На другой день вечером Суханов и Лозневой вели разговор с ребятами.

— Пока стоит добрая погода, мы и часа не можем терять, — объяснял Виктор. — Здесь и завтра же может так застрогать. У нас жилье, город под боком, а там палатки, рюкзаки да консервы. Надо выручать.

— А при чем тут мы? — нагловато сузив глаза, спросил Грач. — Если все, что говорилось сейчас, посвящается нам, то у нас тоже есть к начальству встречный вопрос.

Видно стыдясь своего развязного тона, Мишка встал. Лицо напряглось и покраснело. Но он превозмог себя и, напустив обычную личину грубоватой независимости, продолжал:

— Мы требуем работы по специальности, а вы нас за это еще дальше в тайгу выпихиваете?

— Мы тоже не сельские и понимаем, — поддержал Грача Игорь Самсонов.

Но Михаил недобро глянул в его сторону, и тот умолк.

— Это похоже на зажим критики, — продолжал Грач. — Если вам не нужны сварщики, так и скажите. Мы поймем. А финтить нечего.

— Брось дурака валять, Мишка, — почему-то рассмеялся Суханов. — Подумай, что ты несешь? Какой зажим критики? Не было труб, вот вы и работаете на подсобных. А сегодня получили телеграмму из Челябы. Трубы отгружены. Через несколько дней они придут, и тогда успевай только поворачиваться…

— Давайте серьезно, — вмешался в разговор Лозневой, — сварщики нам нужны вот так, — и он поднес ладонь к горлу. — И все же мы посылаем вас к изыскателям. Почему? Тут простой расчет. Труб не будет еще неделю, а то и все десять дней. Как раз на это время и просит Миронов рабочих. Если послать кого-то из механизаторов — сорвем работы у себя… Надо ехать вам.

Вагончик затих. Все ждали, что скажет Грач. Но он, прислонившись плечом к дощатой стене, молча курил да бросал колкие взгляды на парней своей четверки.

— Надо ехать, ребята, — вздохнул Вася Плотников.

Грач метнул в его сторону обжигающий взгляд, а Игорь Самсонов прикрикнул:

— Ты чего за других?

— Я не за других, я за себя… — тихо поднялся Вася, — но нам надо ехать.

— Вот и поезжай, — выпалил Игорь.

— Я поеду, но и вам тоже надо…

— Мы не едем! — оттолкнувшись плечом от стены, сказал Грач. Он произнес эту фразу звонко, даже радостно. — Мы все остаемся. Вася Плотников тоже остается, он передумал.

— Нет. Я не передумал, — выкрикнул Плотников, и его круглый подбородок дрогнул. — Я поеду!

— Значит, передумаешь, — как можно спокойнее продолжал Грач. — Мы, Олег Иванович, свои права знаем и отказываться от них не думаем.

— Права-то ты знаешь, — вспылил Виктор, — а совесть забыл, — он собирался еще что-то сказать, но, натолкнувшись на осуждающий взгляд Лозневого, сдержал себя. — Ладно! Оставайтесь. Других пошлем.

— Я, Олег Иванович, поеду, — почти сквозь слезы прокричал Вася.

— Обойдемся, — раздраженно бросил Виктор, и в его сердитом взгляде все прочли: «Что ты можешь, мальчишка, там сделать?»

Лозневой резко повернулся. Лицо его напряглось.

— Плотников поедет. Вам, ребята, тоже надо ехать. — Он посмотрел на Грача и тихо добавил: — На стройке так бывает.

Виктор нетерпеливо передернул плечами.

— Да разве они поймут!

Грач вскинул голову.

— Мы не понимаем. Мы несознательные.

— Что ж, жаль, — неохотно поднялся Лозневой. Казалось, он утратил интерес к теме разговора. Подождал немного и направился к выходу.

— Пижон, — подошел вплотную к Грачу Виктор.

Тот не отвел взгляда, лишь переступил с ноги на ногу и неестественно вытянулся, точно хотел поравняться ростом с Виктором. Но глаза Грача были на уровне подбородка Виктора. Так они постояли с минуту.

— Трепло! — бросил Суханов и отвернулся.

Лицо у Грача запылало, словно ему влепили пощечину. Он даже рванулся к Виктору, но тот шагнул к выходу и с порога крикнул:

— Обойдемся!

— Мы тоже! — овладев собою, ответил Грач и пошел к двери. За ним метнулись Игорь и Стасик.

Вася шел рядом, но его не замечали. Тогда он забежал вперед, пытаясь остановить друзей.

— Ребята, да что вы? Так же нельзя!

Но его молча обошли, как обходят столб.

— Остановитесь. Так же нельзя. Нельзя…

— Что нельзя?! — склонился к его лицу Грач. — Что нельзя?!

Перед Васей дрожали покрасневшие белки Мишкиных глаз, но он не отстранил лица, а прошептал:

— Нельзя нам отказываться… Нельзя…

— Салага ты несчастный, — подошел Игорь и стал оттирать плечом Васю.

— А ну катись отсюда, пока я из тебя Квазимоду не сделал! — прикрикнул Стасик.

— Не трогайте его, малахольного, — бросил Грач, — пусть катится на все четыре.

Они вновь не спеша обошли его и пошагали к своему вагончику. Вася стоял оглохший, раздавленный.

— Грач! Игорь! — услышал он свой срывающийся голос. — Погодите…

Но те даже не повернулись. Он окликнул их еще раз и услышал рассерженный голос Грача. Вася смотрел ребятам в спины, так и не решившись идти за ними. Когда те скрылись за вагончиками, он все еще стоял. Потом, втянув голову в плечи, побрел из лагеря.

…Стал приходить в себя только на берегу Ивделя. Шел от валуна к валуну, угадывая, как хороших знакомых, могучие камни. Дорогая река, ей нет дела до людей, звенит и звенит серебром студеной воды, катит мелкую гальку по каменистому дну, и не властно над нею время. Вася даже обрадовался, что попал сюда. «Посижу, — думал он, — подожду, и, как всегда, явятся ребята. Они погорячились. Грач первый поймет, что погорячился, и скажет ребятам: «Айда на Ивдель». И здесь у воды все станет на свои места».

«Мы не зайцы, чтобы бегать со стройки на стройку. Как другим, так и нам», — вспомнил он слова Мишки и почти поверил: ребята придут. Если не придут Игорь и Стасик, то Мишка явится обязательно. Немного остынет, сойдет с него и придет. Не может же он вот так взять и наплевать на все. Грач не такой. Он справедливый. Год дружбы, да еще такой, как у них, тоже не зачеркнешь.

Вася начал искать сравнения, какая же у них была дружба. Он был немного поэтом в душе. Почему была? Она есть. Их дружба закалялась в пекле Каракумов, и ее не заморозит лед Севера. Брр, за такие слюни можно схлопотать от Грача по шее. Ох и не любит же он такого! А он, Вася Плотников, любит. Ему хочется говорить красиво, хочется высоких, звонких слов. Он всегда ищет их, но произносить боится. Ребята сразу поднимут на смех. «Опять нюни распустил, — рявкнет Грач, — ты мужчина, рабочий класс, не суетись». И выйдет, что прав Мишка.

Звенит и звенит голосистый Ивдель. «Такой чистой, как слеза, воды теперь почти не увидишь, — тревожно скачут мысли Васи. — Ее можно встретить только здесь, на далеком Севере, да где-нибудь высоко в горах, куда еще не дотянулась рука цивилизации». Ох как Вася любит эту живую воду! Из-за одной ее можно прожить здесь всю жизнь. Но сегодня даже река не радует.

Чем дольше глядит он на шумный бег голосистого Ивделя, тем глубже закрадывается в него тревога. Спор у Лозневого был неспроста. Он поделил их на разных людей. Вася остался на этом берегу реки, а они на том. Ребята не стали слушать его. Почему случается так, что близкие люди вдруг перестают слушать друг друга, как глухие. Почему?

Второй раз в своей жизни Вася сталкивается с этим. Полтора года назад он сам вот так же не стал слушать Таню. И не потому, что она была не права, а он прав, а так, из дурацкого самолюбия. Свою Таню, с которой целый год дружил и уже целовался, он увидел с Сережкой Потаповым. Что-то закипело в нем тогда, захлестнуло горячей обидой, он повернулся и ушел. Его окликнул сначала Сергей, потом позвал робкий голос Тани, но Вася даже не повернул головы. Он уходил как каменный, не уходил, а уносил себя от предавших его друзей, решив, что с ними покончено навсегда.

Сейчас, когда Вася вспоминал эту сцену ревности и глупой мести Тане, у него горели уши. Какой же он был лопоухий! Вася уезжал на стройку. В доме поднялся переполох, мать закатывала истерики, но Вася стоял на своем. Еду, и все! Теперь Вася должен доказать не Тане и не домашним, а самому себе: в нем есть характер, он может прожить сам. Помог отец, человек, которого Вася больше всех любил на свете и с кем у него до сих пор самые трудные отношения.