Чэнселрик на третьем экране добавил:

— Иисусе, да фактически они намекают, что ВА и есть подлинные фашисты. В общем... не знаю, ребята, видели вы этот отчёт или нет... есть группа, которая называет себя Новым Сопротивлением, и она приняла на себя ответственность за... — он отвлёкся свериться с распечаткой, — тридцать пять атак на подразделения ВА в шести европейских столицах; исходя из пропагандистских листовок, источник делает вывод, что НС открыто отождествляют ВА с нацистами.

— Ладно, — сказал Фремонт, — это они лишку хватили, конечно. Однако обратите внимание: девяносто процентов инцидентов, которые вменяют в вину ВА, произошли в зоне военных действий. Мы можем доказать, что сведения о них искажены — действительно, трудно ожидать иного в условиях русской блокады, противоспутниковых глушилок и всякого такого. Пэрчейз, мальчик мой, что скажешь? Ты нынче на редкость немногословен.

— А? Э-э, я... — Пэрчейз обвёл взглядом лица на экранах. Фремонт вещал из Лос-Анджелеса, Чэнселрик — из Чикаго, Барли — из Майами. — В общем, Сэмми, я думаю, ты на верном пути, и... — он лихорадочно размышлял, как выкрутиться. — Думаю, нам стоило бы намекнуть в редакторских секциях новостных лент, что за этими обвинениями чувствуется несомненно предвзятый подход, ведь наша госпожа президентша известна поддержкой программ патрулирования ЗВО, так что, в общем, ясное дело, демократы с радостью за это ухватились и, орудуя на почве непроверенных слухов...

Барли демонстративно прочистил горло, позволив кашлю прозвучать через гарнитуру на общем канале. И что-то в этом звуке подсказало Пэрчейзу, что он облажался.

— Думаю, — сказал Барли, — что я уже высказал подобное предложение, причём — поправьте, если ошибаюсь, — в на диво схожих выражениях... — Он говорил с ленивой издёвкой, подтрунивая над Пэрчейзом.

— Конечно, конечно, — сказал Пэрчейз. — Простите. У меня сегодня... как бы вам объяснить... проблемы личного характера. Я как раз хотел отвлечься на звонок, ну, ребята, вы понимаете...

— О, Пэрчейз, мальчик мой, какие вопросы! — отозвался Фремонт. — Сколько нужно, столько и говори себе.

— Да-да, пожалуйста! — весело прочирикали остальные.

— Спасибо.

Но он понял, что, стоит ему выйти из комнаты, как они скажут друг другу: Стыд-позор. Ты глянь на Пэрчейза, совсем расклеился.

Он встал и перевёл экран в ждущий режим. Вышел из комнаты, направился к себе в кабинет, размышляя, не совершает ли глупой ошибки в ожидании... весточки от Свенсона, то есть Стиски. На крайняк, известия о провале Стиски. Возможно, он ошибся, решив выждать этого известия. Возможно, ему стоило пуститься в бега. Сейчас же.

Он твердил себе, что у него полно работы. Время напряжённое. Если удастся подорвать пропагандистскую программу Worldtalk изнутри, саботировать планы ВА...

Нет. Он осадил себя. Риск слишком значителен. Надо бежать. Присоединиться к остальным на Мерино. В общем-то Пэрчейз задержался здесь по инерции. В силу привычки. Он привык ходить на работу каждый день, за вычетом выходных, он приходил сюда уже восемь лет, а старые привычки... Мысль его оборвалась ироническим каламбуром: нелегко убить.

Потому что он вошёл в свой кабинет и, не переступив ещё порога, понял, что по обе стороны двери стоят штурмовики МКВА. Он увидел их отражения в оконном стекле за рабочим столом.

— Господин Пэрчейз? — вопросительно произнёс один из них. Забрала шлемов опущены. Так они поступали, являясь забрать кого-то навсегда.

— Угу, — пробормотал Пэрчейз, — понял я, понял.

Может, полицию вызвать? подумал он. Никакого формального права арестовывать его амбалы не имели, по крайней мере до тех пор, пока он не оказывает сопротивления. Впрочем, ясно было, что они не позволят ему вызвать копов. Они намерены втихаря выкрасть его, допросить, а потом убить.

Он обернулся взглянуть на них и с улыбкой проговорил:

— Хорошо, пойдём.

Он направился было назад, к двери, по обе стороны которой они стояли, потом замер и щёлкнул пальцами, словно вспомнив что-то.

— А можно мне забрать фото жены со стола?

Один из агентов ВА повернул матовое забрало шлема к столу.

— На вашем столе нет никакого фото, сэр.

— Оно в ящике стола, — сказал Пэрчейз, вразвалочку подходя к столу. Сердце его бешено колотилось, на лбу проступили капли пота. — Не люблю, когда она на меня смотрит целый день, точно виноватит в чём-то... — он издал деланный смешок. — Но всё же я хотел бы забрать фото... — он открыл ящик стола, — чтобы видеть его. — Он сунул руку в ящик. — Отныне и во веки веков.

— Господин Пэрчейз, я нахожу несколько подозрительными явственные признаки вашего волнения: учащённые сердцебиение и потовыделение. Полагаю, вам было бы лучше...

Пэрчейз обернулся к ним и поднял пистолет.

Но один из охранников уже сделал шаг в его сторону и замахивался парализатором. Дубинка негромко свистнула. Пэрчейз даже с предохранителя свою пушку снять не успел. Он услышал хруст, потом внутри взорвался ком боли, и больше он ничего не почувствовал.

Боец МКВА приложил его чуть сильнее, чем следовало. Вероятно, из-за пистолета. Спустя шесть месяцев Пэрчейз всё ещё лежал в коме на больничной койке госпиталя, принадлежащего ВА. Четыре последовательных экстракции не дали результата. Кончилось дело тем, что судья-эвтанатор подписал нужные бумаги, и представитель Worldtalk отключил систему жизнеобеспечения.

И после этого Пэрчейз наконец умер.

Техники-радикалы контролировали относительно небольшой участок Колонии. Задний сектор коридора D и, какое-то время, половину жилой зоны Техсекции. На двадцать седьмой день, примерно через два месяца от начала блокады Колонии русскими, эсбэшники атаковали забаррикадированную жилую зону и отбили её. Около двадцати процентов радикалов попали в плен. Кроме того, эсбэшники нашли полуразложившиеся останки Гая Уилсона в его запертой комнате. Уилсона, по их мнению, забили насмерть, «вероятно, прикладом ружья». Админы, не указывая источников, официально обвинили Самсона Молта в убийстве Уилсона, впрочем, в отсутствие обвиняемого. Они предупредили техников по ИнтерКолонии и через интеркомы, что Молт «всё ещё на свободе».

На самом деле Молта и бывших с ним сорвиголов загнали в коридор D. Повстанцы заблокировали его и укрепились в сожжённом торговом центре, кафетерии и на кухне, а также на основной эстакаде. Однако им удавалось поддерживать связь с симпатизировавшими техниками вне баррикадной зоны через наскоро стачанные вайфайные трансмиттеры. От своих информаторов Бонхэм и Молт узнали, что штурмовики готовят решительное наступление по всем возможным маршрутам. Они скопились за развилкой и в промежуточном туннеле, отделявшем захваченный радикалами коридор от жилой зоны Техсекции. Источник сообщал, что у бойцов СБ фонарики и ружья.

Через считанные минуты после того, как пришёл этот отчёт, свет в коридоре D вырубился.

Сразу вслед за тем раздались панические вопли «Без паники! Без паники!». Лучи фонарей зашарили по потолкам и стенам, словно пытаясь пробиться сквозь них и нашарить невидимого врага.

Бонхэм точно знал, когда погаснет свет. Они с Клэр условились встретиться на пересечении коридора D с Шестьдесят седьмым туннелем. В сорока ярдах от главной баррикады. Передовая баррикада со стороны админской секции охранялась лучше всего.

На тыльной баррикаде остались дежурить лишь трое часовых, поскольку информаторы снаружи не зафиксировали заметных передвижений сил СБ в конце коридора. Саботажники завалили мусором эстакаду, ведущую к задней баррикаде. Эсбэшникам там было не пробиться, не расчистив предварительно горы хлама.

Единственный маршрут в обход их пролегал через тыльные ангары. Штурмовики могли бы, вероятно, перелететь в шлюпках или ремонтных челноках из админской секции к тыльным ангарам и атаковать баррикаду оттуда. Но ангары там были куда теснее админских, и поместилось бы в них от силы два небольших аппарата одновременно. Кроме того, через воздушный шлюз могло бы за один раз пройти не более пяти человек. Поэтому десант через тыльные ангары отнял бы значительное время, и даже наскоро состряпанная радикалами система наблюдения его бы засекла. Но когда вырубился свет, перестала работать и она. Тыл мятежников остался без присмотра. Трое часовых спорили, как поступить. Очевидно было, что на радикалов наступают с носовой части станции, поэтому один из часовых предлагал помочь защитникам передовой баррикады. Двое других склонны были оставаться в тылу.