Городок небольшой. Всего тысячи три жителей. Промышляют местные умельцы рукоделием, вышивками и росписями по ткани. А так же выделкой и отделкой кожаных изделий. Именно мастера Миршта приглашались на ярмарки в главные города Сетии. Даже участвовали в конкурсах дельцов, занимали призовые места и были на слуху статных вельмож. Кроме вышивки по коже и росписи шелка, жители этого городка известны «любовью» к поэзии. Говорят здесь только стихами. Виноват в этом недуге, один заезжий, но ставший давно местным маг, экспериментировавший над разными заклинаниями и связками. Он вот уже пять лет пытается снять с города это, своего рода проклятие, но пока тщетно.

— Шадар, а Ильтирим, как проводник, в курсе местной особенности? — спросил меня Айон, смотря при этом на эльфа, с упоением рассказывающего о местных изысках и красотах, мастерах и рукодельницах.

— Без понятия, — развел руками и пожал плечами, — узнаем.

Благо, от влияния стихотворной речи можно избавиться, поставив магический блок на восприятие. Кроме блока спасает еще уровень маны у путников. Если он выше уровня виновного в беде, то заклинание не возымеет эффект, а если ниже, то увы. Будешь плести речи только рифмующиеся. Жители города, страдающие рифмоплетством, предпочитают молчать. А если есть необходимость о чем-то поговорить, изъясняются или жестами, или обмениваются записками. А так, словно каждый из них воды в рот набрал.

Как знающий, и не переживающий за привычное изложение мыслей, не отказал себе в удовольствии лицезреть выражение лица светлых авантюристов, когда речь их обратится стихами. Айону, как и мне, не грозит недуг местных земель, так как он на целую ступень выше горе-мага. Что уж говорить о светлых. Поэтому, войдя в город, пройдя пункт досмотра, пошли с дьяхэ дальше, на поиски постоя.

— Шадар, разреши задать терзающий мои мысли вопрос? — в глазах мальчика, идущего рядом со мной, даже несмотря на предстоящие возгласы и негодование светлых, по-прежнему отражалась тоска и печаль, но улыбка все же тронула его губы, плечи чуть расправились, а вопрос обжог воздух: — С какой целью ты пытаешься сбить нимб с головы Жрицы? Что тебе с этого?

— В отличие от местной особенности, моя игра со Жрицей, это не праздное веселье, Айон, а жизненный урок. И я не хочу сбить с ее головы нимб, наоборот. — Вот тут дьяхэ еще сильнее удивился, а я ответил на его недоумевающий взгляд: — Истинно верующий в Светлого Владыку не тот, кто несет его свет в своем сердце и распространяет праведные речи и молитвы вокруг, а тот, кто принимает чужую тьму, живущую в душе и сердце, понимает ее и примиряется с ней, не пытаясь искоренить разящим мечом правосудия.

— Солнце — это всего лишь дневной свет, а тень — его союзник, спасающий от жары и яркости! — сказал дьяхэ, оборачиваясь на светлую леди, — и ты хочешь донести эту суть до нее? До той, кому приказано найти и собрать Копье? А после убить тебя!

— В этом и заключается мой путь подле них, Айон. Мне не нужно убеждать их всех в том, что тьма не значит зло, а свет — есть добро. Нет. Мне достаточно показать это ей, — так же смотрю на светлую деву, явно непонимающую, что здесь происходит. Ведь жители молчат, общаются жестами и записками. — Увидит она, увидят и остальные. Все просто.

— Раз ты так говоришь… — не стал заходить в тему моих изысканий дьяхэ, а принял это как данное.

А стоило нам с Айоном закончить обсуждение, как к Ильтириму, пылая праведным гневом, и взглядом полного упреков, желая растерзать эльфа на мелкие кусочки, обращается Этиор, говоря:

— Скажи на милость, добрый друг,

Как разорвать порочный круг?

И до каких таких времен,

Я буду рифмою пленен?

Ильтирим ему отвечал:

— Не ведал я до сели о недуге

И нахожусь, как ты в испуге.

Рифмуются сами собой слова

И кругом завертелась голова!

И вот, вступила в диалог Жрица:

— Поднявши к солнцу взор,

Небес услышим хор.

То песню ангелы поют,

И благодать нам шлют!

К чему она это сказала, я так и не понял, да и речи ее остались без внимания. В данной проблеме вера в Пресветлого не поможет. А вот житель города, загнанный в те же рамки стихотворного изложения, что и они — да. Жителя, желающего разговаривать со странниками, да еще стихами, удалось найти только в трактире, ближайшем от главных ворот. Он то и рассказал о произошедшем горе, в лице заезжего мага-экспериментатора высокого уровня, нечаянно наложившего на город связку из заклинаний, дающую защиту, но сопровождающуюся эффектом стихотворной речи.

— Что же делать, как же быть?

Чтобы рифмой не вопить? — в один голос, дружно, звонко, выдали братья Ситир.

Еле сдерживал смех Айон, воспрявший духом, откинув на время тоску и печаль. Ему эта ситуация, и льющиеся непроизвольно стихи, приходились по душе. Словно услада, медом на сердце.

— Шэд, я готов слушать это долго, очень долго, — шепотом, но со смехотворным надрывом, сказал дьяхэ, пряча привычный разговор в кулак, словно заходясь диким кашлем.

— Всегда пожалуйста, друг мой, — опустил я руку на его плечо, чуть похлопав, обращаясь к трактирщику вполне обычной речью, не плетя стихотворных кружев и не подбирая рифм: — где я могу найти того мага? У меня к нему есть пара вопросов, — на мою обычную речь, а не приправленную ямбами и хореями, возмутился Этиор, но вслух высказывать свое негодование не стал, а написал на бумаге:

«- Какого дьяхэ ты можешь нормально говорить, а мы нет?»

— Потому что, майн Этиор, я по магическим способностям превосхожу мага, наградившего город стихотворной защитой. Вот и вся причина! — поставил точку, забирая написанный трактирщиком адрес экспериментатора, устроившего жителям и гостям города вынужденную игру в молчанку. — Скоро вернусь, — сказал, покидая трактир.

Эльф и дьяхэ хотели пойти со мной, но я разберусь с «подарком» лично. Да и надо убедиться в личности мага, создавшего такую прелесть. Есть у меня подозрения, что сей экспериментирующий с заклинаниями индивид, мне давно знаком. Слишком похож этот «нечаянный» эксперимент, на случай непроизвольно-льющейся правды из уст жителей города.

Произошел сей инцидент в королевстве Рилия, в таком же небольшом городке, как этот. Странствовал я по своим владениям, чем мог, тем и помогал местным жителям, не важно, людям, зверям, духам, кто нуждался, тот и получал помощь. А плату, кто что даст, то и возьму. Еда, одежда, не важно. И проходя как раз мимо того городка, заглянул на огонек славной хлебницы, окутанной запахом свежеиспеченной выпечки.

Там, за столом, потягивая чай с лимоном, заедая ватрушкой, получая наслаждение от воздушного теста и тающего во рту творога, услышал нескрываемые приличиями слова. Какие-то полные лести, какие-то насмешек, даже предложения откровенного и весьма непристойного характера. А виновником тех речей, не способных оставаться на уме, держа язык в узде, был он:

— Максимилиан, сколько лет, сколько зим? — распахивая настежь дверь, приветствую мага. И с широкой, похожей на оскал пираньи улыбкой, интересуюсь: — Неужели ты забыл обо мне? — это был последний вопрос, перед тем как наказать его за нарушенное обещание более не создавать мешающие людям спокойно жить связки из заклинаний. Под нос ему демонстрируется подписанный кровью и магией договор, обязующий держать экспериментаторские замашки в узде. В противном случае его ждет: