«Для людей я буду Злом, что бы ни делал!»
И снова девочка задумалась над ответом. А потом улыбнулась какой-то лукавой улыбкой, не слишком вязавшейся с её возрастом:
«А почему бы тебе не быть добрым для себя?»
Ингвар тяжело вздохнул. В его голосе звучала лишь обреченность:
«Я проклят…»
Разговор прервали приближающиеся голоса.
«Ваше Высочество! Где вы?!»
Показавшаяся из-за каких-то декоративных растений, образовывавших садовый лабиринт, женщина средних лет в одеждах служанки сходу накинулась на «ангела» с упреками:
«Ваше Высочество, нельзя так убегать из-под надзора! Что скажет нам Его Величество, если с вами что-то случится?!»
Она осеклась, увидев Ингвара, и явно приготовилась закричать. Оглядываясь назад, он понимал, что видок у него был тот еще для дворцового сада: пусть и ребенок, но грязный, оборванный и главное — с синим отливом волос и жутким мерцанием глаз.
А девочка, казалось, не видела ничего страшного.
«Смотри, кормилица, кого я нашла!» — похвасталась она, — «Он говорит, что он проклят. Как сказочный принц! А правда, что проклятье может развеять поцелуй любви?»
Не дожидаясь ответа, она склонилась над Ингваром и не задумываясь поцеловала его в щеку. Он замер, ошарашенный. Сколько он помнил себя, не знал он ни поцелуя, ни объятия, ни иного проявления нежности. Кто станет целовать отродие Зверя? Казалось ему происходящее странным и ненормальным.
Но удивительно приятным.
А кормилица уже командовала понабежавшими слугами:
«Уведите Вин’Линетту! И позовите стражу: у нас тут посторонний на территории дворца!»
Только когда установили его личность, Ингвар узнал, что оказался в Данаане. К счастью, на тот момент отношения стран еще не дошли до грани войны, и отцу пришлось пойти лишь на небольшие уступки, чтобы недостойный сын не стал заложником в чужом королевстве. Едва его привезли обратно в Асканию, отец собственноручно отходил его кнутом за безрассудство, — и после этого вновь не вспоминал о нем почти до самой смерти.
Но Ингвар готов был терпеть такую порку каждый день, лишь бы хоть один раз снова увидеть лукавую улыбку принцессы.
— Ингвар! Ты идешь? — голос супруги вернул его в настоящее.
Линетта улыбалась почти так же, как тогда.
Почти пятнадцать лет назад.
— Иди вперед, — ответил кесер, — Мне нужно сказать пару слов эдлингу Бардальфу.
Когда началось «освобождение» Данаана, отец был еще жив. Ингвар тогда пытался встретиться с ним и отговорить его от войны… Но недостойному сыну не дали даже аудиенцию. А на следующий день в его поместье Голос Короля доставил предписание явиться на фронт конно, людно и оружно. В первом походе Ингвара сопровождали ополченцы с его лена.
В последующие он брал уже только демонов.
Он воевал — и он убивал. Ни разу Ингвар не показывал страха врагу. Но и теми чудовищами, какими описывали семибожников жрецы, он видеть их тоже не мог.
Слишком привык он быть чудовищем сам.
Сражаясь же бок о бок, он постепенно сближался со своим единокровным братом. С сыном женщины, на которой отец женился, едва окончился траур по его матери. С тем, кто был на год его младше, но все же наследовал трон вперед него.
Злые языки говорили, что в этой дружбе больше расчета, чем искренности, — и злые языки были правы. Когда отца не стало, Ингвар получил то, на что прежде не мог рассчитывать: доступ к уху правящего монарха. Четыре года он использовал открывшиеся возможности, чтобы постепенно добиться желаемого.
Мира между королевствами.
И девушки, что когда-то спасла его душу.
Однако разумеется, возвышение Ар’Ингвара Недостойного не осталось для многих незамеченным.
— Я не доверяю вам, — прямо сказал Бардальф, когда они остались одни, — Я мог бы прятаться за лицемерной улыбочкой, но я не стану этого делать, кесер Ингвар. Я знаю, что вы влияете на короля. И я понимаю также, что вам давно уж стало этого мало. Вы ищете возможность взойти на престол самому.
В ответ на это Ингвар лишь хмыкнул:
— Допустим. И что?
Эдлинг аж подкинулся:
— Вы признаете это?!
— Я сказал «допустим», — повторил кесер, — Я пытаюсь понять, на что вы рассчитываете, заговаривая об этом. Даже если я признаю все ваши обвинения, это будет мое слово против вашего. Раз уж я зерцало греха, отродие Зверя и новый Карактак, наивно будет считать, что я не смогу солгать, что не говорил ничего этого. Вы не находите?
Бардальф стиснул рукоять меча до побелевших костяшек пальцев.
— Тогда чего вы от меня хотите?
— Всего лишь прояснить один момент. Я понял, что вы заметили, как я смотрю на свою супругу. И я прекрасно понимаю, что у вас могла возникнуть мысль, что она — мое уязвимое место. Так вот… это действительно так.
Ингвар прищурился, с удовольствием отметив, что даже бывалого воина пробрал змеиный взгляд проклятых демонских глаз.
— Прекрасная Вин’Линетта — единственный источник света в моей черной душе. И вам НЕ ЗАХОЧЕТСЯ увидеть, что я могу сотворить, если этот свет когда-нибудь погаснет. От ваших рук или от чьих-то еще, последствия коснутся всех. Я понятно излагаю?
— Более чем, — твердо ответил Бардальф, — Вы можете не беспокоиться об этом, кесер. Когда мы столкнемся в бою, это будет честный бой. Я не стану прятаться за женщинами и детьми.
Ингвар лишь дернул плечом:
— За годы войны я видел не раз, как такие «благородные воины» насилуют и убивают, не разбирая солдат и беззащитных жителей. Благородство — это хорошо, но инстинкт самосохранения — более надежная ставка.
— Вы не доверяете чести, — откликнулся эдлинг, — Потому что у вас самого её нет и в помине. И из всех вещей это лучше всего доказывает, что нет в вас божественной крови Эормуна.
В ответ кесер тонко улыбнулся:
— Я никому не доверяю, эдлинг Бардальф. И вам тоже не советую.
Утомленная сегодняшним днем, Линетта откровенно клевала носом, и секунды подумав, Ингвар предложил посадить её впереди себя. Придерживая девушку за талию, он окружил их пылающей демонской силой, надежно оградившей её от холодного ветра небесных высей. В спокойствии и тепле принцесса быстро задремала.
Хотя такое положение изрядно отвлекало от слежения за дорогой, не сказать чтобы Ингвар был против.
Бережно обнимая Линетту, Ингвар одной рукой направлял демона-коня. В голове же его звучал один вопрос.
Что дальше?
Во время войны он почти не заглядывал дальше её окончания. Он мечтал добиться мира между королевствами. Он мечтал жениться на Линетте. И не задумывался толком, ни какой будет мирная жизнь, ни какой будет жизнь семейная. Чем ему заниматься, когда пойдут разговоры, что королевству уже не нужна контрмера к колдунам семибожников? Как сделать жену счастливой, если сам он никогда даже толком не жил?
Как сделать так, чтобы она не жалела об этом браке?
На этом фоне неведомому злодею, плетшему против них свои интриги, Ингвар был почти благодарен. Общая угроза помогла им хоть немного сблизиться.
Но это не значило, что он не был намерен защитить то, что они построили.
Большая часть асканийской знати делилась на три основные фракции, неустанно боровшиеся между собой за влияние на короля. Сильнейшей из трех считалась фракция вдовствующей королевы. Властная и волевая женщина, Вин’Эдита с детства подчинила себе своего сына. Даже если и мог он сомневаться в ее решениях за глаза, никогда не хватало ему решимости возразить ей в лицо. Во многом благодаря этому Этельберт с охотой принял предложение брата «отвоевать» у него брак с Линеттой.
Тихая и покорная Ханна подходила ему явно лучше, чем решительная данаанка.
Вторая фракция была сторонниками примата церковной власти над светской. Основанное обожествляемым героем Эормуном, королевство Аскании издавна уделяло много внимания вопросам религии. Каждый приличный эдлинг или кесер держал при себе духовника, наставлявшего его в вопросах заветов Эормуна. Эормун, а вовсе не король был первым, кому клялся в верности каждый хеленд, и потому можно было сказать, что даже военная мощь формально принадлежала Церкви. Однако некоторым этого было мало, и Ингвар знал, что многие церковники мечтают свести роль короля к чисто формальному утверждению их воли.