, они теряют ощущение здравого смысла, — тихо ответил Прегер. — Всё выходит из-под контроля и заходит дальше, чем кто-либо способен себе представить. Сам по себе техник мыслит логично. А толпа техников — нет.

— И вы предлагаете усмирить их, подчинив себе их СМИ? Да это их лишь разъярит!

— Вы неверно понимаете мой план. Я хотел сказать — не напрямую. Они об этом не узнают, если всё сделать как надо.

— Но... — Клэр не нашлась что ответить. Она перевела взгляд на отца. Римплер поднимался из кресла.

— Приятно было вас послушать, — сказал он с отсутствующей улыбкой и пошаркал к двери, не проронив больше ни слова. Он оставлял её одну.

— Папа! — заорала Клэр. — Чёрт тебя подери, да ты возьмёшь на себя наконец какую-то ответственность?

Он остановился на пороге и оглянулся на неё с видом нашкодившего малыша.

Клэр отвела взгляд.

— И правда, что это я, — пробормотала она презрительно. — Ступай себе.

Он пожал плечами, развернулся и открыл дверь. Возможно, он мной манипулирует, подумала она. Он же знает, что я терпеть не могу, когда он так ребячится. Он знает, как сделать так, чтоб я сама его отпустила...

Скэнлон задумчиво глядел вслед Римплеру. На лице его возникло ледяное выражение, напугавшее Клэр.

Римплер закрыл за собой дверь, тем самым фактически слагая с себя полномочия Админа Колонии.

Прегер не сводил глаз с экрана.

— Этот тип, Бонхэм, может оказаться нам очень полезен, — сказал он.

— Думаю, что Клэр сейчас сделала решительный шаг, — заявил Мессер-Креллман. — Кто-нибудь её поддерживает? Может, проголосуем? — Ему нравились формальности. И он знал, каким окажется результат голосования.

— Не стоит себя утруждать, — отозвалась Клэр. — Предлагаю до девяти часов утра завтрашнего дня воздержаться от активных действий. Нам всем нужно кое-что обмозговать. Просто держите на уме, что, с учётом блокады Колонии, ситуация взрывоопасна. Им известно, что Колония в блокаде, им известно, что припасы на исходе. Это придаст им настойчивости. До такой степени, что манипулировать ими вы уже не сможете.

Она встала и вышла из-за стола следом за отцом.

Выходя, она помедлила и оглянулась.

Ван Кипс и Прегер смотрели на экран. Прегер что-то объяснял ван Кипс. Та кивала.

Клэр, чувствуя себя беспомощной, вышла из комнаты.

Рикенгарп надел тёмные очки, потому что ему не нравилось, как Бульвар на него пялится.

Бульвар тянулся через сочленённые субплоты ВольЗоны добрых полмили, петляя из стороны в сторону. Каньон аркад, ущелье в форме шпильки для волос, чьи стены были инкрустированы неоновыми трубками, голоэкранами и мониторами. Ослепительное многослойное разноцветье усиливало приход.

А приход был конкретный. Рикенгарп и Кармен брели рядом в душной ночи, практически шаг в шаг. Юкё шёл позади, Уиллоу впереди. Рикенгарп чувствовал себя бойцом патруля где-то в тропических джунглях. И было у него ещё одно чувство: погони или наблюдения. Возможно, это лишь самовнушение, но поглядеть, как Уиллоу с Юкё то и дело озираются...

Рикенгарп чувствовал под ногами кинетическую зыбь: опорные конструкции плота лениво покачивались, давая ему знать, что в этот вечер дефлекторы искусственного острова работают на полную.

Аркады тянулись тремя уровнями выше узкой улицы; на каждом уровне имелся свой балкон, и там стояли люди, созерцая сегментированную змею уличного трафика. Нагромождение аркад обдавало Рикенгарпа богатой струёй ароматов: жирным запашком картошки фри из фастфуда; сладковато-резким ароматом конопли или табака — курева на любой вкус; смесью запахов мочи, попкорна, прокисшего пива, люля-кебаба и моря, а ещё — слабым озоновым духом маленьких, чертовски проворных электрических автомобилей, снующих по Бульвару. Впервые очутясь здесь, Рикенгарп пришёл к выводу, что для квартала красных фонарей запах какой-то неправильный.

— Пресно тут как-то, — сказал он тогда.

И тут же понял: недоставало раскатистых ноток окиси углерода. ВольЗона наложила запрет на ДВС. В некоторых американских районах бензиновые машины, прожорливые и опасные для окружающей среды, всё ещё были разрешены к поездкам, и Рикенгарп, ретро-рокер, предпочитал именно такие места.

Звуки омывали Рикенгарпа тёплой волной плодородного мультикультурализма. Поп-мелодии из наручных коммов и плейеров прибавляли и теряли в громкости, когда обладатели гаджетов приближались и удалялись; уличные музыканты героически пытались заглушить уличное столпотворение дешёвыми потугами на протосальсу или расчётливо избыточной пульсацией в стиле минимоно.

Рикенгарп с Кармен прошли под стекловолоконной аркой, в несколько слоёв покрытой граффити. Первоначальное значение памятника давно забылось. За аркой в мутном сиянии аркад второго уровня тянулся мрачный переулок. Ближе к сердцу Бульвара многонациональная толпа сгущалась. Мягкая подсветка полистирольного покрытия аллейки, направленная вверх, придавала толпе сходство с ордами зомбаков из хоррор-кино 1940-х; даже через тёмные очки Рикенгарпу мерещилось, что Бульвар опутывает его тысячами завлекушек, воздействуя на подсознание.

Рикенгарпа несло на волне синемескового прикида, но кайф уже спадал; он чувствовал, как накатывает отходняк. Он посмотрел на Кармен. Та встретила его взгляд, и они поняли друг друга. Она огляделась, потом мотнула головой в сторону тёмного переулка, где когда-то работал кинотеатр; сейчас улочка была футов на двадцать от Бульвара завалена мусором. Они прошли в заброшенный кинотеатр; Юкё с Уиллоу встали спинами к двери, загораживая их от улицы, и Рикенгарп с Кармен приняли ещё по двойной дозе синемеска. Уединение для приёма наркоты доставляло ему ребяческую радость, густо замешанную на романтике изгнания из толпы. Когда он вынюхал вторую дозу, граффити на частично забитых досками стекловолоконных дверях начали таинственный танец.

— Я совсем на нуле, — сказала Кармен, заглянув в бутылочку с синемеском.

— Наркоты нету? Только никому не говори, — отозвался Рикенгарп, и они оба прыснули. Ум Рикенгарпа снова обострился, его словно тумблером переключили в режим «синего босса».

— Видишь вон то граффити? Ты умрёшь молодым, потому что БЭРАНы забрали у тебя вторую половину жизни. Знаешь, что оно означает? Я до вчерашнего дня не задумывался, кто такие БЭРАНы. Я привык глядеть на такие граффити и удивляться. А потом кто-то сказал...

— Что-то там с бессмертием связанное, — отозвалась она, вылизывая из нюхачки остатки синего порошка.

— Бессмертная Элита Равноправной Нации. Представь, что есть люди, которые прошли курс терапии, обессмертились, но правительство не раскрывает этого, потому что не хочет, чтобы рядовые граждане жили слишком долго. Очередная теория заговора о контроле населения, рождаемости и всего такого. Дерьмо на палочке.