Но возвращаясь к проблемам настоящего: при всей моей благодарности, я бы не позволил ущемлять талантливых людей в интересах других рас, и, по-моему, выбор Бойда Маккони был объективен. Он мог бы быть более гибким и расширенным, но характер феникса не включал в себя такие черты как мягкость и покладистость, из-за чего они и повздорили с Гленом. Да, ссора между ними вышла серьёзная, вампир отзывался о фениксе, как о гаде, требующем сурового наказания, но убивать ради мелочной мести... Однако я не специалист по психологии Иных, оттого не вправе высказывать своё мнение.
– Расскажите о самой дорогой картине аукциона, – попросил Габриэль, которому упорно не давало покоя древнее изображение, и по тонким губам ректора скользнула загадочная усмешка.
– О той, что называется «Проклятье ведьмы»? – уточнил Блэк. – Удивлены, откуда мне известно название? Я всё-таки искусствовед, к тому же посвящённый в тайну существования Иных. Картина относится ко времени, когда впервые разгорелась кровавая вражда между тёмными и светлыми, в исторических хрониках Иных есть упоминания, что беспримерная жестокость тех гонений подвигла некоторых художников запечатлеть на досках не только богов и святых, но и реалии дней текущих. Такие картины изымались и уничтожались инквизицией, как правило – сжигались на спинах самих художников, отошедших от канонических сюжетов живописи. Великое чудо, что одно их творение всё-таки дожило до наших времён. Это я отыскал почти уничтоженную временем картину в провинциальном музее Нормандии, куда её сдали археологи. Это я отреставрировал её в академии с помощью моих коллег и предложил выставить на аукционе.
На телефонном аппарате на столе загорелся огонёк, и голос секретарши деловито произнёс:
– Господин Блэк, у вас назначена встреча: пришли из мэрии.
Ректор извинился, почтительно поднимаясь и поясняя:
– Это по поводу проекта новой площади скульптурных фонтанов: коллектив нашей академии обещал создать макеты, которые выдвинут на голосование общественности. У вас остались какие-то вопросы?
Не дав Аманде открыть рта, Габриэль твёрдо сказал:
– Нет-нет, не осталось, спасибо, что уделили нам время, – и потянул свою колдунью на выход. Та поддержала его и безропотно вышла в коридор, хоть и непонимающе нахмурила брови. – Про испорченную картину спросим у студентов, вряд ли кто-то тут не слышал о скандале с повреждением шедевра, отобранного на аукцион.
– Почему мы не могли узнать о её судьбе у ректора? – полюбопытствовала Аманда.
– Искренность ректора кажется мне несколько сомнительной. Следов артефактов я в кабинете не нашёл, признаков, что сюда периодически заглядывали демоны – тоже: магическая аура у помещения полностью отсутствует. Однако предлагаю вначале составить независимое представление обо всём, а затем обменяться мнениями.
Картина нашлась в выставочном павильоне академии – художница восстановила изображение по краю полотна. При исследовании картины магических следов на ней не обнаружилось, а такие отпечатки зелий простой водой не смоешь, и растворителями, сотворёнными людьми, – тоже. Кто-то очень постарался скрыть причины происшествия на случай, если полиция решит досконально в нём разобраться и криминалистическую экспертизу провести. И этот кто-то, нигде не отыскав тряпки, которой протирали раму, заподозрил, что её забрала с собой Мария Дэнс, и для чего она её забрала – тоже догадался. Полиция успела расспросить всех подруг погибшей о том случае, но она ни с кем его не обсуждала: при огромном количестве подруг и приятелей Мария оказалась довольно скрытным человеком. Автором испорченной картины была девушка-феникс, которую больше всяких картин волновало, когда будет изобретено противоядие к зелью, лишающему огнеупорности, и как теперь менять оперение, не содрогаясь от ужаса перед огнём?
– Возьмите за правило не менять оперение спонтанно, – сурово наставляла её Аманда, исследуя раму картины. – Оборачиваетесь, подносите крыло к пламени свечи или зажигалки, и если при загорании перьев не чувствуете ожог кожи – смело вспыхивайте в своём магическом огне.
– А если почувствую? – со страхом спросила феникс, примчавшаяся в павильон, как только прослышала, что её картиной заинтересовалась приехавшая в академию известный токсиколог Иных.
– Суйте крыло под воду, – поразилась несуразности вопроса ведьма. – Я, конечно, не зоолог, но мне представляется, маленьким огоньком все перья напрочь не спалишь. Если боитесь очень сильно – приходите ко мне, уже создано контрзаклятье, разрушающее яд, так что после «обработки» сможете «гореть» совершенно спокойно. Вы присутствовали при инциденте с картиной? Да? Замечательно, покажите-ка, откуда Мария Дэнс взяла тряпку и жидкость для очищения рамы.
Показали им закрытую дверь. Рядом с выставочным залом располагалась мастерская для преподавательского состава, ключи от которой имелись лишь у профессоров кафедры реконструкции и реставрации. Когда обнаружились грязные потёки на раме, куратор выпускной группы открыл дверь своим ключом, а что уж там взяла девушка-администратор так и не выяснили из-за разгоревшегося скандала и обсуждения, что делать. Просьбу к седенькому профессору вновь открыть эту дверь Габриэлю пришлось подкрепить ментальным внушением, но внутрь они попали.
В углу притулились диван и общий бельевой шкаф под верхнюю одежду и халаты, на остальном пространстве просторного помещения было оборудовано четыре рабочих места. Каждое место чем-то напоминало компактную химическую лабораторию, соединённую со студией художника. Над каждым столом крепились сейф и вытяжной шкаф, а также стеллажи с множеством колб, коробочек, реторт и флаконов, как в домашней мастерской Бойда Маккони. В ответ на вопрос, чьи это места, седенький профессор попробовал было вновь возмутиться, но вперёд выступил высший демон – и выражение лица профессора стало приветливым и гостеприимным, будто он привёл в кондитерский магазин любимых внуков и охотно проведёт им экскурсию в мир сладостей. А такие выражения, как «постановление на обыск» и прочие мигом испарились из мыслей человека. Под радушный и пространный рассказ профессора ведьма и демон обошли помещение по периметру, после чего профессор не без демонической помощи сладко уснул на диване у закрытой входной двери, давая Иным осмотреться без чужого бурчания под руку.
– Нам господин ректор заявлял, что превратился в искусствоведа и администратора, а между тем его рабочее место в этой мастерской активно используется, – пробормотала под нос Аманда, проверяя содержимое флаконов. – Итак, наш любезный гид, спокойно открывший Марии дверь сюда, где есть общая раковина с водой и целая стопка тряпок и полотенец, точно ни в чём не замешан, иначе не дал бы девушке бродить тут без присмотра. Два других профессора – непосвящённые люди, я пробила их по базе. Габриэль, сделай милость – сейф открой.
Сложнейший замок с шифром тихо поскрипел, и бронированная дверца распахнулась под довольный возглас ведьмы. Габриэль не мешал ей изучать всё обнаруженное, наблюдая за изменениями её милого личика, на котором твёрдая решимость добраться до разгадки тайны дополнялась то разочарованием, то радостью успеха, то сомнением, то удовлетворением. В конце концов взъерошенная головка ведьмы выскользнула из недр глубокого сейфа, и голубые глаза с пытливым интересом уставились на демона.
– Твоё мнение обо всём этом? – спросила Аманда, стягивая с рук резиновые перчатки и убирая их в саквояж.
Такие вопросы нравились Габриэлю куда больше фраз: «Извини, мне надо поработать, лети домой без меня». С главным противником его присутствия в жизни колдуньи – её обожаемым ремеслом – кажется, удалось прийти к приемлемому компромиссу. Этот рыцарь в сияющих латах начал видеть в нём не досадную помеху, а помощника и союзника в делах.
– Заметила, как аккуратно и занятно господин ректор подбирал слова в разговоре с нами, чтобы в его милых речах мы не услышали ни тени откровенной лжи? – прищурился Габриэль. – Все его положительные отзывы об Иных и о его доброжелательности к нам шли исключительно в сослагательном и долженствующем наклонении. Когда я слышу оборот «при всей моей благодарности», то подозреваю, что никакой благодарности и в помине нет. Предложение: «Честно говоря, не представляю, что ещё я мог бы вам сообщить», вовсе не означает, что сообщать ему нечего. Собственно, оно вполне может означать, что есть нечто такое, о чём он поведать не может – например, из-за нежелания сесть в тюрьму за убийство. Заявление о горячей симпатии было сделано в форме упрёка, что все подозревают его в этой симпатии, а вовсе не в прямой категорической форме: «Я предан всем Иным, вы мои кумиры!» А заключительная фраза «Так что за свою благоустроенную жизнь я должен благодарить Иных» – гениальный перл двусмысленности!
