Пока странники приближались к кварталу эльфов, на улицах Гришара они встречали удивлённых и заспанных людей, что выглядывали из окон своих домов, выходили во двор и сонно таращились на огромную крону неизвестно как и откуда появившуюся в городе. Однако, чем ближе странники приближались к кварталу эльфов, тем больше на улице становилось людей.
В какой-то миг мимо странников промчался оглашенный страж порядка – юноша в металлическом доспехе, с алебардой в одной руке и с ручными газовым фонарём в другой, он на ходу кричал:
— Прочь! Уступите дорогу! Расходитесь по домам! Ничего страшного не произошло! — и кричал явно что-то ещё, однако что именно Джорджи не разобрал, ибо страж нырнул в один из уличных закутков и голос его потонул в сырых, после дождя, улицах Гришара.
В квартале эльфов было куда как оживлённой, чем в остальном городе. Из ветких лачуг повыходили обеспокоенные эльфы, Джорджи признал их за эльфов по длинным заострённым ушам, загнутых вверх, а не как у гоблинов куда-то назад и вниз. Самих же эльфов дозорный видел впервые, и они не сильно впечатлили его. Все светловолосые, с бледной кожей, но не сказать, чтобы все из них были красивы… многие обрюзгли, и под тканью халатов и ночных сорочек проступали весьма основательные животы, так пожирнели и лица, и на лбу и глазах проступили сетки морщин. Джорджи внимательно всматривался в их лица, ожидая увидеть там подтверждение многочисленным байкам и сплетням и о немыслимой красоте эльфов. Но… перед ним были обычные люди… вернее эльфы, уши всё-таки их отличали. А ещё глаза, почти у всех они были миндалевидные, орихалкового, или тёмно-жёлтого цвета. Лишь у некоторых особенно молодых глаза были голубые или зелёные. И именно эти эльфы отличались красотой. Особенно заметной, из-за их ночной неряшливости, и… слёз. Большинство собравшихся рыдали. Они складывали руки в жесте покаяния и тянули их к древу, ноги словно сами тащили их вперёд, но они тут же останавливались, и не прекращая рыдать неловко отходили назад… словно стесняясь чего-то или страшась.
Само же древо росло из крыши единственного в квартале полностью каменного дома. Очень старого, не очень большого, с острыми пиками крышь, здание было выстроено по какой-то старинной, даже древней манере. С вытянутыми окнами, стекло на которых сейчас обвалилось осколками, и даже дорога у дома потрескалась плиткой, и проникла во все стороны здоровенными брешами, из которых тянулись тёмно-зелёные толстые корни. На стенах этого старого дома были искусно на камне вырезаны леса, многочисленные деревья и холмы, облака и солнце. Под всем этим великолепием летали птицы, и Джорджи даже из далека казалось, что лес, начертанные на этих стенах, живой и колышется от ветра. Тем страннее выглядело огромное древо, что раскололо старинный дом на двое, разрушило почти полностью острый шпиль крыши, разорвав его каменную кладку изнутри. Древо вблизи не казалось таким уж большим, но оно возвышалось в округе, и над плачущими эльфами, что здесь собрались. Что-то мелькнуло на нижней ветви дерева, и приглядевшись Джорджи увидел на ней золотой амулет… он висел нарядной игрушкой, не прибавляя и капли радости в этот унылый дождливый пейзаж.
Дед Клавдий направился к этой ветви, обходя собрание эльфов, проводя ласково огромной рукой по головам особенно старых на вид. Те заплаканно оборачивалась на него, и лица их на мгновения озарялись благодарными улыбками, но грусть вновь возвращалась и улыбки слетали с губ, а дед Клавдий проходил мимо, к тому месту, где ствол древа развалил стену дома, в том месте и свисал с ветви золотой амулет, и под этой ветвью на коленях стояла пожилая женщина с длинными светлыми волосам, её ночное серое платье намокло от дождя, волосы на спине свалялись в мокрую косу, она дрожала от беззвучных рыданий. Она приложила полноватые ладони к коре древа, и пальцы её тихо мерцали зеленоватыми искрами.
Дед Клавдий подошёл к ней. Встал на одно колено рядом, и руку тяжёлую положил на дрожащее покатое плечо плачущей эльфийки. Она даже не обернулась. А старый кобольд и не окликнул её, он лишь вторую руку протянул осторожно и прикоснулся к коре древа.
Джорджи стоял в пару десятков шагов, боясь приблизиться, он считал себя в этом месте откровенно лишним. Не мог он разделить общее горе, не мог… потому что не знал старого эльфа, по которому все горюют. Однако он услышал тихий слегка гудящий голос учителя, каким-то образом его негромкое бормотание пронеслось сквозь рыдающую толпу и капли дождя, что продолжали тихо падать с крышь, голос учителя был в этом месте как порыв ветра, как внезапный холодный сквозняк, и Джорджи содрогнулся, услышав слова:
— Вот куда ты решил потратить мой прощальный подарок, Аверакл… прости меня, мой старый друг, я не успел проститься…
Джорджи отвёл взгляд от учителя. Почему-то смотреть на него ему было нестерпимо больно. Удивлённый он дотронулся рукой до краешка глаз, и вытер набежавшие слёзы. Джорджи не помнил, когда последний раз он рыдал. И тем удивительней было, что слёзы он лил из-за чужой боли, из-за чужой грусти, не из-за своей… и внутри его души не ощущалось ничего, ни даже крошечной тени эмоций, а слёзы почему-то бежали из глаз.
Чтобы отвлечься немного, Джорджи поискал взглядом Отрыжку, та мельтешила у промокшего подола старой эльфийки, что сидела у древа рядом с учителем. Отрыжка улеглась в ноги эльфийки и то и дело лизала ей пятку розовым влажным язычком.
Джорджи улыбнулся, и отвёл взгляд. Ещё раз он оглядел округу, вдали за несколькими рядами домов он видел человеческие заспанные лица, возможно немного ошарашенные, а некоторые гневные и уставшие, их явно разбудило это ночное представление, и они не были этим довольны. Однако все люди держались в стороне, как бы за невидимой чертой – преградой отчуждения. Но всё-таки один человек помимо Джорджи здесь был, он стоял чуть в стороне, шагах в шести от дозорного, и нервно дрожал. Облачённые в металлическую защиту, под которой виднелся серый камзол, в руках сжимал алебарду, а на лицо был весьма юн и… смешон. В окружении горюющих эльфов этот стражник ощущал себя явно более лишним и чуждым, чем мгновением назад ощущал себя Джорджи. Стражник тупо пялился в потрескавшуюся кладку дороги. Со лба его стекали холодные капли. Фонарь в руках дрожал, увлечённый дрожанием его рук.
Джорджи ухмыльнулся и подошёл к стражу, желая поговорить, просто перекинуться парочкой слов, видя в этом стражничке отражение себя предыдущего и душу родственную его смущению в этом эпицентре горя и прощальных мук.
Но не успел Джорджи заговорить. Не успел хлопнуть стражника по горбатой спине в лихом приветствии, как услышал лязгающие шаги по каменной брусчатке влажных улиц. Джорджи тут же обернулся, и увидел, как люди вдалеке расходятся, оставляя улицы пустынными, и как движется в сторону эльфийского квартала процессия с факелами в руках, и явно вооружённая. Их окованные сталью сапоги были слышны из далека. А ещё рядом с ними угадывался огонёк фонаря стражника. Мимо Джорджи проскочил другой стражник, с которым он не успел поздороваться, он быстро, но неуклюже печатая шаг направился к приближающейся процессии.
Джорджи же придвинулся поближе к тени ближайшей лачуги, и затерялся в орнаменте деревянной стены. В руки его привычно лёг гномий арбалет, рычаг натянулся сам собой. И пусть Джорджи провёл последние шестнадцать дней в жутком нечеловеческом пути, к бою же он был по-прежнему готов и даже жаждал его, ведь кровь и смерть – единственное, что было ему близко в стенах Гришара, всё остальное вызывало нервную оторопь и непривычность. Дозорный же жаждал смерти, он скучал по ней, мёрзлые земли ещё звучали в нём… в его душе.
Учитель тоже услышал и увидел приближение неизвестных, он повернул голову назад, один его кроваво-огненный глаз всмотрелся вдаль. Пару мгновений он молчал. За это время неизвестные подошли ближе, а многие из эльфов попрятались по домам. Остались лишь несколько молодых, самых красивых, преимущественно мужчин. В руках они неумело сжимали ножи и топоры, орудия предназначенные для хозяйства, не для боя. Они подошли поближе к древу, поближе к пожилой эльфийке, что продолжала беззвучно рыдать, не обращая никакого внимания на происходящее вокруг. Дед же Клавдий встал на ноги, шепнул что-то тихо и успокаивающе эльфийке и уже более громко добавил эльфам, что собрались вокруг древа:
