— Виктор, давай соберем ребят.
Тот посмотрел на него испытующе.
— Решил отпустить?
— Решил.
— Ой смотри. Только этого тебе еще не хватало.
— Ничего. У меня есть идея. Вечером всех соберу и отвезу в лагерь.
— Где? В милиции?
— Нет, в ресторане.
— Точно, только там их и можно будет собрать, — усмехнулся Виктор.
— Там я их и соберу. Вот сейчас договоримся. Придут все, поужинаем и поедем домой.
— Да ты что, серьезно? — вспылил Виктор.
— Серьезно. Днем каждый по своим делам будет бегать по городу, а вечером все соберемся в «Севере», отметим нашу вылазку и поедем.
Видя, что Лозневой не шутит, Виктор развел руками.
— С ума человек сошел. Ты что, хочешь, чтобы завтра твое персональное дело разбирали?
— Не страшно, — вдруг рассмеялся Лозневой. — У меня одно уже есть. С женой развожусь.
— У нас это называется: сам сострил, сам и смейся, — недобро буркнул Виктор.
Когда газовики собрались у вездехода, Лозневой ловко вскочил на подножку, держась рукою за дверку, будто повис над толпой.
— Хлопцы, есть два предложения. Первое: устроить сегодня выходной день, — он сделал короткую паузу, переводя дух, и добавил: — Второе: сегодня же перед отъездом в лагерь собраться в «Севере» и поужинать всем вместе.
Оба предложения вызвали у ребят такой восторг, что он еле успокоил их.
— Решайте, на сколько часов назначить нам товарищеский ужин.
— Чем раньше, тем лучше, — послышались сразу несколько голосов.
— Братцы, — загремел бас Арсентия, — а может, мы прямо сейчас и начнем ужинать?
Все захохотали.
— Ей-богу, — подхватил Грач. — Первый раз слышу, когда Арсентий по делу высказывается. Надо уважить.
— Если часиков в шесть? — предложил Лозневой. — За день каждый все свои дела справит и…
— Давайте в три, — неожиданно шагнул вперед молчавший до этого Виктор. Он стоял немного в стороне, показывая всем своим видом, что не только не причастен к этой затее, но и осуждает ее.
— Правильно, — подхватили сразу несколько голосов. — Чего маяться. И будет это не ужин, а обед.
— Если так дело пойдет, — стараясь перекричать всех, вопил Грач, — твое мудрое предложение, Арсентий, примут и мы начнем с товарищеского завтрака. А завтра в местной газете появится коммюнике. Знатный механизатор величайшей в мире голубой магистрали Арсентий Макаров в честь своих друзей дал завтрак, который прошел в теплой, дружеской обстановке.
— Не говори, Грач, длинно, ибо жизнь коротка, — прервал его Виктор. — Если нет возражений, то в три часа, но при одном условии: каждый является как стеклышко. Тех, кто нарушит конвенцию, к высокому собранию не допускаем.
— Решение окончательное и обжалованию не подлежит, — дурачась, прохрипел Грач.
— Вот что, ребята, — начал Лозневой. — У меня просьба — не подводить. Быть людьми. Вы знаете, о чем я.
В ответ понимающе зашумели.
Вскоре около вездехода остались только Лозневой и Суханов. Глядя вслед газовикам, Лозневой тревожно спросил:
— До обеда выдержат?
— Если исходить из формулы Маркса, что свободное время — пространство человеческого развития, то должны выдержать. В этом городе можно сходить в баню, парикмахерскую и кино. Уйдет как раз полдня. На сем человеческое развитие закончится, и они потянутся в «Север»…
Лозневой откровенно расхохотался.
— Старик, я бы тебе за одно это глубокое исследование зачел твой кандидатский экзамен по политэкономии.
— А я, Олег Ваныч, за твой дюкер давно бы без защиты доктора присвоил.
— Ну вот, видишь, какие мы с тобой выдающиеся. А теперь, гений Суханов, давай подумаем, как помочь Миронову. Пока стоит погожая погода, надо немедленно подкинуть в его партию людей. Ночью, когда он мне сообщил об этом несчастии на пожаре, слезно просил людей.
— Сколько?
— Мне хотя бы человек пять, — подражая Миронову, ответил Лозневой. — И не только просил, но и обещал за неделю-полторы, если продержится погода, закончить все изыскания в сорок третьем квадрате. Представляешь? Мы целое лето на него жмем, а он все отнекивается. А тут вдруг сам говорит: смогу. А уж раз Миронов говорит — верить можно. Надо только дать ему этих людей, и он кровь из носа, а сделает.
— Раз так, обязательно надо, — подхватил Виктор. — Ведь тогда мы можем…
— Ты даже не представляешь, что мы можем, — прервал его Лозневой. — Мы зимой выдаем рабочие чертежи по этому злополучному сорок третьему и с весны открываем газовикам фронт работ сразу с двух сторон трассы. Здорово?
— Здорово!
— Через два дня лечу вертолетом в головную колонну. Мог бы договориться, чтобы забросили по пути наших людей к Миронову.
— Полечу я.
— Ты погоди, — остановил его Лозневой. — У тебя здесь дел не расхлебаешь. Надо кого-то другого.
— Если Миронов обещал за две недели окончить изыскания, то ехать надо мне. Я тогда с этими данными прямо к проектировщикам подамся.
— А без этого нельзя?
— Нельзя. Совесть не позволяет.
— Не позволяет? Эх, Виктор, домудришься ты, что махнет на тебя рукой Инна и будет права.
— Не махнет. У нас с ней железный уговор.
— Ну ладно, полетишь ты. А еще, — и, оборвав мысль, Лозневой добавил: — А что, если нам этих пареньков прихватить?
Заметив нерешительность на лице Виктора, Лозневой спросил:
— Думаешь, не подойдут?
— Да нет. Говорить с ними трудно. Все решает Грач. А парень он с большим норовом. Может заартачиться. Мы их немного обидели.
— Чем? — насторожился Лозневой.
— Они сварщики, а работают…
— Ну, знаешь, это тебе не завод, а стройка. Какая работа есть, ту и делаем. Все так. Найди подход. Не мне тебя учить.
— А если все-таки заартачатся? — колебался Виктор.
— Тогда придется просить у подводников.
— У них тоже сейчас горячка перед штурмом Ивделя. Механизаторов брать нельзя. Все на счету.
— Пусть дают. Мы же тебя им на целую зиму отдали, — одними глазами улыбнулся Лозневой.
День был настолько богат впечатлениями, что Вася Плотников, несмотря на усталость, не мог сразу уснуть. Он запустил руку под матрас, достал дневник, ручку-фонарик и начал писать.
ИЗ ДНЕВНИКА ВАСИ ПЛОТНИКОВА
«Какой сегодня был день! Начался он в четыре утра, сейчас первый час ночи, а ребята все еще колобродят, никак не угомонятся. Железнодорожники нас опередили. Кожа и кровь уже были не нужны, а нужен был компот. Принесли больным тридцать банок, и был скандал. До обеда соскабливали лагерную грязь в ивдельской парилке. А потом бродили по городу и сияли как медные пятаки. Мишка, как всегда, острил. Он сказал, что первые шесть месяцев после бани чувствует себя здорово. Но глаза грустные. Стасик ходил и ныл. Проклинал тайгу, Ивдель и все на свете. Его широкой степной натуре здесь тесно, ему нужен простор, лес давит на психику. Игорь поддакивал, и они такую скучищу развели, что я еле дождался обеда. Хотелось сбежать. Сесть на поезд и махнуть домой. Во какие меня мысли посещают!
…А потом у нас был товарищеский обед в «Севере». Олегу Ванычу может здорово влететь. Хотя драки как таковой не было. Правда, Арсентий и его дружок схлопотали. Но это уже было вне «общественного места», а когда их грузили в вездеход. За столом все о’кэй. Собрание открыл сам Олег Ваныч. Он сказал, что если пить без тостов, то это будет пьянка, а если с тостами, то общественное мероприятие. Проголосовали за мероприятие. Были песни: начали с Окуджавы и Высоцкого, закончили русскими народными.
Виктор пришел со своей невестой. Ничего, симпатичная. Только, как и я, ростом не вышла, не для нашего Севера. Но зубки у нее острые. Когда Арсентий хамить начал, так отшила его, что он, бедный, ноги в руки и на другой край стола. Вообще, как сказал Олег Ваныч, ее присутствие украсило наше басурманское мужское общество.
Много было смешных тостов. Я их не запомнил, потому что сильно хохотал, а вот грустный помню. Сказал Олег Ваныч, и у него такие глаза были, что мне не по себе стало. Вот его тост.
У цыгана воры украли доброго и быстрого, как огонь, коня, оставив ему клячу. На ней цыган пустился в погоню. Вор хлестал скакуна плетью, а цыган ласково понукал: «Милая, поднажми, в том коне вся моя жизнь, прошу тебя, поднажми». Вор плеткой, а цыган лаской, и расстояние вдруг стало сокращаться. Вот уже виден силуэт коня, потом спина всадника, его шапка и плеть в руках. Вор все ближе и ближе, но силы у старой лошади иссякли, ласковые слова уже не помогают, и тогда она повернула голову к цыгану, сказала: «Погладь меня, дорогой, за ушами». Цыган нежно погладил. Лошадь рванулась из последних сил и настигла вора…
Так выпьем же за то, чтобы нас чаще гладили за ушами.
Виктор Суханов после этого тоста сидел как каменный. Замер, прилип глазами к Олегу Ванычу. Ох и переживает он за него!
Грач тоже как туча, почти не острил. Стасик и Игорь гнули свое: «Из этой дыры надо бежать, и чем раньше, тем лучше. Зимой здесь богу душу отдашь». Мишка сначала соглашался, а потом взвился, будто его укусили. За грудки Стасика и орет: «Тебе нельзя, а другим можно?»
Ребята думали, у нас драка, а Грач им: «Топайте, у нас мирный разговор за жизнь».
Что происходит с нами? На Севере мы как-то скуксились. Может, это оттого, что нет у нас здесь настоящего дела? «Если ты строитель, то должен делать все», — говорит Олег Ваныч. А Грач считает, что у сварщиков должна быть своя гордость, как у моряков или летчиков. Кто тут прав? Конечно, себя в обиду не надо давать, а с другой стороны, здесь стройка. Да еще какая. И все строители — солдаты. А раз ты солдат, то нюхай порох».
