— Я помогу, Мили.

— Правда? — и по ее щеке скатилась одинокая слеза, упавшая соленой каплей на похоронное одеяние, в котором она все это время находилась. Я на ее вопрос только отошел на шаг назад и протянул руку, предлагая следовать за мной.

Она не сразу, лишь после того, как осмотрела последний раз окрестности, пленницей которых являлась, подала мне руку и спустилась с подоконника, с облегчением и благодарностью на лице. Перед тем, как покинуть башню и провести церемонию прощения, попросил ее не обращать внимания и никак не реагировать на тех, кто находится здесь, неподалеку от замка. Ведь я уверен, Жрица на дюра среагирует и попытается уничтожить. Как и ее огненный защитник.

— Я все поняла, Шадар, — смиренно согласилась Милисента, следуя за мной шаг в шаг, не обращая внимания на перемены во внешности и сокрытие истинной сущности. Ей уже все равно. Главное, что она скоро будет вместе с любимым. В его объятиях, под его защитой.

Из башни мы вышли также, я вел ее под руку, а она следом, прикрыв глаза и отпустив боль и тоску. Ритуал прощения будет проходить на том самом месте, где сир Матеус убил Рида, жестоко и кроваво. Для одного руины — это могила, а для другой — это дверь в загробный мир.

— Вот здесь, он убил его вот на этих самых развалинах, — худая, белая, почти полупрозрчная рука Мили провела по каменным обломкам, когда-то принадлежавшим к крепостной стене, защищающей от проникновения и нападения. — Даже кровь Рида сохранилась, — и правда, запекшаяся, покрытая давностью дней, но все же кровь. — Я готова, Шадар, — сказала девушка, опускаясь на камень, закрывая глаза и первый раз при мне за это время улыбаясь. Просто и тепло.

Рука моя легла на ее волосы, погладив и спустившись к плечу, а следом к сердцу, едва бьющемуся. В нем и правда нет ничего кроме страдания и печали. И греха за самоубийство. Душа такая без прощения не войдет в реку перерождения, не увидит умерших родных, близких и любимых, не получит шанса на покаяние. Таков закон Пресветлого. Убил себя — не достоин прощения. А тот, кто отпустит душу и простит — враг Света, Храма и Святого писания. Что я, собственно, и собираюсь сделать. Стать в глазах храма врагом их святого писания.

— Мили, готова? — спросил я у девушки, а та снова благодарно улыбнулась и кивнула, подтверждая согласие покинуть эти руины и ненавистную ей башню. — Тогда отринь свою печаль, отпусти страдание и прости врага своего!

Руку мою, все еще находящуюся подле ее сердца, окутало серо-стальным свечением с вкраплением мелких льдинок и снежинок. Второй же я выводил письмена и круг покаяния, в который вписывалась руна за руной, выстраиваясь в своего рода портал между мирами живых и мертвых. И когда круг был завершен, и мне осталось только разорвать нити ее души с этим миром, услышал за спиной голос Айона, не в самый подходящий момент предупреждающего:

— От Ильтирима привет, — и как раз, к нам шла Жрица в сопровождении Этиора и почтенного Тинтра. Вид Сириния имела грозный, того гляди, небеса разверзнуться и явятся гром и молнии, карая меня за грех. Но грома и молний не было, лишь словесные претензии и недоумение моим поступком:

— Сир Риат, как вы можете? — в ее руке посох, камень силы которого наливается святой энергией, готовой уничтожить зло, то есть Мили, одним только взмахом. — Она — грешница! Дюр! Ей нет прощения! — вот тебе и лицемерие в полном развороте. Бандитов, убийц, воров и других преступников прощать можно, а деву, над которой надругались нет.

— И это говорит дева Света, всепрощающая и святая, — усмешка и последний, вписанный в круг прощения символ, со словами: — покойся с миром, Милисента фон Бокамор!

Фигура девушки, стоило произнести ее полное имя, а кругу напитаться магической энергией, засияла светло-золотистым светом. Траурные одежды сменились на поминальные. Сама она стала такой, как при жизни: с золотыми волосами и с зелеными глазами, в которых отражалось спокойствие. Под ее ногами заклубилась сизо-серая дымка, поднявшая ее вверх, к столпу света, уносящему в небеса. Но перед этим шепотом, едва различимо, только для меня, сказала:

— Спасибо, Шадар! — и окончательно рассыпалась золотыми искрами, упавшими на каменный обломок.

— Грешник! — процедила сквозь зубы Жрица, отворачиваясь от меня и уходя прочь, как и Этиор, вторящий каждому ее слову. Остался только почтенный Тинтр. По взгляду гнома понял, что он на моей стороне. Как и по словам, сказанным уже ушедшей Мили:

— Иди с миром, дочь земная! — и в знак уважения к почившей, положил руку к сердцу, опуская взгляд и молясь за ее душу. А после, покинул нас с Айоном, присоединившись к Жрице и остальным. Но перед этим сказал, точнее попросил: — Могу я рассчитывать на разговор с вами, Шадар? — обратился он ко мне по полному имени.

— Конечно, майн Тинтр, — и чуть склонил голову в знак уважения и почтения к гному и его наблюдательности, а также к скрытым умениям. Услышал ли он мое полное имя из уст Мили, или же увидел, прочитав по ее губам, не важно. Главное, между нами с гномом будет разговор, по итогам которого, я надеюсь, союзников в моих рядах станет больше. А если нет, то увы…

***

Почтенный Тинтр не мог поверить своим глазам! Слух, в его возрасте, мог подвести, обмануть, но никак не зрение. Оно зорко и ясно, как день под солнцем Пресветлого. Иначе не быть ему мастером-артефактором. И он точно и четко, по губам девушки, отпущенной с бренной земли ритуалом прощения, увидел имя спасителя. Не ее, а его. И имя, это самое имя «Шадар», принадлежало только одному человеку, точнее не человеку вовсе. Высшему дюру, несущему на плечах бремя предательства и мести.

Несмотря на то, что Шэд, он же Шадар риат Ихтаррис — темное создание, явно служащее Темному Влыдке, гном-артефактор был ему обязан жизнью. Возможно, сам Шадар этого не помнил. Почти век с того дня прошел. Но не забыл поступок дюра сам гном. Ведь без Шэда не было бы и его, почтенного Тинтра. За спасенную жизнь и будущее, которое у него есть благодаря дюру, он и хотел поблагодарить.

— О чем, майнэ Тинтр, вы хотели поговорить? — спросил дюр, подходя к мастеру-артефактору, навешивая купол «Тишины» для защиты от лишних ушей.

— Не поговорить, а поблагодарить, милорд Шадар. Вас, за мою спасенную жизнь почти сто лет назад, — от этих слов сам дюр впал, в своего рода, прострацию. Очень давно его не благодарили за деяния минувших лет. Да и кто? Темные не имеют привычки благодарить, а светлых он не спасал. Не доводилось. Но, как оказалось…

— Почтенный, я не совсем понимаю, о чем идет речь? — тем самым просил ему напомнить о моменте и деянии, за которые стоило бы принять благодарность. — Я вас, майнэ Тинтр не помню, — и повинился, — уж простите.

— Кхе, — кашлянул гном и прикрыл один глаз, смотря на Ихтарриса с улыбкой, — вроде, старик я, а память отшибло у вас, милорд Генерал Северного Князя Тьмы, — вот тут у Шэда сама собой вылезла широкая улыбка, похожая скорее на оскал, — вы поменяли внешность, волосы ваши черны, а не пепельны, глаза серые, а не стальные, как небо в бурю. Спрятали узор сущности, став простым человеком, каким были при жизни. Снизили показатели уровня, несколько сотен единиц минусом и вы просто «А» уровня, а не «А+», но имя. Если подумать, вспомнить все моменты, наводящие на вопрос и провести некую параллель…