Клэр попятилась, повернулась, шарахнулась к стене коридора у двери. У неё все мысли вылетели из головы. Она что-то заорала в комм-брошь. Из камеры пыток донеслись шаги. Голос, приглушённый шлемом, произнёс:

— Понятия не имею, но, чтоб мне провалиться, мы из этой шмакодявки выбьем, кто она такая.

Клэр припомнилось, как девчонкой она случайно забрела в родительскую спальню и увидела, как мама бьёт бичом привязанного к постели, замотанного бинтами папу. Лицо папы было покрыто рубцами. Не понимая смысла сексуальной игры, она подумала тогда: Если мама с папой так делает, то может и мне сделать больно. В тот миг её восприятие окружающего мира перевернулось.

Так же и сейчас.

Колония в её представлении обладала материнскими чертами, а теперь, вопреки здравому смыслу, калечила своих детей.

Правое плечо обожгло внезапной дикой болью. Клэр обернулась и увидела искажённое забралом чёрного жучиного шлема отражение собственного лица. Заболело оттого, что бык хлопнул её по плечу рукой. Она представила, что это укус ядовитого насекомого, и коротко вскрикнула; внезапно голова в шлеме дёрнулась куда-то в сторону, мимо Клэр, и панцирь чудесным образом треснул посередине.

Явилась Энджи.

Энджи не остановилась, врезав штурмовику приёмом каратэ. Тот пошатнулся и выпустил Клэр. Женщина закрыла её собой. Из двери вылетели ещё два быка в шлемах, с электрохлыстами наготове.

Джуди оттолкнула Клэр прочь. Клэр упала на спину и, падая, увидела кое-что странное: Джуди и Крис несильно хлопнули жукоголовых по затылкам шлемов. Движение это удивило Клэр, показавшись чем-то из репертуара слабой женщины, а таких-то обе и презирали. В следующее мгновение Клэр свалилась на пол, полежала секунду, отдышалась, села и замерла в изумлении: охранники били себя по бокам, дёргались, кричали, сучили руками и ногами, пытались содрать с себя шлемы. Жестами слабых леди Джуди и Крис прицепили им на шлемы высокочастотные трещотки, и теперь волны болеиндукции многократно отражались от стенок шлемов.

После этого Энджи, Джуди и Крис обступили упавших и принялись обрабатывать их нунчаками, метя в незащищённые участки тела между сегментами брони, встроенными в чёрную униформу. В фехтовальных масках и защитных жилетах, механически работая нунчаками, женщины напоминали людей не больше, чем жукоголовые охранники.

Клэр взвизгнула:

— Прекратите, прекратите, прекратите!

Энджи глянула на неё сверху вниз фасеточным взглядом из-за фехтовальной маски.

— Ну, кто у нас трепался насчёт «властных полномочий»? — осведомилась та.

— Энджи, заткнись, — сказала Джуди. Помогла Клэр подняться, и девушка принудила себя тронуться с места — надо было помочь напарницам с Молтом. На тех, кто валялся без чувств на полу, она не смотрела.

Когда они вошли в камеру, Молт увидел их, дико завопил и стал царапать ногтями путы, пытаясь освободиться.

Недооценивать Эллен Мэй Крэндалл — непростительная оплошность, думал Свенсон, наблюдая, как та проводит инструктаж лос-анджелесским рекрутерам ВА по спутниковому каналу. Эллен Мэй частенько притворялась хрупкой фиалкой, послушной девочкой («обними меня своими сильными руками, поскорее, ну пожалуйста»), но он понимал, что это лишь игра, для которой она прилагает не больше усилий, чем при чтении любовного романа. А может, всё сложнее устроено. Может, когда она меняется, становясь податливой и уступчивой, это происходит на самом деле.

Возможно, в ней уживаются обе ипостаси.

— Я просто хочу быть абсолютно уверена, что полномочия разведки чётко разделены между первыми двумя уровнями и третьим, — говорила она человеку на экране. — Я должна представлять себе осевую структуру организации.

Свенсон стоял у длинного деревянного стола, делая вид, что поглощён чтением очередного отчёта. Он поднял глаза к распятию из нержавеющей стали, установленному на старой конторке в углу. Он снова и снова возвращался к нему взглядом. И понимал, что таким поведением может выдать себя.

Я выпадаю из роли, сказал он себе. Я могу соскользнуть в личность отца Стиски.

Он почти ожидал обнаружить свастики на стенах дома в имении Клауди-Пик. Портреты Гитлера и всякое такое. Но, за исключением маленькой, неприметной инсигнии Железного креста, выгравированной в пересечении столба и перекладины трёхметрового христианского креста из кленового дерева, ничего такого не увидел.

Длинная узкая комната будто перенесена из бревенчатого домика. Вдоль стен — шкафы с книгами. Кое-где брёвна выступали из стены и отодвигались от осевой линии: там скрывалось электронное оборудование. Он заметил абажуры от Тиффани, из цветного стекла, над светильниками, имитирующими настенные газовые лампы. В одном углу высился огромный камин. Свенсон дважды наведался туда, проверяя, настоящие ли дрова полыхают за каминной решёткой. В штатах, где выпадали кислотные дожди, вырубка деревьев на дрова запрещалась: их попросту осталось слишком мало для такой роскоши.

Дом был обставлен в стиле, отражавшем достоинство, с каким полные сознания своего статуса буржуа носили некогда норковые шубы. Эллен Мэй сказала, что на постройку пошли деревья, росшие прямо на этом месте — так пожелал её брат. Ему нравится всё простое и естественное, как велит Господь, говорила Эллен Мэй. Господь даровал нам главенство над всем в этом мире.

Это основная его проблема, подумал Свенсон. Он путает свои предпочтения с предпочтениями Бога. И он последователен в этом заблуждении.

И тут же одёрнул себя, опасаясь, что сфальшивит роль. Не смей даже думать об этом.

Он обнаружил, что Эллен Мэй стоит совсем рядом и смотрит на него. Он поднял голову и уставился ей в лицо. В тусклом свете камина физиономия женщины выглядела ещё уродливее обычного. Свенсона захлестнуло отчаяние. Я не просто обязан её трахнуть, я обязан сделать это качественно. Чтобы ей захотелось ещё.

— Ну как? — спросила она.

У него на миг отнялся язык, потом он понял, что Эллен Мэй имеет в виду отчёт.

— М-м, думаю, что всё в порядке.

Эллен Мэй опустила руку на стол рядом с его левым локтём и тоже склонилась над отчётом. Рука её заплелась с его собственной: так школьная училка исправляет мелкие огрехи в манере письма любимого ученика. У неё на щеке пробивались волоски, и когда эта шёрстка потёрлась о его щеку, Свенсон испытал отвращение, быстро сменившееся желанием. И задумался, откуда выползло это последнее чувство.

— Действительно, — сказала она, быстро перелистав страницы. Непохоже было, чтоб она вообще вчиталась в текст. Дыхание Эллен Мэй отдавало металлом.

Она выпрямилась и положила руки ему на плечи.

— Давай наведаемся к Рику и отнесём ему отчёт.

Твою мать, подумал он.

Но вслух отозвался:

— Конечно! — Изображая бурную радость. Он сложил листы распечатки, засунул в папку и добавил: — А вдруг он захочет увидеть дополненную версию? Я перенесу сделанные поправки на флэшку.

— Ему нужно уже сегодня вечером, — со вздохом ответила она. — Нельзя ему по ночам работать. Вообще нежелательно работать. Но ты его попробуй оторви от работы.

В голосе Эллен Мэй прозвучало благоговение.

Казалось, что между домом и госпиталем проложен тайный туннель.

Они обогнули угол коридора, и бревенчатые стены исчезли. Вместо них возник просторный белый зал: белые стены, белая плитка на полу; сияющие медицинские инструменты зловещего вида на стальных столиках-тележках, выстроенных в преддверии момента, когда врачам в палате Крэндалла это оборудование потребуется.

За состоянием Крэндалла следили трое докторов, специалистов высшего класса; покидать Клауди-Пик им не разрешалось.

Может, у ВА и врачи свои есть? подумал Свенсон. Наверняка, хотя бы по соображениям безопасности. Он удивился, обнаружив в стане ВА немало образованных людей. Попадались рафинированные интеллектуалы. Впрочем, движущей силой французского неофашистского движения Новых Правых тоже стали интеллектуалы. Старый парадокс: высокоразвитый ум дураконеустойчив. Идеи, укоренённые в эмоциональной чуши, брутально овладевают им. Эмоциональное возбуждение любую идею делает правдоподобной. Так-так, не выходи из роли. Даже в мыслях.