Однако, чуть на отдалении от поселения появилось два холмика, у каждого в основании воткнуты на шестах маленькие деревянные звёздочки.

Две могилы послужили жителям вечным напоминанием, что каждый из них может в любой момент, с большой лёгкостью умереть, и винили они в этом конечно же Брика, чей незыблемый авторитет в многих глазах сильно упал.

А недавно случилось кое-что страшное. Из-за чего Джорджи покрепче теперь сжимал рукоять арбалета, и всматривался более тщательно и нервно в окружающий поселение лес.

Охотники по началу забивали огромное количество дичи, каждый вечер у них у всех лопались животы от жареного мяса, конечно очень много они солили и вялили к приближающей зиме. Но дикий зверь постепенно учился скрываться и менять места лежек, и охотники перестали ходить общей ватагой, разделились на небольшие отряды по пять человек, всего таких было семь, и стали охотиться в разных местах, всё дальше отходя от поселения.

И вот три дня назад, уже с приходом холода и снега, когда никто из них не знал беды и привык, что места эти спокойные и можно ничего не опасаться, и многие из них стали заговаривать о том, что дозорных можно было бы и вовсе снять с поста… случилась беда.

Одна группа охотников в поселение к вечеру не вернулась. Не пришли они и ночью. На утро на их поиски отправились все, кто мог держать в руках оружие. Они прочёсывали дотошно каждый кустик и заросли чащи.

Все в поселении ждали беды и навоображали всякого, но даже их тревожные мысли оказались далеки от жуткой реальности.

Из всего отряда выжил лишь один охотник. Его нашли покалеченного и до смерти запуганного у одного дальнего оврага. У бедолаги на одной руке не хватало трёх пальцев, весь он был в царапинах и ссадинах, а на боку и груди, точно так же, как и на ладони и левой голени, зияли глубокие раны.

Остальных четверых охотников не нашли. Лишь следы, пятна крови и поломанные ветви. Больше ничего.

Выжившего, как бы не расспрашивали, но выяснить ничего не могли. Он мычал что-то невразумительное на любые попытки поговорить с ним, а глаза его метались по сторонам, как бы ожидая нападения.

Могил стало шесть. Хоронили личные вещи пропавших, так как никто не знал, куда делись их тела.

Остальные охотники разделились на два отряда по пятнадцать человек каждый. У многих из них теперь с собой были длинные заточенные палки, с которыми обычно ходят на кабана. Охотники думали, что на их товарищей напал медведь шатун. В поселении ходили жуткие предположения, о бандитах и гулях, особенно много страху по этому поводу стало после того, как Кэнен просмотрела раны на теле выжившего охотника, и заявила, что такие раны были нанесены либо холодным оружием, либо очень длинными и острыми когтями какой-нибудь твари, но ни одна из ран не была похожа на следы от укусов, а волки и медведи рвут жертву на части именно что клыками...

Недовольство и страхи в поселении росли.

На Брика в открытую многие смотрели с осуждением и злобой. Ведь это он затащил их в эту дыру. Ведь это его словам они доверились, за ним пошли и по его вине они все в итоге сгинут...

Однако люди продолжали выполнять работы, на которые Брик их посылал, они продолжали его слушать на общих вечерних собраниях, однако они это делали уже скорее по привычке, и по тем причинам, что каждый из них хотел жить, и им больше нечем было заняться, в этой унылой страшной топи.

И вот Джорджи стоит на смотровой вышке.

Вот он смотрит вдаль, надеясь увидеть там медведя-шатуна, что тихо крадётся к их поселению, и так и ждёт момента, когда дозорный отвернётся и позволит подойти ему, медведю, поближе... либо какую-нибудь неясную тень, промелькнувшей мимо тёмной твари, ожидает дозорный рассмотреть в этой мутной снежной хмари...

Время приближается к полудню.

Скоро обед.

А Джорджи продолжает уныло и нервно изучать ландшафт, ожидая угрозы.

И тут он видит его.

Силуэт, что мерно движется к их поселению.

Высокий... не очень быстрый. Очертаниями похож на человека...

Спустя пару долгих мгновений Джорджи понимает, что видит всадника. И в охотничий рожок он трубит тревогу. Полуобернувшись к внутренней стороне поселения, он краем глаза замечает, как напряглись люди, что до этого мельтешили там, внизу, занимаясь обычными делами. Он заметил, как к нему, минуя всё поселение, со всех ног бежит старый Брик, удерживая в одной руке колчан, а в другой ещё не натянутый, но крепкий массивный лук.

Все в поселении услышали сигнал тревоги.

И всадник наверняка услышал, не мог не услышать, несмотря на ветер, и снежную пелену. Однако, он не замедлился, приближаясь к неровной защитной стене всё ближе и ближе, и вот Джорджи уже может различить смутно черты его лица и одежды, а рядом с Джорджи, на дозорной вышке, уже натягивает тетиву и всматривается в приближающегося чужака староста Брик.

Рен был по-настоящему зол. Эта холодная противная злость переполняла его ещё с Зелёного дола, где он по глупости своей упустил тварь.

И сейчас Рен скачет на едва живой, загнанной кляче, по нелюдимым диким землям, в поисках той самой сволочи, что убила в Зелёном доле двенадцать человек. И каждый из этих людей был на душе у Рена, хотя он не знал их имён, не был с ними даже знаком, но он винил себя в их смерти и смерти всех тех, кому не повезло наткнуться на сволочь, которую Рен упустил.

Когда-то, ещё в монастыре, наставники учили Рена быть бездушным всегда и везде, и помнить, что люди умирают постоянно, гибнут от собственной глупости, от жажды крови и похоти, или просто под действием дурмана, или поила. И не стоит юному агнцу Светлоликого забивать голову о несчастных убиенных тёмной поганью.

А Рен всё равно не мог справиться с собственной совестью. Винил себя во всём. Всегда. Старался спасти кого мог и не мог, просто чтобы люди жили в покое, не боясь неизведанной жути, что таится во тьме, и приходит по ночам и в грозу, чтобы пожрать человеческой плоти…

И на этот раз Рен тёмную сволочь упустил. И не находил себе покоя. Не мог спать по ночам, не мог думать ни о чём другом, кроме образа, как выжжет твари сердце, или что у них там бьётся в груди…

Он достиг поселения на пятый день. До последнего думал, что в Зелёном доле его обманули, и никакого поселения в ничейных землях быть не может, и тварь ушла сюда по ошибке, или почуяла шайку бандитов. Но и этого быть не могло, какие бандиты сунутся на земли, где в лесах обитает всякая жуть, а дорог нет и не будет отродясь? Болота, заросли, мёртвые топи – это не те места, где предпочитают обитать торговые караваны, и бандитам здесь делать просто нечего.

И всё же сволочь ушла в это поселение, что на картах даже не значилось, ведь люди, которых можно с лёгкостью назвать безумцами, пришли сюда совсем недавно.

Рен остановил задыхавшуюся от долгой скачки клячу в ста шагах от поселения. Он не сомневался, что его уже увидели, ведь мгновением ранее он слышал гул охотничьего рожка, и как заметался силуэт человека на неказистой дозорной башне. Вскоре там появился ещё один человек, и у обоих из них в руках было явно оружие, оба были настороже и всматривались в лицо Рена.

А Рен тем временем старался сдержать злость, хотя ему и хотелось вломиться в поселение этих дикарей с размаху, сжечь ворота, найти тварь, и устроить ей святые похороны… и ведь сволочь точно засела здесь, нет никаких сомнений. От поселения воняет так, что хочется вырвать собственный нос, тухлым воняет, тёмной падалью.

Хотя очевидно, что те двое, что на башне стоят и на Рена пялятся – явно никакого отношения к твари не имеют. И потому Рен всеми силами старался сдержать злость, подавить её на время, чуть расслабить мышцы и пульсирующую по его внутренним каналам обезумевшую магическую силу. Не время… ещё пока нет.

Рен подъехал к деревянным воротам медленно, лошадь под ним вообще еле переставляла ноги, двигаясь неровно, шатаясь на каждом шагу. Но Рен не спрыгивал с седла, давая возможность тем двоим, с башни, рассмотреть себя. И при этом и он мог их видеть, хотя смотреть там было особо и не на что.