Это место пользовалось у племени Ит-Ами большой популярностью. Куча детворы слонялась тут и там. Присмотревшись к ним, Джорджи вдруг осознал, насколько они не похожи на детей Тарии. Местные дети, да и взрослые тоже, гораздо выше по росту. Джорджи ощущал себя рядом с ними чуть ли не мальчишкой-подростком, но при этом местные и выглядели более… угловатыми что ли, на телах их явственно проступали рёбра, поджарые торсы и впалые скулы, на лицах явственно очерчены дуги бровей, а их карие глаза горят каким-то внутренним огоньком изнутри.

Джорджи постепенно привык к всеобщей наготе, хотя сам себя ощущал несколько сковано, ведь он от местных отличался не только своей субтильной блеклой невысокой фигурой, но и кожаными, местами дырявыми, штанами.

Дозорный то и дело неловко улыбался окружающим дикарям, и отводил взгляд в сторону… ему было очень странно здесь находиться, но местные, кажется, приняли его со всей любезностью и радушием, они улыбались ему, кивали в приветствии.

И Джорджи среди этих дикарей вдруг ощутил себя желанным гостем, и даже задался вопросом:

«А не такое же чувство испытывал Генти оказавшись в Пашмире? Ведь наверняка что-то на эту щемящую в груди радость похожее…»

Когда дозорный охладился, и вновь полез в горячую воду, то краем глаза он заметил не очень высокую фигуру, что медленно приближалась, рассекая худым сухопарым телом водную гладь. Джорджи перевёл взгляд на деда Клавдия, собираясь окликнуть того, но у кобольда один глаз уже был приоткрыт и смотрел он точно в сторону старухи, что была к ним всё ближе, и с каждым шагом её черты прояснились в тумане всё отчётливей и резче. Наконец она остановилась шага в трёх-четырёх от деда Клавдия, и наклонившись на каменный уступ, тяжело дыша, чуть присела.

Джорджи же, к ужасу своему, разглядел наконец старческое тело в полной, так сказать, видимости и детальности…

Старушка, как и все местные жители, отличалась высоким ростом, но с возрастом дряхлость склонила её чуть вперёд, а позвоночник изогнулся за шеей небольшим горбом, плечи же словно прижались ближе к друг другу, и представить эту пожилую женщину с прямой спиной теперь было просто невозможно… а ещё она, как и все в племени Ит-Ами… была одета лишь в набедренную повязку, и её дряблая, иссушенная, вся покрытая тёмными венами, грудь всплыла над водой и медленно колыхалась. Джорджи с ужасом поднял взгляд повыше, столкнувшись со старушкой нечаянно взглядом, и в этот момент весь стыд и отвращение перестали иметь какое-либо значение. Её взгляд затягивал куда-то в мрачную тёмную бездну, и если у других в племени глаза источали внутренний огонёк, то глаза старухи затягивали куда-то вовнутрь для того, чтобы утопить несчастного Джорджи в гиене огненной.

— Я смотрю, ты явился к нам не один, Авантюрист.

Голос полный горячи, несмотря на хитрую улыбку на старушечьем лице, оглушил дозорного, вывел из мутного состояния гипноза. И он, встряхнув головой, наконец отвёл от фигуры старушки свой взгляд, и тут же заметил, как тихо стало вокруг, как люди, сидящие у горячей воды, все как один, смотрели на них.

Джорджи стало в сто крат неуютней. И никакого милого радушие он больше не ощущал.

Чтобы не встречаться с дикарями взглядом, Джорджи посмотрел на деда Клавдия, а тот чуть приподнялся, и тоже присел на каменный уступ в воде, локтями упёрся в щербатый берег, и смотрел огненными, слегка виноватыми глазами, в глаза пугающей старушки и не моргая, отвечал:

— Да, Веда Аргаста, я отыскал себе ученика… он ещё неопытен и глуп, потому не может поспевать за мной в пути, и мы слегка припозднились. Ты уже простишь старого дурака за это?

Старушка лишь мило улыбаясь покачала головой:

— Ничего страшного, если ты принёс всё, что обещал твой король… то мы можем провести обмен.

Дед Клавдий кивнул и поднялся в полный рост, собираясь пойти куда-то за старухой, но та не спешила уходить, она снова мельком взглянула на Джорджи, того на миг словно пронзило острым кинжалом.

— А где твой знак, авантюрист… ты вновь скрываешь его, неужели боишься корысти нового ученика?

Дед Клавдий хмыкнул.

— Нет, просто старая привычка.

Кобольд щёлкнул пальцами, и тут же, стоило Джорджи моргнуть, как он различил явственно на шее своего могучего великана-учителя массивный тяжёлый амулет.

На железной, помутневшей от древности и сырости, цепи. Амулет был плоским кругом из чистого, сияющего в тусклом дневном свете, золота. В центре желтого диска был залит серебряный сундук, из приоткрытой крышки которого торчала рукоять меча. На стенке сундука, жирной извилистой змеёй, с двумя глазами сияющих зелёными драгоценными камнями, была выгравирована отчётливо читаемая руна, означающая цифру шесть.

Старуха впилась в медальон глазами, протянула руку и коснулась золотистой грани… тут же меж её скрюченных пальцев и краем металла проскочила лиловая молния, и старуха, чертыхаясь замаха рукой, от пальцев её пошёл черноватый дымок.

— Ак-х… и правда настоящий! — выпалила она, с невинными выражением лица смотря на деда Клавдия.

— А ты, что Аргаста, сомневалась? — кобольд разочаровано покачал головой.

— Ну мало ли… всякие твари на свете бывают, нужно быть настороже… однако же, пойдём, время не ждёт! Обмен должен свершиться.

И они оба ушли, рассекая водную гладь выбитой в граните огромной лужи точно по середине. А Джорджи вдруг остался предоставлен самому себе, ведь его с собой никто не звал, и он явственно ощущал, что следовать за учителем не надо… однако, он совсем не знал, что ему делать дальше.

И спустя какое-то время, когда небо слегка потемнело, Джорджи решил отойти от источника и с опаской, и неким озорным интересом, он решил прогуляться по такому дикому и немного пугающему поселению Ит-Ами.

Если сначала ему показалось, что хижины располагаются хаотично, то вскоре это заблуждение прошло, дома здесь строили по спирали, они поднимались от самого сердца горячего источника к пологим холмам, что окружали поселение с двух сторон.

Джорджи огибал поселение по узким дорожкам, то и дело встречая местных, улыбаясь и слегка кивая встречным кивкам и улыбкам, он поднимался всё выше и выше. Отрыжка бежала за ним следом, весело мельтеша задранным в небо хвостом.

Поселение дикарей оказалось куда как больше, чем представлялось Джорджи сначала. У входа, у самых ворот, из-за скопления хижин, казалось, словно это и есть все дома, и поселение это… ну разве что немногим больше того, из которого Джорджи сбежал, но заблуждение это было фатальной ошибкой, ибо дозорный успел слегка потеряться, сильно устать до ломоты в коленях, и покрыться толстой липкой испариной, прежде чем достиг возвышения у самых холмов. С этой точки поселение проглядывалось почти полностью, очертаниями хижин, защитной стены и змейками ручьёв проступая из пелены пара.

Джорджи усеялся на каменную ступень, рассматривая округу. Вид был действительно красивый, и для него несколько трогательный, ведь он скучал по людям весьма сильно, за последние дни пути успев слегка одичать, затерявшись в бескрайнем лесном массиве.

Вдруг по спине его пронёсся ледяной ветер, он вздрогнул весь как-то разом, здесь наверху тепло горячего источника не так уж и сильно грело. Джорджи поднялся на ноги. У его стоп сидела Отрыжка, и вылизывала лапы.

— Я порой не понимаю, ты кот или собака? — с улыбкой на устах прошептал Джорджи, опускаясь к Отрыжке и протягивая руку, чтобы погладить щенка, но та огрызнулась и укусил его за палец.

— Засранка ты пушистая, вот кто! — огрызнулся в ответ Джорджи и осмотрел округу. Внимание его привлекла та самая каменная ступенька, на которой он запыхавшийся сидел. Ступенька эта была вся в трещинах, поросшая мхом, местами из неё торчала сорная трава, а ещё… эта ступенька продолжалась в извилистую лесенку, которая уходила всё выше и выше, и скрывалась где-то в провале меж пологих холмов.

Джорджи медлил мгновение, а затем принялся подниматься по лестнице, местами отступая на крошащемся камне, ведь это сооружение держалось здесь с большим трудом, и казалось древним, намного древнее поселения дикарей у своего подножья.