Мои волосы тут же встают дыбом, и я накладываю зити на тарелку с большей силой, чем нужно. Скупой разговор во время обеда получается натянутым и неловким. Трент старается не отставать, но его вклад почти комично толстый, и мне приходится работать, чтобы сдерживать свое раздражение. И тут же я начинаю сомневаться, быть ли мне благодарным за то, что он не может связать два умных утверждений одновременно, или злиться на то, что ему все же удалось пробраться в жизнь Уитни. Я не должен чувствовать себя под угрозой с его стороны, но все же вопросы остаются в глубине моего сознания. И мне интересно, находит ли она его достаточно привлекательным, чтобы закрыть глаза на его талант вводить людей в ступор.

Меня раздражает, что он может утверждать, что становится вегетарианцем, чтобы следить за калориями, а затем набивать желудок значительным количеством вяленого мяса вместе с высокоуглеводной пастой, за которой следует хорошая порция десерта. Он, кажется, даже не замечает противоречия своих действий и слов, или, может быть, ему все равно. Но когда он наконец отодвигает свою пустую тарелку с пирогом из кузнечиков, я умираю от желания выгнать этого идиота из квартиры Уитни.

Я познакомился с этим парнем. Я едва могу его терпеть, и мне интересно, не это ли имела в виду Уитни, когда сказала, что мне просто нужно поговорить с ним, чтобы понять, что он не будет представлять угрозы. Но для меня все наоборот. Он явно открыт для секса — с любой девушкой, которая может быть увлечена балетным танцором, как он. И несмотря на ее настойчивые заявления о том, что он не в ее вкусе, я не уверен, что могу поверить, что Уитни сочтет его непривлекательным.

— Эй, чувак. Было здорово познакомиться с тобой. Мы должны собраться снова как-нибудь. — Говорит Трент, когда обед наконец заканчивается, и я начинаю делать явные намеки, что ему пора убираться.

— Я так не думаю, — холодно говорю я.

Трент смеется, не улавливая ледяной искренности. Он улыбается Уитни.

— Спасибо за обед. Это было здорово. Увидимся в понедельник?

— Пожалуйста, порепетируй свою роль в эти выходные. — Говорит она вместо подтверждения.

В ее голосе слышится беспокойство, и я задаюсь вопросом, связано ли это с тем, что она нервничает из-за своего занятия или беспокоится о том, что скоро останется со мной наедине. Я не думал, что я был так плох во время обеда, но я планирую добиться от нее признания. Она либо лжет о том, что его влечет к нему, потому что думает, что это то, что я хочу услышать, либо лжет, потому что не хочет, чтобы я что-то подозревал. Но она не честна в этом. В этом я уверен.

Я открываю дверь Тренту, когда он еле волочит ноги, выходя, и когда он поворачивается, чтобы попрощаться, я захлопываю дверь у него перед носом. Сильное удовлетворение наполняет мою грудь от его удивленного взгляда при внезапном появлении двери. И славная мирная тишина наполняет квартиру, как только он уходит. Повернувшись к Уитни, я с удивлением обнаружил, что она изучает меня, и на ее лице нет ни капли веселья.

— Это тебя возбуждает? — Рычу я, мой тон становится тише, когда непрошеная ревность оживает в моей груди. — Выставлять напоказ своего партнера передо мной и смотреть, как он может меня разозлить? Ты хотела, чтобы я его ударил? Это все?

20

УИТНИ

Нервное ожидание расцветает глубоко в моем нутре, когда голос Ильи переходит в тот опасно низкий регистр, который сигнализирует о том, что мы начинаем сцену. Мое тело инстинктивно реагирует на него, прежде чем моя голова успевает это понять, и мои трусики мгновенно становятся влажными, а рот сухим. Я облизываю губы, мои глаза расширяются, а мой разум лихорадочно ищет подходящий ответ. Но я не уверена, какую роль мы могли бы играть прямо сейчас.

— Нет, — возражаю я. Это единственный разумный ответ, которого он может ожидать. Зачем мне хотеть, чтобы он ударил моего партнера? Этого ли он хочет?

— Ты надеялась, что он меня не разозлит? И что тогда? Ты хотела, чтобы он присоединился к нам? Увидеть, каково это — иметь двух мужчин в твоей постели? — Илья подходит ко мне ближе, вторгаясь в мое пространство, беря мою челюсть в свою сильную руку, заставляя меня смотреть ему в глаза.

Моя кожа покалывает от прикосновения, и мое сердце пропускает удар. Но предложение Трента присоединиться к нам с Ильей для секса было похоже на то, как будто мне на голову вылили ведро ледяной воды, и мое возбуждение мгновенно испарилось. Я только что потратила больше часа, пытаясь изо всех сил вытерпеть Трента, чтобы Илья мог увидеть, насколько непривлекателен мой партнер по танцам, как только он открывает рот, и Трент дал ему достаточно материала для работы. Это должна быть какая-то сцена, к которой Илья клонит. Но к какой? Обычно мне требуется всего несколько секунд, чтобы найти страницу, на которой он находится, но впервые я не вижу привлекательности его сцены.

— Это не то, что я делала, — решительно возражаю я, отстраняясь от Ильи. Это более смело, чем персонаж, которого он обычно хотел бы от меня, но он, должно быть, ищет какой-то гневный примирительный секс или что-то в этом представлении.

— Сними рубашку, — командует он ровным голосом.

Я не беспокоюсь о том, чтобы быть сексуальной, когда я хватаюсь за подол своего свитера и сдергиваю его через голову, бросая его на пол, вызывающе глядя на него сверху вниз. Взгляд Ильи скользит по моему вышитому бюстгальтеру-балконету, и на этот раз он приближается ко мне более осторожно, подкрадываясь ближе, чтобы одной рукой обхватить мою грудь, а другую кладет мне на поясницу. Я тяжело сглатываю, когда он притягивает меня к своему сильному телу, и во мне снова оживает проблеск предвкушения.

— Тебе он нравится? — Выдыхает он, шепот воздуха щекочет мою шею.

— Да, — бормочу я, потерявшись в моменте, мой разум — чистый лист.

— Думаешь, Трент может заставить тебя чувствовать себя так же хорошо, как и я? — Мурлычет Илья, его голос обманчиво шелковистый по сравнению с ядовитыми словами.

— Прости? — Мой гнев вспыхивает, и прежде чем я понимаю, что делаю, мои ладони оказываются на груди Ильи, отталкивая его от себя, пока я смотрю на него снизу вверх.

— Спорим, ты умираешь от желания увидеть его без рубашки, не так ли? — Обвиняет Илья, его тон мгновенно становится едким. Он не беспокоится о пуговицах, когда он расстегивает рубашку, обнажая мускулистые грудные мышцы и четко очерченный пресс, усеянный темными волосами на груди. Его татуировки подчеркивают жесткие линии его тела. — Разве этого недостаточно для тебя? Ты хочешь кого-то помоложе?

Мое сердце подпрыгивает к горлу, когда Илья хватает меня, но я не успеваю среагировать, как он прижимает мои ладони к своей груди. Мягкость его кожи противоречит теплу, исходящему от его твердых как камень мышц, и вопреки себе я вдыхаю дрожащий воздух, наслаждаясь ощущением его. Почему он такой опьяняюще сексуальный? Одно лишь прикосновение к нему заставляет меня жаждать большего.

Словно услышав мои мысли, он медленно направляет мои руки вниз от своих грудных мышц и по его прессу, пока я не оказываюсь на талии его джинсов. Ему даже не нужно говорить мне об этом. Я расстегиваю их прежде, чем он успевает сказать слово, мои пальцы дрожат от предвкушения, пульсирующего во мне.

Его руки одновременно расстегивают мои джинсы, спуская их вниз по бедрам, пока мы неистово раздеваемся. Это что-то новое и гораздо более грубое, чем я ожидала. Кажется, что границы между нашей сценой и реальными отношениями размываются, и я цепляюсь за знание того, что это должна быть сцена. У нас был простой, честный секс только один раз за год, что я знаю Илью. И это была ночь, когда я потеряла девственность. Но мой мозг слишком одурманен похотью, чтобы осмыслить эту сцену. Может быть, это потому, что эта сцена спонтанная. Он придумывает ее на ходу. В конце концов, он не мог предвидеть, как отреагирует на Трента, не так ли? Или он спланировал это с самого начала? С моим пульсом, ревущим в ушах, я не уверена, что мне не все равно.