Джорджи перевёл взгляд на великана кобольда, и проснулся окончательно. Он аж вскочил с места, и хотел было подойти к учителю, но его опередила Отрыжка, жалобно скуля она тёрлась о ноги деда Клавдия, пока тот безутешно и беззвучно рыдал.

— Да ну, будет тебе Кадий! Всему в этом мире отмерян свой срок… я не поэтому явился к тебе… не из-за жалости или чего-то подобно, мне нужна твоя помощь. — Птица как-то стыдливо переступила с одной когтистой лапы на другую.

— В ч-чём, Аверакл? — кобольд утёр могучей рукой слёзы, в глазах его огненных тлела печаль.

Джорджи стоял неприкаянный между этими двумя, и впервые за всю зиму не мог найти себе места.

— У моей семьи проблемы, которые сам я… решить уже не могу. Ты поможешь мне?

— Конечно, — кобольд подошёл к птице и попытался её погладить, орёл тут же куснул Клавдия за палец, и тот шипяще отпрыгнул, — вот как был недотрогой, так и остался, старый пердун! С чем тебе нужна моя помощь?!

— А вот не тяни грабли к птичке, она и так единственная кто откликнулся на зов… и вообще, вот помру, потом и будешь свои культи распускать!

— Да я же…

Джорджи впервые видел своего учителя по настоящему смущённым и растроганным одновременно, старый кобольд не знал куда себя деть, то пялился в подслеповатый глаз птицы, то отводил его в глубь лесной чащи, куда особо-то и не смотрел, а просто чтобы не глядеть на орла. Сам же Джорджи испытывал отчасти те же чувства, только в мере куда меньшей, отчасти ему и весело было и любопытно, и он уселся обратно на свою, ещё сохранившую тепло, лежанку и продолжил с земли наблюдать на встречу двух авантюристов высшего ранга.

— Мне не важно, что ты, Кадий, удумал! Лучше послушай меня, и так время на исходе, и я не успею к твоему приходу в город… моё семейство встретит тебя как родного, но прошу, остатками души и дряхлым телом, умоляю тебя, защити моих родных, слышишь Кадий, защити…

Орёл вдруг замотал пернатой башкой, затрепетал крыльями, и Джорджи увидел, как бельмо на глазу птицы рассеялось, вмиг там оказался обычно птичий глаз, без тени недуга, и птица попыталась взлететь в небо. Затрепетали тяжёлые крылья. Джорджи, что сидел в трёх шагах, прикрыл глаза и отвернулся от снежного крошева и прочего мусора, что прилипли к перьям старой птицы и в момент, когда та попыталась подняться, разлетелись во все стороны.

Однако, трепыхания вдруг прекратились, и произошло это так резко, и с таким противным звуком, что более всего напоминал стон, только изданный не из рта человека, а из клюва орла.

Джорджи повернул голову и увидел, как учитель держит орла за шею, но бережно, это по меркам кобольда – так, чтобы не на смерть. И орёл даже не пытается трепыхаться, он испуганно замер, и от массивных толстых пальцев кобольда ниспадают вниз на снег пурпурные искры, глаза учителя разгорелись в алом пламени и в этот миг лицо его покрылось столь глубокими морщинами, что Клавдий словно в момент потерял несколько десятков лет.

Глаза птицы изменились, теперь они оба смотрели на деда Клавдия бельмами мертвеца. Орёл помотал головой, раскрыл рот и каркнул:

— Хватит, Бес!

Клавдий тут же отпрянул, утёр со лба крупные капли пота. Маска усталости никуда не делась с него, и в этот миг старый кобольд показался Джорджи меньше, чем он есть на самом деле. Плечи согбенны, руки опущены, шея тянется к земле, и глаза из тёмных провалов едва-едва тлеют огнём.

— Напрасно силы тратишь, старый ты пердун… — голос птицы звучал теперь куда как бодрее, среди скрежета проступили миндальные сладкие нотки.

— Мой тебе прощальный подарок, Аверакл.

Птица задумчиво покрутила головой, почесала клювом крыло, и наконец решив что-то выдала не очень мелодичным тоном:

— Принято! Но до твоего прихода всё равно не удержусь. А ты поторапливайся… слышишь?

— Да, но ты так и не рассказал, что случилось то. Насколько я помню, ты поселился в Гришаре.

— Будь проклят тот день, как я принял это решение! Ненавижу этот город всеми остатками души! Эти каменные стены сделали нас слабыми, не способными дать отпор! Мои правнуки обрюзгли и никогда за жизнь не брали в руки оружия! А единственная друидка из рода не ведает ни одного боевого заклятия! И во всём они виноваты! Всё они… — орёл перешёл на незнакомый для Джорджи язык, в языке этом было много шипящих, и птица стала похожа в один миг на старую змею. Но вместе с тем, всё изменилось. Никакой радости не осталось, никакого радушие от встречи и тянущей на дно грусти. У Аверакла словно прорвало плотину внутри, и река бурлящей злости вырвалась наружу, и затопила всё вокруг. Внутри Джорджи всё сжалось, захотелось отойти подольше от орла. Дозорный задрал голову к небу, там серые облака гнал по серому небу грозные ревущий ветер, кроны сухих безлистных деревьев вокруг зашуршали, затрещали ветвями, посыпались сучьями и нигде в лесной чаще казалось больше не было покоя.

А орёл продолжал, его голос вновь перешёл на человечий язык:

— Они выкрали моих правнучек, они ранили моих сыновей, отрубив им уши… они назначили плату, и каждый сезон обещались возвращаться, забирать золото, которое мы успеем накопить, и вновь уводить с собой двоих красавиц моего племени… ПРОКЛЯТЫЕ ОРКИ! ЗНАЛ БЫ Я, ЧТО БУДЕТ ТАК ХОТЯБЫ СОТНЮ ЛЕТ НАЗАД! Я бы пришёл в их дома, их послал на них диких волков, и устроил кровавую охоту на их ходячие племена, я бы насаживал их на верхушки деревьев, и потроха их весел бы на ветвях весёленькими гирляндами! Я бы…

— Эй, друг! — окликнул Аверакла дед Клавдий, окликнул совсем спокойно, но осоловевшая от злобы старая птица заверещала на весь лес:

— ЧТО?!

Старый кобольд на миг закрыл глаза. Ветер вокруг махом утих, и старая птица, переступая с лапы на лапу, кажется переменила слегка свой настрой.

Джорджи же весь красный выдохнул и тут же вдохнул новую порцию морозного воздуха. Зима вроде бы идёт к своему концу, да только напоследок решила вдарить свежим холодом.

Дед Клавдий открыл глаза. И Джорджи отполз назад, неосознанно, задницей чуть не усевшись на Отрыжку, что всё это время пряталась за его спиной и тихо скулила. А в глазах деда Клавдия не было ничего хорошо.

— Город Гришар… почему там никто не вступился за эльфов? Местный лорд многим обязан тебе, и…

— Чепуха это всё! Болотная жижа! Тебе ли не знать, Кадий, что людской век короток? Они дохнут как мухи, с каждым поколениям изменяя себе и устоям предков! И второго века не минуло, как я излечил ведьмин мор и изгнал племя Чаригды, что жило в местных холмах и тёмными наговорами портили местному люду жизнь. Всего два века! А они уже всё забыли… для них куда важнее якшанья с клыкастыми уродцами! Пол века назад орочье племя явилось в Гришар, тамошний лорд Феас на весь Вингфолд славится широкой душой и терпимостью к другим расам и племенам, принимает всех в городские чертоги Гришара, город уже разросся как гнойный нарыв и продолжает разрастаться! Первое время Феас не просит налогов, селит все новоприбывшее племена к границам города и даёт полную вольность в торговле и промысле, чтобы племя могло окрепнуть.

А орки они же как саранча! Явилось сначала лишь одно племя, лодочники и рыбаки, они выпросили себе территорию у русла реки, чуть вдалеке от города, не совсем в чертогах… что уж сказать, крепкое племя, пусть я и ненавижу ушлёпков, но речную переправу и причал они отстроили махом, возвели хижин, понастругали лодчонок и махом отбили у всех местных рыбаков желание даже приближаться к реке, ведь один леший ничего не поймаешь! Шаманы орков, ублюдки поганые, кое-что могут! И вскоре из рыбаков орки доросли до водных торговых караванщиков, соединяя меж собой соседние города, поселения и не только, и пусть Гришар раньше по тракту торговал, да только речной путь оказался быстрее, под эгидой орочей охраны ещё и в разы безопасней… за тем в город ещё два племени прибыло: бывший боевой клан, разгромленный напрочь троллями на своей земле, и подгорные шахтёры да каменщики, у которых железная жила истощилась и ремесло как и поселение пришлось быстро сворачивать… я, по началу даже сочувствовал им, всё же я как бродячий эльф хорошо ощущаю беды прочих бродяг, пусть даже они и орки… однако к чему казалось бы вспоминать нападки прошлых времён? Ты бродяга, и я бродяга, так поможем друг другу!