— Видеть что? — Спрашиваю я, мое сердце неровно замирает.

Глаза Ани танцуют, а ее выражение становится дразнящим.

— Ну, химию, черт возьми. — Говорит она, затем ее лицо смягчается. — Но более того. У вас двоих просто есть эта… связь. Даже за то короткое время, что я видела вас вместе, вы действительно убедили меня, что такие договоренности, как наши, имеют возможность стать реальностью.

Ее поддерживающая улыбка разбивает мне сердце. Боже, благослови эту девушку за то, что она такой безнадежный романтик после всего, что она пережила. С другой стороны, они с Николо, похоже, действительно нашли ту связь, которую она так уверенно видела между Ильей и мной. Но Николо не потребовалось много времени, чтобы понять, каким полным идиотом он должен быть, чтобы не влюбиться в Аню. Она редкий бриллиант в нашем мире.

— Спасибо, Аня. Надеюсь, ты права. — Я обнимаю ее за плечи, притягивая к себе для объятий. — Но я стараюсь не слишком возлагать надежды после пятницы.

Аня останавливается, и я знаю, что сказала слишком много, потому что, как бы я ни была открыта со своей подругой и как бы я ей ни доверяла, я не хочу объяснять, что Илья раздел меня догола и трахнул в одной из комнат для репетиций, которые она использует несколько раз в неделю. Ни одна подруга не должна иметь в голове этот образ, даже если она уже видела меня висящей на секс-качелях.

— Что случилось в пятницу? — Спрашивает она, поворачиваясь ко мне.

— Ничего! — Говорю я слишком быстро, и она поднимает брови так, как это умеют делать только матери. — На самом деле, это не так уж важно. Просто мы как бы поспорили, и он воспринял то, что я сказала или, скорее, не сказала, как признание в измене ему. — Я качаю головой и опускаю взгляд на носки своих ботинок. — После этого он сказал что-то вроде того, что я у него до конца семестра. Не знаю. Просто у меня возникло ощущение, что он следит за датой истечения срока и просто не хочет, чтобы я думала, что наше время вместе будет больше или меньше.

Губы Ани кривятся, когда она обдумывает это.

— Вы разговаривали с тех пор?

— Не особо. Он звонил в субботу, и мы немного поговорили. Но, думаю, что-то случилось с его братвой, поэтому он не пришел ко мне в воскресенье, как планировал. Не знаю. Мне просто кажется, что он в последнее время стал очень закрытым. — Особенно после той ночи, когда я взяла его под контроль у него дома. Интересно, могло ли это негативно повлиять на наши отношения, хотя я этого тогда и не осознавала?

Я пожимаю плечами, пытаясь сделать вид, что мне все равно, но не могу избавиться от ощущения, что он придумывает оправдания, потому что на самом деле не хочет меня видеть.

— Он обещал, что загладит свою вину, пригласив меня на свидание в эти выходные, если не появятся неотложные дела и он снова перенесет встречу. Боже, я звучу совершенно мрачно. Я почти ожидаю, что над моей головой разразится дождевая туча как над осликом Иа.

— Я уверена, что вы двое справитесь. Дай ему время. Иногда мне кажется, что работа, которой занимаются наши мужчины, заставляет их с трудом осознавать свои эмоции. — Аня одаривает меня яркой улыбкой, и я не могу не рассмеяться. Возможно, она права.

34

ИЛЬЯ

Одна из самых сложных частей моей работы паханом — это то, как мало я могу диктовать свои собственные часы. Иногда у меня есть вся свобода в мире, чтобы делать то, что мне хочется. Это происходит, когда все идет гладко, и у меня есть сплоченная Братва мужчин, которым я могу доверять, чтобы они выполняли свою работу. Но когда дела идут плохо, я теряю контроль над своей жизнью. Я должен быть доступен для своих людей днем и ночью, независимо от того, насколько они надежны и хороши в своей работе.

Я думал, что мой короткий разговор с Уитни в субботу прошел достаточно хорошо. Она согласилась, когда я спросил, можем ли мы встретиться и поговорить в воскресенье. Так что это был хороший знак. Но поздно ночью мне позвонил Федор и сообщил, что кто-то поджег один из наших складов. Поэтому в три часа ночи я вытащил свою задницу из постели, чтобы пойти на склад, и помочь своим людям потушить пожар до того, как пожарная служба или полиция будут уведомлены. В конце концов, мы не хотели, чтобы вмешивались правоохранительные органы, поскольку на складе находилась крупная партия свежей контрабанды.

Нам удалось потушить пожар, но сообщение, которое я нашел на фасаде моего здания, действительно беспокоит меня: «Вы думали, что сможете избавиться от нас, но у вас ничего не получилось. Теперь наша очередь стереть Шулайских с улиц Чикаго. Начнем с вас». Не нужно иметь большого воображения, чтобы догадаться, что я — это вы в этом сценарии, и, по крайней мере, теперь самая большая загадка этих атак наконец-то раскрыта. Это Темкинские. Последние слова этого ублюдка, по сути, вернулись, чтобы преследовать меня, и теперь я столкнулся с врагом, у которого были годы, чтобы перегруппироваться и найти новый, гораздо более успешный план атаки.

Но с этим новым открытием мне пришлось отложить разговор с Уитни. После разговора с Бьянкой я уверен, что хочу откровенно поговорить с Уитни о возможности превращения нашего контракта в настоящие отношения. Но сначала мне нужно разобраться с этим. Теперь, когда я знаю, что это наши старые враги выходят из леса, мне нужно сосредоточить все свое внимание на их выслеживании и уничтожении. И хорошая новость в том, что с этой последней атакой у меня действительно может быть зацепка.

Потому что катализатором, который они использовали, чтобы поджечь мой склад, было бункерное топливо — густое черное масло, часто используемое на грузовых судах. Я уверен в этом по текстуре остатков, разбрызганных вместе с серным запахом тухлых яиц, который витает в воздухе моего здания. И это может означать только одно. Они прячутся на воде или, по крайней мере, у доков. Им нужно быть в непосредственной близости от лодок, чтобы украсть бункерное топливо. И я предполагаю, что они взяли на себя работу докеров, чтобы избежать подозрений. Кто-то, вероятно, заметил бы случайного незнакомца, вывозящего галлоны похожего на патоку топлива с судоходной верфи. Но сотрудник? Они могут не думать дважды.

Я достаточно уверен в своей теории, что не только расставляю нескольких своих людей по периметру портового района, но и присоединяюсь к ним. Прямо со склада я оцениваю ситуацию и составляю график для членов Братвы, которые должны нести круглосуточное дежурство. Я хочу видеть, кто приходит и уходит с судоходной станции и окружающих доков в любое время.

Затем мы ждем.

Часы, проведенные на холоде, за наблюдением за тем, что, как мне кажется, является ежедневными приходами и уходами докеров, медленно подрывают мою уверенность в моей первоначальной гипотезе. И в довершение всего, я не могу перестать думать об Уитни и о том, чем она могла бы заниматься. Как она, вероятно, заполняет свои свободные часы, которые она проводит со своим партнером по танцам. Воспоминание о том, как она скользила по полу университетской студии, ее движения почти неземные в своей красоте, снова и снова проигрывается в моей голове. Я не могу перестать думать о том, как ее тело парило в воздухе с каждым прыжком, каждое ошеломляющее движение заставляет меня думать, что она может бросить вызов гравитации и начать летать, как крошечная пикси, вытатуированная на скрытом месте внутри ее бедренной кости. Это оставляет меня нетерпеливым, моя грудь ноет от желания быть с ней, а не стоять на страже этой все более бесплодной миссии.

Но мне нужно что-то сделать. Я не могу больше оставлять это моим людям. Я потерял достаточно их между рейдом на поставку, в котором был убит Артем, и пожаром на складе, который повлек за собой заточение еще одного контингента Шулайи внутри, прежде чем поджечь его. Я не могу выделить больше.

Мы проводим дни на морозе, сидя в снежной буре, которая так мирно падает, что я мог бы назвать ее почти прекрасной, если бы она не приносила с собой пронизывающий холод на закате. А затем, когда часы приближаются к полуночи и четверговая ночь становится пятничным утром, я получаю еще один звонок, вырывающий меня из моего короткого окна сна.