– Я?! Бред какой-то! Простите. Но, правда...

– Но ты же здесь! И ты супротив него!

– Да я еще неделю назад не знал ничего ни про Снегурку, ни про Злозвона этого, ни про ваш волшебный лес!

– Судьбы людские порой бывают запутанны и устроены очень хитро!

– И это говоришь ты? Которая сама все так и устраивает?

– Именно поэтому! Ну, так вот, решила я тогда, что за тобой следует присмотреть. Потому что, если кем-то интересуется – Сам! – это может быть интересно. И, опуская дальнейшие подробности, скажу лишь, что аварию, в которую угодили ты и твои родители, подстроил Карачун. Да, да! Это он сбил тогда вас с дороги.

– Ах, гадина! Я убью его! – Бармалей вскочил на ноги и, сжав кулаки и потрясая ими, забегал по палатам. – Я убью его! – повторял он. – Убью!

– Это вряд ли, – откликнулась Мара с сожалением. – Не забывай о его божественной сущности, о том, кто за ним стоит. Хорошо, если тебе удастся нейтрализовать его на время. – Возвращаясь к своему рассказу, она добавила: – К сожалению, в тот день мне удалось спасти только тебя.

– Но зачем ты это сделала? – спросил Борис. Набегавшись и утоптав первый всплеск злости, он остановился, потом снова опустился на ковры. – Для чего вмешалась?

– Скажем так: у меня были свои резоны. И я до сих пор на твоей стороне.

– Ой, хочется верить! – покачал головой Бармалей.

– И ты можешь, ты должен мне верить! Он, Карачун, кстати, про твое спасение до последнего не ведал. Пока с тобой нос к носу не столкнулся.

– Похоже на правду. Он так удивился, увидев меня в Берендейске.

– Вестимо, так. Но события уже были запущены, и отменить их никто не мог.

– Ты имеешь в виду устранение Деда Мороза? И то, что Карачун занял его место? Зачем это ему нужно?

– Извечная борьба Нави и Яви. Чернобог решил качнуть весы в свою пользу. Уверена, что за всем стоит он. Карачун, как теперь говорят, лишь его аватар. Послушная кукла, фантом, марионетка.

– Теперь я понимаю, почему дед мой, Василий Павлович, так его ненавидит, Карачуна. Проклятым называет. Уф! Ничего! Я с ним поквитаюсь! И что дальше? Говори, владычица, что мне делать? Я желаю отомстить!

– Месть благородное чувство, и вполне оправданное. Я поддерживаю тебя в нем. Только, не позволяй ему захлестнуть тебя с головой. Ярость должна быть холодной, тогда никто не сможет помешать тебе ее осуществить. Помни это. Ну, а теперь, добрый молодец, ты должен пойти и выполнить все, что судьбой тебе уготовано.

– Я готов!

– Не совсем. Еще не готов. К Карачуну ведь так просто не подберешься. Да ты и сам это уже знаешь. Но все-таки – можно.

– Говори, Мара-Маревна, не томи! Что делать?

– Секрет на самом деле прост. Потому и опасен. Ты, должно быть, думаешь, что Карачун, владыка стужи и повелитель вьюги, должен бояться тепла? Ничуть не бывало! Он боится холода. Да-да. Но – правильного холода, куда след доставленного, к правильному месту приложенного. И больше всего – пригоршни снега, брошенной ему за шиворот. Надо изловчиться сделать это, и при этом сказать ему в оба уха: – Чур! Карачур! Трижды, чур! И все! Тогда он немедленно впадет в ступор, превратится, как ты давеча, в ледышку, и с ним можно будет сделать все, что угодно.

– Карачур? Я не ослышался? Или все-таки Карачун?

– Карачур! Не ошибись!

– Хорошо, запомнил! Что ж, спасибо тебе, хозяйка Нави и владычица судеб, за науку. Пора мне и честь знать! Пойду Снегурочку вызволять!

– Да, поспешать нам следует. Пойдем, я выведу тебя отсюда.

Поднявшись с ковров, Бармалей остановился, медля.

– Я тут подумал, – начал он нерешительно. – А что если... Что если ты прямо сейчас заглянешь в свое Черное Зеркало? Ну, узнать наперед, что к чему...

– Нет, Бармалеюшка, я не стану этого делать.

– Но почему? Зная будущее, можно лучше к нему подготовиться. Разве не так?

– Это да. С одной стороны. А, с другой, узнав, уже ничего нельзя будет исправить, или переиначить. А, покуда не знаешь, как все сложится, зависит только от тебя. Мой тебе совет: не медля бери судьбу в свои руки и твори ее сам.

Они вышли из Палат и по колодцу поднялись в Навь светлую. От Мильян-дуба по дороге Мара проводила его до самой реки Смородины, до Калинового моста. Там они остановились.

– Хотела бы пойти с тобой и дальше, – сказала вершительница судеб. – Но пока еще мне ход туда заказан.

– Ничего, сам дойду, – успокоил ее Бармалей.

– Дорогу найдешь?

– Как-нибудь!

– За знаками смотри! И еще, поберегись там, Бармалеюшка. Две смерти ты уже миновал, с третьей можешь не справиться.

– Ничего, одолею! Все одолею!

– Надеюсь и я, что так будет. Потому как верю в твою звезду. Только после, когда все случится, ты Карачуна сюда доставь. Прямо к мосту. Я здесь тебя, ну, и его, встречать буду.

Не нашелся Бармалей, что еще сказать. Поклонился Маре в пояс, да и пошел восвояси, туда, где ждал от него своего свершения славный молодеческий подвиг.

– Я вссе сслышшал! – едва спустилась владычица навская в колодец, что под Мильян-дубом, впился ей в ухо змеиным шипением Тугарин Змеевич. Поджидал, вишь ты, ее, не терпелось ему высказаться. – Я вссе ззнаю!

– Ну-ка, держи дистанцию, – отстранила Мара половца на приличествующее расстояние. – Не брызгай! Что ты знаешь, сказывай!

– Все знаю! И про Карачуна, и про молодца, которого мы к жизни вернули, Бармалей который. И про то, что вы с ним задумали!

– Молчи, дурак! Или не сносить тебе головы!

– А про Снегурочку я и сам догадался! Я понял, почему ты так о ней печешься! Ты... Она...

– Стоп! Так ты вправду подслушивал, что ли? А где я тебе велела быть?

– Ну, так! Велела... – расплылся в хитрой улыбке Тугарин. – Смекалка воину жизнь спасает!

– Не в твоем случае, половец! Устала я от тебя. Поди прочь!

Махнула Мара-Марена рукой, и тут же Тугарин ака Змеевич, вопя и дрыгая руками и ногами, поднялся в воздух и полетел себе кувырком к дальнему горизонту, сразу сделавшись крохой малой и беспомощной. По черному небу навьему полетел он за реку Забвения, в даль невозвратную, туда, где Чертоги неведомые. Те ли самые Чертоги, куда унеслись недавно Волат с Горынычем, или какие другие, нам неизвестно. Тайна сия велика есть. Но вот ежели когда-нибудь кто-то из них вернется обратно, то все нам и доложит, как там устроено. Что, на всякий случай, вряд ли. Поскольку нет, и не бывает из тех Чертогов возврату. И даже Горыныч, ежели сподобятся его вернуть обратно на пост у Калинова моста, будет совсем другим, и внешне, и внутренне.

Рассвет, что был заметен некоторое время назад в небе над Русколанским лесом, так и не состоялся, переродившись в тоскливый, размазанный по горизонту волшебных событий отсвет неведомо какого пламени. Откуда-то появились облака, небольшие, продолговатые и плотные. Они окружили луну, как стая голодных волков окружает загнанного на вершину холма оленя, откуда спасения тому нет, разве что – на небе. Вот и луна, застыла в испуге, и хоть продолжала светить, но тревожен был свет ее и хрупок.

Под такой-то луной, горбясь от тяжести павшей на их плечи опасности, пробиралось лесом собранное мамашей Фи ополчение. То, которое было, а другого никакого и не было. Впереди леший, открывал проходы, за ним, чуть подотстав, шли Ягодина Ниевна со Снегуркой, и дальше, растянувшись от самой корчмы, вооруженное обожженным на кострах дрекольем, лесное воинство.

Поблескивал в лунном свете распределенный по войску металл мамашиных вооружений и доспехов: там щит, там меч, там латы. Шолом, нахлобучив на голову по самые плечи, удерживая его в таком положении обеими руками и блестя из самой глубины испуганными глазами, несла та самая молодая смешливая кикиморка, что подавала Бармалею-гостю пирог. Ступу тащили десятеро. Могли бы и сами в ней ехать, но никто не спешил умирать, поэтому перемещались медленно, хотя и неотвратимо. Одна Снегурочка всю дорогу забегала вперед, дальше лешего, после чего поджидала со скорбным ликом и его, и хозяйку, и всех остальных.