Он взглянул на Свенсона.

Свенсон понял, что его испытывают. Джону Свенсону, созданному Пэрчейзом, полагалось быть экспертом по антинасильственным законам. Эти законы ему в память калёным железом впечатали. Статистику он мог повторить в любое время дня и ночи. Всё в порядке.

Свенсон кивнул и начал:

— За первые пять лет уровень насильственной преступности упал на двадцать процентов, за следующие пять лет падение достигло тридцати восьми процентов, а к настоящему моменту — сорока одного. Насколько я представляю себе суть программы, ею предусматривается смертная казнь за второе совершённое убийство — и за первое в случаях убийства с особым садизмом или применением пыток, — или за третье насильственное преступление, не сопряжённое со смертью жертвы. После второго совершённого преступления право на апелляцию аннулируется. Смертный приговор приводится в исполнение в срок до двадцати четырёх часов и как можно более экономично. Сенатор Чун и сенатор Джуди Санчес возглавляют инициативную группу, поставившую целью добиться отмены законов... — Свенсон сделал паузу, испугавшись вдруг, что излагает суть дела слишком точно. Но сияющая от гордости Эллен Мэй одобрительно закивала, и он продолжил: — Они, гм, верят, что собранная ими статистика доказывает факт преобладания невиновных в общем числе казнённых. Но, разумеется... — Он энергично пожал плечами, делая вид, что изумляется неспособности глупцов понять очевидное. — ...инициаторы программы превосходно отдают себе отчёт, что куда больше невиновных может быть осуждено по чистой случайности, в юридической спешке. Поскольку программа служит эффективным средством устрашения преступников, и склонные к убийству лица удаляются не просто из общества, а из жизни как таковой, число жертв насильственных преступлений тоже уменьшается. Это компенсирует рост числа невинно казнённых. Жертвы преступников ведь тоже безвинны...

Он с извиняющимся видом прочистил горло. Подобострастно воззрился на Крэндалла в ожидании вердикта.

Крэндалл расплылся в улыбке.

— Господи Боже мой, да у этого парня несомненный талант! — Он обернулся к Эллен Мэй. — А что, если мистера Джона Свенсона попросить провести небольшой инструктаж КОПам перед тем, как те соберутся засвидетельствовать поддержку антинасильственных законов в следующем месяце?

— Да ты на меня-то не смотри! — рассмеялась она. — Вон он сам стоит, его и спрашивай!

Крэндалл понизил голос до театрального шёпота и сделал вид, что заслоняется от Свенсона рукой.

— Ты серьёзно думаешь, шо я па-а-асмею?

Деревенский акцент его сделался почти карикатурным.

Эллен Мэй захихикала.

Свенсон задумался. КОПы. Комитет по Общественному Порядку. Контролируется ВА. Спонсируется симпатиками ВА. Отстаивает более «творческую» трактовку Конституции... Выступает за то, чтобы объявить в регионах с высоким уровнем преступности военное положение. Большая часть солдат, в том числе — Национальная Гвардия и резервисты, либо сражаются с русскими на другом континенте, либо рассредоточены вдоль побережий США. Если введут военное положение, для его обеспечения потребуются парамилитарные силы, наёмники или частная армия, нанятая в помощь обычной городской полиции. Крупнейшей ЧВК в стране являлась... правильно, МКВА.

Свенсон с трудом представлял себе размах амбиций Крэндалла. Или это Уотсон затеял? А может, за ними скрывается кто-то ещё, менее публичная фигура?

— В общем, Джон, мальчик мой, я тут себе думаю... — начал Крэндалл так протяжно, что сомнений не осталось: он позволяет Свенсону проявить инициативу. Свенсон фыркнул и ответил:

— Вы знаете, я тут проходил мимо и подслушал ваш разговор... О да, я с радостью выступлю вместе с КОПами.

И притом убедительно. Он несколько лет был иезуитом, хотя никогда не верил в Бога. Фашист-интеллектуал из него тоже получится отменный. Он готов был стать кем угодно, кроме человека по фамилии Стиски.

Эллен Мэй Крэндалл явилась через пять минут после полуночи, в исключительно неэротичном купальном халате. Халат был ей великоват.

Она включила режим слабой женщины, заблудшей овечки. Большие глаза её влажно блестели в притушенном свете коридорных ламп. У неё в руке оказался стакан с жидкостью, которую Свенсон принял за тёплое молоко. Она ворочала языком не без труда, и от неё пахло бренди.

— П’вет. М’гу я с то’ой п’рить ко’ачем? П’сти, если т’уж спал. Я...

— Я не спал, — сказал он, отойдя от двери и жестом пригласив её войти.

Свенсон тоже облачился в халат поверх пижамы. В пижаме он чувствовал себя довольно странно: он никогда их не носил, но в этом доме, видать, так принято. В спальне даже компьютерной консоли не нашлось.

Эллен Мэй оглянулась в коридор, проверяя, нет ли там кого, и юркнула в комнату. Он затворил за ней дверь. Мгновение неловкой тишины. Стакан качался между ними.

— Ты... не хошь? Ср’сво матушки.

Он улыбнулся и с благодарностью принял снадобье. Он уже опасался, как бы не пришлось выходить на дело, не промочив глотку. Он глотнул и чуть не выплюнул от омерзения. В стакане был эгг-ног[35] с добавкой бренди. Жидкость была густая, кремовой консистенции, её почти не подсластили. Он точно спермы в рот набрал.

— Чудесно, — сказал он.

— Маленькое возлияние продлевает жизнь, — заявила Эллен Мэй чуть разборчивее. — Так моя бабушка говорила.

А не пошла бы твоя бабушка нахер, подумал он и тут же одёрнул себя: Фальшивишь!

Она потёрла глаза.

— Мне в глаза будто песку сыпанули. Весь день в экран глядела...

Свенсон понял, чего она хочет. Он развернулся и приглушил ночник.

— Так лучше?

— Лучше.

— Иди сядь, поговорим.

В темноте она ему почти нравилась. А может, бренди помог.

Она села рядом. Постель не скрипнула. Ни одна постель в доме не скрипела.

Он взял её за руку, накрыл ладонями и улыбнулся.

— Расскажи мне.

Интонация была что надо. Он почувствовал, как Эллен Мэй тает от удовольствия.

— Ну, знаешь, я люблю Рика. Я действительно верю, всем сердцем, что Бог избрал его для особой миссии. Я никогда не заикаюсь об этом в его присутствии, потому что он не любит, когда имя Господне поминают всуе, но я искренне верю, что Рик сейчас — самый важный человек на свете. И не оттого, кем он является, а оттого, кем ему суждено стать. Но... Мне нужна личная жизнь. Не связанная с Риком. То есть... что-нибудь помимо Нашего Дела. — В голосе её прозвучали виноватые, нерешительные нотки. — Не знаю. Может, я зря...

Он снова уловил её желание.

— Вовсе нет.

— С другой стороны... бабушка всегда говорила: Слушайся своего сердца.

Он ошарашенно уставился на неё. Эллен Мэй была искусным оратором — она могла квалифицированно рассуждать о демографической статистике, подпольной деятельности и технологиях усиления систем безопасности. И вот с её губ сорвалась эта невероятно пошлая банальщина.

— А... Рик не против твоей личной жизни?

— Ну... в общем-то против, ты же понимаешь, ему не нравятся интимные отношения вне брака. А перспектива брака для меня очень сложна: это событие неминуемо привлечёт журналистов.

— Конечно. А если не выходить замуж?

Ему так и представилось, как она краснеет.

— Но... это же грех.

Ой-ёй, подумал он. До этого он ни на секунду не верил, что Крэндалл и его сестра чураются греха. Разве что на камеру.

— Я понимаю, — произнёс он ласково, стиснув её ладонь. — Но ведь... Господь наверняка войдёт в твоё положение. В любом случае, Иисус учил, что даже худшие грешники будут прощены, если искренне раскаются. Ты заслужишь прощение.

— О... — Совсем растаяла. Он выбрал правильный тон.

Она согнулась и умостила голову на его плече, чуть запрокинув лицо кверху.

Он отпустил её руку, переместил правую кисть ей на талию и впился в сухие губы поцелуем.