6

УИТНИ

— Две водки с тоником. — Говорит Илья официантке, которая подходит к нам.

В кожаных сапогах до бедра и шортах с высокой талией, в кожаном бюстгальтере, и головой увенчанной высоким, тугим конским хвостом, я предполагаю, что она одета как доминатрикс. По крайней мере, так я себе ее представляю. Она поворачивается и уходит, как модель по подиуму, ее бедра вызывающе покачиваются, и я с интересом смотрю на нее. По иронии судьбы, я вижу в ее гардеробе много от моего собственного стиля — темный макияж глаз, кожа, но я никогда раньше не надевала шорты так высоко в задницу. Неудивительно, что Илья захотел прийти в такое место. Если бы мне нравились девушки, она была бы чистой усладой для глаз.

Но когда я поворачиваюсь к Илье, он пристально смотрит на меня, и в уголках его губ снова играет веселье. У меня начинает складываться впечатление, что половина моей привлекательности для него заключается в том, как он наблюдает за моей реакцией, когда я впервые вникаю в его мир.

— На тебе бы ее одежда была лучше. — Замечает он глубоким шепотом, от которого у меня перехватывает дыхание. — Возможно, мне когда-нибудь придется купить тебе такой же наряд.

Мои щеки пылают, а между ног зарождается покалывающее волнение. Что-то в том, как его глаза поглощают меня, заставляет мою кожу гореть. Между нами на мгновение повисает тишина, прежде чем наша официантка приносит два прозрачных игристых напитка, украшенных лаймом, и ставит их перед нами. Илья ждет, пока она уйдет, прежде чем снова заговорить, и я делаю щедрый глоток своей водки с тоником, когда он переходит к делу:

— Как твой Доминант, я создаю роли для каждого из нас. Некоторые я буду использовать несколько раз, другие — только один. Твоя работа — играть свою роль без вопросов. Все, что я скажу тебе сделать, ты должна сделать. Если ты этого не сделаешь. Я накажу тебя.

Я с трудом сглатываю, мои глаза расширяются.

— Накажешь?

Дьявольская улыбка расплывается на лице Ильи.

— Сексуально.

— Это будет… больно? — Я ненавижу, как слабо звучит мой голос, но я, кажется, не могу перевести дыхание.

— Ровно столько, сколько ты сможешь выдержать.

Холодный страх струится по моему позвоночнику, вызывая мурашки по коже от его слов.

— В течение наших первых нескольких месяцев ты будешь использовать кодовые слова зеленый, желтый или красный, когда я делаю что-то, что причиняет тебе боль.

— Как светофор.

— Именно так. Это поможет мне лучше понять твою переносимость боли, а также то, что ты находишь приятным. — Глаза Ильи мерцают от волнения.

Я не понимаю, как боль может доставить мне удовольствие, но я не говорю этого. Сейчас, кажется, неподходящее время для споров.

— Если я сделаю что-то, что тебе нужно остановить, скажи «безопасно».

Я фыркаю.

— Как в догонялках?

Илья предупреждающе приподнимает бровь, и я сжимаю губы.

— Как твое стоп-слово. Если ты придумаешь то, что тебе больше нравится, это нормально, но ты должна сказать мне его заранее. «Стоп» и «не надо» не сработают, уверяю тебя, ты будешь умолять меня остановиться в какой-то момент, только чтобы обнаружить, что ты не это имела в виду.

Я не могу сдержаться, и смех вырывается из моей груди, как вулкан. И как только звук срывается с моих губ, я понимаю, что это была ошибка. Лицо Ильи темнеет, и впервые я вижу, насколько пугающим было бы попасть на его плохую сторону. Зажав рот рукой, я сдерживаю истерический смех.

— Извини. Я просто нервничаю, — бормочу я, как только снова беру себя в руки.

Лицо Ильи немного смягчается.

— Это меры предосторожности, чтобы обеспечить твою безопасность и удовольствие, Уитни. Тебе нужно знать их сейчас, чтобы я не заходил слишком далеко, когда ты находишься в уязвимом состоянии, и я могу интерпретировать твои слова или действия как часть сцены.

Я киваю, когда серьезность его объяснения оседает на меня, и мой живот сжимается. Звук моего имени на его губах — это почти ласка, которую, как я чувствую, он редко предлагает своим женщинам.

— Наконец, если ты не можешь говорить, но тебе нужно, чтобы я остановился, щелкни пальцами три раза.

О, черт возьми. Что он может сделать со мной, чтобы я не смогла говорить?

— Отдавая мне свое тело, ты даешь мне доступ к любой части тебя, которую я захочу. Твоему рту, — бормочет он, протягивая руку через стол, чтобы провести подушечкой большого пальца по моим губам. — Твоей киске. — Его глаза скользят по моему телу к пространству между моих ног, которое скрыто под столом. — Твоей заднице. — Его глаза снова поднимаются на мои, и я тяжело сглатываю. — Сначала мы можем не торопиться, — добавляет он, словно читая панику, написанную на моем лице.

— Насколько медленно? — Выдыхаю я, мое сердце болезненно замирает.

Илья вопросительно приподнимает бровь.

— Тебя никогда раньше не трахали в задницу, moya feya? — Спрашивает он с легким удивлением.

Момент истины.

— Меня никогда раньше вообще не трахали, — признаюсь я, мое лицо пылает от смущения.

— Ты девственница? — На этот раз он определенно шокирован.

Я киваю, опуская взгляд на свои колени, так как внезапно чувствую себя невыносимо застенчивой. Низкий гул раздается из груди большого русского.

— Я знаю, как правильно лишить девушку девственности, и я обещаю, что тебе это понравится — если ты этого хочешь.

Пульсирующая боль вспыхивает внизу моего живота от его слов, и мой пульс наполняет мои уши глухим ревом. Не знаю почему, но слышать, как Илья говорит, что может обещать, что мне понравится мой первый раз, невероятно эротично. Осмелившись снова посмотреть ему в глаза, я закусываю губу.

Внутри меня идет война между моей уверенностью, что я не готова к этому, и моим непреодолимым желанием почувствовать, насколько хорош может быть секс. Я уверена, что Илья знает, как заставить девушку почувствовать удовольствие. Неизменная уверенность в его соблазнительном голосе, очевидные знания, которые у него уже есть по этой теме, его знакомство с клубом, и у него было много практики, чтобы ублажать женщин.

— Хорошо, — говорю я, но тут же жалею о неопределенном согласии. — Я готова заняться с тобой сексом, но я все еще не уверена, готова ли я взять на себя весь твой контракт.

Илья медленно кивает.

— Это нормально. Учитывая, что ты менее опытна, чем я предполагал, я думаю, будет справедливо, если ты будешь знать, на что идешь, прежде чем согласишься. — Илья допивает свой напиток и встает со своего места. — Идем, — командует он, протягивая руку, чтобы помочь мне встать со стула.

Мое сердце колотится в груди, и я тоже допиваю остаток напитка, слегка замораживая мозги, прежде чем принять его помощь и сползти с высокого стула. Он ведет меня от бара и по коридору с дверями до конца, всю дорогу его рука лежит на моей пояснице.

Я остро осознаю разницу в размерах, когда он стоит рядом со мной, он почти на фут выше меня, с широкими плечами и почти в два раза тяжелее меня по чистой мускулатуре. За всю жизнь противостояния опасности и борьбы с конфликтами я внезапно обнаруживаю себя в растерянности относительно того, что я могу сделать, если это окажется очень плохим решением. Но теперь слишком поздно, и я цепляюсь за безопасные слова, которые дал мне Илья, повторяя их в голове как мантру в надежде, что он действительно будет их соблюдать, если я струшу.

Открыв дверь в нашу собственную комнату, Илья проводит меня внутрь, и мое сердцебиение учащается, как только мой взгляд падает на двуспальную кровать, занимающую центр комнаты. Изголовье больше похоже на прутья тюремной камеры с уже прикрепленными наручниками и ограничителями у изножья кровати, чтобы ограничить движения человека. Элегантные темно-серые простыни покрывают пространство вместе с удобными на вид подушками.

С моей паникой, поднимающейся к горлу, я не осмеливаюсь пристально смотреть на другие впечатляющие приспособления по всей комнате. Одна только кровать сводит мой желудок с ума, и я уверена, что, если я увижу еще какое-нибудь очевидное орудие пыток, я побегу к двери, прежде чем успею сказать «безопасно».