— Последнее время всё меньше горцев приходят служить в аркадонские легионы…

— Попасть в Четырнадцатый, честь для меня, генерал.

— Вижу, с тобой всё в порядке, горец, но это для меня честь видеть стойкого бойца из Клана Чи в своих рядах. Я имел честь служить под началом великого воина из вашего Клана генерала Нила. Вы с ним, случайно, не в родстве?

— Нил Чи — мой прадед, генерал. — тихо пробормотал покрасневший от смущения и удовольствия Ари.

Отец-командир усмехнулся и перевёл тяжёлый взгляд на меня.

— А у тебя как дела, Кир из Небесных людей?

— Нормально, — ответил я, пожав плечами. — Провалил своё испытание по фехтованию. И дедушка мой в легионе не служил.

Ван дер Киил смерил меня внимательным взглядом и протянул руку.

— Можно твой лист, претендент?

Ничего не понимая, я передал требуемое. Генерал мимолётно мазнул взглядом по записям и посмотрел на Ам’Нир’Юн. Младший офицер потупилась.

— Сегодня ты сказал мне, что веришь в боевое братство и мужскую дружбу, Кир из Небесных Людей. Так вот, — продолжил он. — Я тоже в них верю. Если что-то и есть в этом мире стоящее, то это они. Добро пожаловать в Четырнадцатый легион. Броган!

— Я здесь, генерал!

— Проводи этих двух юнкеров в казарму.

— Так точно!

Третий сержант вывел нас из зала, где проходили офицерские испытания и провёл через длинный сумрачный сводчатый коридор, шириной соответствующий скорей проспекту оживлённого мегаполиса.

— Идите в ту дверь, — сказал он нам. — Добро пожаловать в Четырнадцатый легион, юнкеры.

Тренировочный лагерь. Это был именно он. Это словосочетание всплыло в моей памяти словно само собой. Стандартные бараки, плац. Всего-то и отличий — крыша над всем этим армейским хозяйством.

Скучающий капрал из числа караульных на входе в зал провёл нас в казармы, где мы заняли свои койки. После этого мы отправились в душ.

— Видел, как я его? — с детской непосредственностью спросил меня намыленный приятель. — Видел?

— Ты молодец, — искренне похвалил я его. — Поздравляю. Ты добился, чего ты хотел? Ты счастлив?

— Спрашиваешь! — довольно ухмыльнулся он, показывая мне зуб со сколом. — Конечно, я счастлив. Начать службу в чине младшего офицера смог только мой прадед, а сейчас он генерал. Правда, уже в отставке… Но он до сих пор командует ауксилией горцев, и Восходящий к тому же.

— Ну… Я рад за тебя, Ари…

Потом нам выдали два комплекта обмундирования, против ожиданий, нового, а не того, в котором уже успели погибнуть пятнадцать кочегаров.

— Ать-два-ать-два! Ать-два-ать-два! Что вы как беременные тауро⁈ Тянуть копыто! Шаг нужно печатать! Юнкер Чи, расправить плечи! Что ты сутулишься, как гигантопитек⁈ Юнкер Враденвир, втянуть пузо! Ать-два-ать-два! Шире шаг, пехота! Ать-два-ать-два! Ать-два-ать-два! Веселей! Не дело будущим офицерам легиона топтать с такими постными рожами! Юнкер Варин, тянуть ногу, амёба помойная! Ать-два-ать-два! Ать-два-ать-два! На месте стой! Ать-два!

На следующий же день после нашего зачисления нас всех привели к присяге и присвоили звание юнкеров. Юнкер — это кто-то вроде кандидата в офицеры, по своему статусу стоящий выше рядового и сержантского состава. Однако командовать нами и обучать нас поставили знакомого мне уже третьего сержанта Брогана.

Как бы это ни было странно, но занятия начались с шагистики на плацу. Мы маршировали в колонне по одному, по два, по три, по четыре. Учились маршировать линией и строится в каре. Уже в первый день отсеялось несколько юнкеров, неспособных к строевым упражнениям. В общем-то, в самих строевых приёмах сложности не имелось никакой, но многим они оказались не по силам.

На второй день к отработке строевых упражнений добавились занятия по физической подготовке, такой интенсивности и нагрузки, что я со своим прокачанным в потолок Атрибутом Телесности заходил в столовую с лёгким головокружением. Что говорить об остальных, не являющихся Восходящими, парни просто молча валились на койки. Того, что нормативы в аркадонском легионе окажутся настолько высокими мне и в голову прийти не могло. Ведь многие, из только поступивших на службу, были самыми обычными людьми, самых обычных гражданских профессий.

Возникало полное ощущение того, что планку норматива задрали специально так, чтобы никто из тех, кто вступил в легион, его не выполнил. За день мы выполняли около тысячи отжиманий от пола и около ста подтягиваний на перекладине. Почему «около»? За любую незначительную провинность нас заставляли отжиматься или подтягиваться. В общем-то, обычная практика. Драить сортиры или отправлять работать на кухню в наказание будущих офицеров не полагалось.

Конечно, таких требований по физической подготовке, кроме меня, выполнить не мог никто. Да и я справлялся только потому, что был Восходящим. Зато, гонявший нас и в хвост, и в гриву третий сержант Броган с ними справлялся едва ли не играючи. Что заставляло проникнуться к нему и остальным легионерам если не почтением, то уж совершенно точно уважением.

Когда через несколько дней выбыло ещё несколько юнкеров, а остальные перестали падать в обмороки от запредельных нагрузок, начались занятия с настоящим боевым оружием. Никаких холостых патронов, никаких учебных гранат, только боевые боеприпасы, только хардкор. Нас, будущих офицеров Четырнадцатого легиона, было и так немного, всего чуть больше сотни, а после этого стало на семь человек меньше. Один застрелился в ту же ночь, что нам раздали револьверы. Остальные, так или иначе, выбыли по несчастным случаям при обращении с оружием. Варин — пухлый сын преуспевающего торговца, отличился, подорвавшись на гранате во время учений.

Юнкеры выматывались так, что даже тени сожаления на их лицах не промелькнуло, только раздражение, когда нас всех заставили драить кровавые и бес знает, какие ещё брызги, оставшиеся после того, как тело Варина унесли.

Прошло всего несколько недель, и я начал втягиваться. Что сказать? Мне показалось, что я и не особо напрягся нынешнему положению вещей. Тело словно само «вспоминало» многое, что заставляло предположить — служба в космической пехоте немногим отличалась. Армейская лямка она и есть армейская лямка, хоть в аркадонских легионах, хоть в «Рыцарях Титана».

В увольнительные я не ходил. Так как не видел в этом особого смысла. К азартным играм как-то не было охоты. В бордели и кабаки меня не очень-то тянуло, если начистоту. Средство расслабиться у меня был всегда с собой, достаточно было использовать Руну Цветочного Бренди — элитный алкогольный напиток из далёкого Круга Жизни. Поэтому проверять, чем там поят легионеров, не слишком-то и хотелось. К продажной любви я особой тяги не испытывал. Верней, тяга-то была, и довольно неслабая. Организм требовал общения с представительницами противоположного пола. Гормоны бурлили, но всё ещё имелась слабая надежда отыскать Светлану. Я ежедневно прокручивал в голове различные планы по поиску своей законной супруги и казалось, что что-то постоянно упускаю. Из-за этого отправляться к девочкам нетяжёлого поведения не хотелось.

Неделя, принятая в Аркадоне была пятидневной. Четыре рабочих дня и один выходной, который я по привычке для себя называл субботой. Вот в четвёртую-то субботу меня и вызвала к себе младший офицер Ам’Нир’Юн, занимавшая должность инквизитора, пока в нашем легионе такового не имелось. Перед официальным вызовом я проверил, в порядке ли моя форма, достаточно ли блестят сапоги, на все ли пуговицы застёгнут сюртук, в порядке ли портупея с прицепленными к ней, саблей и револьвером, закончив приготовления, поправил форменную шляпу и решительным шагом отправился в кабинет. Вежливо постучавшись, я получил разрешение войти и толкнул дверь.

— Юнкер Кир из Небесных людей явился, младший офицер. — я вошёл в аскетично обставленную комнату.

— Вольно, — спокойным тоном, остановила мой уставной угар Ам’Нир’Юн. — Присаживайся, Кир.

Я осторожно присел на край стула, сняв шляпу. Разместиться удобней не позволяла пристёгнутая к портупее сабля. От вызова пред светлые очи начальства в законный выходной я немало напрягся. И хоть память мне ничего такого не подсказывала, но было стойкое ощущение, что хорошего ждать от таких персональных вызовов не стоит. К тому же во время последнего нашего общения, эта вредная баба подло ткнула меня учебной саблей под ребро и экзамен засчитала, как проваленный. А я всего-то и хотел, чтобы она не ушиблась при падении.