- Я сам отомщу за сына, госпожа, - последнее слово он выплюнул с ненавистью и презрением, а после рассмеялся, смотря на небо в алом мареве, обещая: - непременно, Шэд Риат и Айон'Эр заплатят за смерть Дасса’Эрита. Но судьей, забирающем их жизни, буду я! - и снова стены черного замка огласил смех, глубокий, раскатистый, как гром свинцовых туч.

***

Шадар

Границу королевства Сетия, чтобы оказаться в королевстве Тирия, мы прошли без проблем. Обычный пост досмотра и запись причины визита. А там несколько часов пути по полупустому тракту и мы в академическом городке Сейтей. Академия была в часовой доступности. Осталось совсем немного, и мы прибудем во владения Винтера. Даже шпили старших башен уже видны из-за крон деревьев. Они-то и служили нам ориентиром и указателем.

— Шэд, — тянет меня за рукав Айон, едва сжимая на ткани пальцы. Сил у дьяхэ почти не осталось. Держался он этот остаток пути на честном слове. Ноги подкашивались, сознание от него уплывало, как и сейчас способность самостоятельно передвигаться. Я успел поймать мальчика и взять на руки, а тот не сопротивлялся. Жизненная энергия на почти нулевой отметке. Осталось от силы пять единиц.

— Айон! — забеспокоилась Жрица, покинувшая свои мысли и облака, в которых витала. Она подбежала ко мне и мальчику на моих руках. Он тяжело дышал и с силой сжимал пальцы на моей руке, дрожал всем телом. — У него лихорадка! — ужаснулась она, когда коснулась лба и щек мальчика. А кроме этого, рана на животе, даже несмотря на наши с Ильтиримом старания, все равно открылась и сейчас источает миазмы.

— Когда он заболеть умудрился? — не понимал Этиор, смотря на сжавшегося калачиком дьяхэ. Хотел напомнить об испытании лезвия копья, и о том, что мальчишке пришлось пережить, просто находясь в замке старшей ветви рода сих Хантэ, но за меня, в мягкой форме, и все также, устремив взгляд в небеса, ответила Жрица:

— Испытания, выпавшие на долю Айона, дарованные Пресветлым, слишком тяжелы и трудны для его неокрепшего душой, разумом и телом организма. Он не готов к той ответственности, которой награждает нас Владыка.

Слишком пафосные речи для той, кто единожды усомнился в своем пути. Для той, кто готов был вырезать слова Пресветлого из своего сердца. Но не вырезала, не отказалась, увидела что-то в тех видениях, услышала сладкие речи и вновь забыла обо всем. Вера — это зависимость, от чужого мнения, слов и взглядов, от обстоятельств и появляется она, эта Вера во что-то небесное и эфемерное, чаще всего, по необходимости. Но вера по необходимости — это лицемерие.

— Я помогу, — подходит на нам Ильтирим и привычными для Айона рунными связками, с вплетенными с моей стороны ледяными нитями, окутывает мальчика, на время усмиряя бьющую тело дрожь, понижая высокую температуру тела. — Вот. А в академии целители о нем позаботятся, — эльф после того испытания волей копья, сам не свой. Постоянно в раздумьях.

Я не лезу в его душевное равновесие, так как предполагаю, что именно продемонстрировало ему лезвие. Но несмотря на принесенную им мне клятву верности, с этим он сам должен справиться, или, если это не по его силам, понять и попросить помощь. Никто другой за него решать не должен, это его выбор. Быть в одиночестве в том заледенелом месте, с застывшими во льдах близкими, или же подняв взгляд, опереться на чье-то плечо.

— Спасибо, — прошептал Айон, чуть расслабившись и отпустив ситуацию и боль, устраивая голову на моем плече. Рука его по-прежнему с силой сжимала мою, но хватка медленно расслаблялась. Сон становился мирным, а не беспокойным. Жизненная энергия по единицам восстанавливалась. Медленно, но шла вверх. Вот теперь сомнений в том, что до академии он дотянет, сомнений не было. Пару часов продержится.

***

— Мы к милорду ректору! — стоило это сказать и показать личный пропуск от Винтера, как стража на воротах академии нас пропустила, даже не взяв личные данные, просто вписав количество прибывших.

Зная быстрый путь, шел к своему генералу. Светлые шли за мной. Едва поспевали. Только эльф был рядом и не отставал. Он поддерживал Айона магией и заимствованным у меня льдом. Свой использовать я не позволял, так, на всякий случай. Коридоры сменяли друг друга, повороты и двери мелькали перед глазами. Как и знакомые лица преподавателей и даже некоторых студентов. На них я не обращал внимания, шел в кабинет ректора. И они каким-то образом отстали и остались позади.

Винтер, на счастье дьяхэ, был на своем месте. Как и всегда, обложенный бумагами и свитками, погруженный в свои заботы и дела магические, ради государства и одаренных детей. Но стоило мне открыть дверь и влететь как урагану, он тут же все свитки и перо отложил. Лич, как и я предполагал, стоило нам с дьяхэ оказаться в поле его внимания, понял, что произошло и от чего именно Айон теряет энергию и жизненные нити, привязывающие его к этому миру. Мальчика временно устроили на его столе, использовали мантию вместо подушки.

— Ильтирим — рунный барьер! — приказал я эльфу, который тут же призвал рунный круг «Сокрытия», накрывший кабинет Винтера полностью. На миг лич посмотрел на Ильтирима и хмыкнул. Это высшая от него похвала. Другой мало кто удостаивался.

— Черное пламя Бездны не так-то просто искоренить, — говорит Винтер, скидывая печать «Вуаль», принимая свой почти истинный облик.

Тут же теряют свой цвет волосы, становясь седыми, тусклыми и безжизненными. Белеет кожа, проявляются шрамы. Один рассекает лицо сверху вниз, слева направо, второй обвивает шею, как ошейник, а третий и четвертый на запястьях, как браслеты. Глаза Винтера из приятного карего цвета становятся золотыми, без зрачка и бликов. А на руках когти, черные и длинные. В руках у лича его магический проводник — флаг мертвых, способный как поглотить душу, порвав все нити единения с телом, так ее и подлатать, восстановив связь с сосудом.

— Дело дрянь, Шадар, — говорит лич. — Огонь слишком долго разъедал тело, душу и сущность Айона. Нитей осталось мало, — флаг душ вновь ушел в подпространство. Колдовал лич руками, пытаясь хоть на время привязать душу и сущность дьяхэ к этому миру и телу.

— Ему не помочь? — смотрит на мальчика эльф. В глазах его тоска, отражающая то самое, заледенелое поле битвы и кристаллизированных эльфов, среди которых только он не порабощен льдом.

— Надежда есть, но она небольшая, — говорит Винтер, отпуская истинный облик, вновь становясь привычным глазу. Волосы темно-русые, кожа светлая, а не белая, пропали и шрамы. Вернулись в норму когти и магический фон. Теперь он ощущался не как некромант с примесью чернокнижия и демонологии, а как темный маг. — Просыпайся, — произносит лич, проводя рукой над головой дьяхэ. Тот не сразу понял, где он, что с ним произошло, но когда увидел друга и нас с эльфом, стоящих рядом, выдохнул от облегчения, что он жив и поблагодарил некроманта за помощь. — Рано благодаришь, — сказал лич, — твое привычное состояние временно к тебе вернулось.

— Временно? — не сразу понял, о чем речь, но ровно до того момента, как заглянул внутрь себя и своей сущности. Нити энергии были завязаны на те остатки жизненных сил, что плескались на дне его резерва. — У меня две недели на то, чтобы вернуть прежнего себя, — говорит дьяхэ, спрыгивая со стола Винтера.

— Не успеешь за это время изгнать из себя Черное Пламя… — Винтер приложил руку к тому месту, где должно биться сердце, опустил взгляд и добавил: — … для меня было честью стоять с тобой плечом к плечу, Айонирис, дитя тени и междумирья. — Эти слова дьяхэ принял также, с рукой у медленно-бьющегося сердца, опустив взгляд. Поблагодарив лича за помощь, дьяхэ покинул его кабинет, направляясь туда, где он найдет ответ — в библиотеку.

Мы с Ильтиримом только хотели покинуть кабинет Генерала и найти светлых, как Винтер попросил меня задержаться. Эльф, понимая что разговор личный, ушел, попросив перед этим карту коридоров, чтобы попасть без блужданий к авантюристам, пропавших коридорах и поворотах, как в лабиринте. А я, закрыв дверь и повесив рунный щит «Тишина», спросил: