– Хорошо, я не против как раз. Только не понимаю, откуда ты эти слова узнал? Ведь в волшебном лесу церкви нет? Ведь нет же?

– Нет, здесь церкви нет, – согласился кудесник. – Русколанский лес живет по своим, по старинным законам. Церкви нет, боги есть. Весь мир наша церковь. Только ведь и нам никто не запрещает в других местах бывать. Так что, бываем. Ходим, смотрим, передовой опыт перенимаем. Своим делимся. Всяко бывает.

На Мерлом поле, невидимый за елками, догорал большой каменный дом. Зарево от несильного пожара, поскольку гореть в общем-то было нечему, пустило светло-розовую строчку в небо, потом к ней еще несколько бликов добавилось. И как-то так они сумели за небосклон зацепиться, и стали карабкаться выше и выше. Получился, ни дать ни взять, ранний-ранний рассвет, новорожденный, который сам себя еще с трудом сознает, – только гукает и розовые пузыри пускает. И даже луна, побледнев ликом, откатилась на самый край купола, уступая несмелой заре подиум и внимание заждавшегося ее мира.

– Не пойму, светает, что ли? – повертев головой, спросил, ни к кому конкретно не обращаясь, Бармалей. – Звезд не видно.

В ответ на скрытый призыв обратить внимание, все присутствовавшие при небесной трансформации тоже вскинулись и стали озираться.

– А, ведь, и верно, – согласился леший, – никак, утро занялось. Надо же!

– Это значит, что? – спросил Гредень, назидательно выставив перед собой палец. И еще покачал им потом, изрекая правильный ответ на свой вопрос. – А это значит, что дело мы только что сделали важное, чем и подтолкнули время в нужную, в правильную сторону.

– Это, мряу, действительно хорошо, – срезонировал Баюн. – Неплохо, я бы сказал. Но что нам теперь делать? Куда дальше толкать время будем?

– А дальше... – начал излагать свой план Борис, но его торопливо перебил все тот же Гредень.

– Дальше нам придется разделиться.

– В смысле? – удивился Бармалей. – Вы хотите взять все дальнейшее на себя?

– Нет-нет, – Гредень вдруг смутился, должно быть, от непонятливости Бориса. – Не совсем так. На данном этапе нам с Волатом лучше вернуться домой. Отойти, так сказать, на исходную позицию.

– А че я? – вдруг обиделся Волат. – Че я? Я как раз могу...

– Ну, что ты можешь, горе мое? Ты себя видел? Ты не человек, ты гора! Теперь к дому Мороза Ивановича надо скрытно, то есть, тайно подобраться, чтобы никто ничего не заметил. А с тобой, что за скрытность? Никакой скрытности! Ты когда ползешь, и то дорогу новую прокладываешь. Тебе стоит ногой двинуть, и все тут же будут знать, куда ты собрался. У Карачуна знаешь, сколько глаз повсюду? О! Полным-полно, я тебе доложу. И волки, и медведи-шатуны, и воронье, и ветра залетные-перелетные. Короче, выведывание, вынюхивание и выпытывание поставлены на широкую ногу, сбор разведданных идет постоянно, все у него под контролем.

– Да ну!

– Я тебе говорю! Так что, нам с тобой к Карачуну пока лучше не соваться. Мы с тобой, мой друг, потом, когда назреет, выступим да на подмогу придем. А пока вот эту штуку кудесную... Дай-ка. – Берендей осторожно, но решительно отобрал у Бармалея мароту, которую тот так все и прижимал к себе. – Эту штуку надо покуда надежно укрыть, чтобы в руки Карачуну не попала. Иначе беда может приключиться, ежели он, к примеру, палицу эту в огонь бросит. А ведь в ней вся суть Мороза Ивановича заключена. Нет-нет, никак нельзя, чтобы это берендейство к Злозвону попало.

Все затихли, прислушиваясь и переживая слова кудесника. И, будто откликаясь на них, глаза берендейки полыхнули яростным пламенем.

– Ух! – воскликнул Бармалей. – Ты смотри, что делается! Похоже, Гредень, что осерчал на тебя Дед Иванович крепко.

– Еще бы, мряу! Такая подлянка!

Кот Баюн сидел на снегу, как король на именинах, развалившись, сплетя лапы по-турецки и откинувшись спиной на склонившуюся до самой земли густую еловую ветку. Настроение его немного улучшилось, но еще не до конца. Потому, был он в словах своих не зол уже, но ироничен и порой язвителен. Преимущественно к берендею, что понятно.

– Я же не хотел! – вновь завел свою покаянную песню Гредень. Никто ему не верил, не сочувствовал, ай, ай!

– Так, может, нам сразу, уф, с Мороза Ивановича и начать? – спросил леший. – Освободим его, тогда и со Злозвоном легче будет справляться!

– Было бы неплохо! Но для начала надо найти, где его Карачун укрывает. Ведь не дома же? Мне кажется, что спрятал он его где-то в закромах своих ледяных. Возможно, место то сыскать непросто будет. А забраться туда, я думаю, еще сложней, чем в банк.

– В банку, мряу, мы не полезем.

– Снегурка, может, что нам подскажет... Я вот, думаю... А не мог он его, стынь-полынь, вообще, того? Навсегда жизни лишить? Он мог. Долго собирался, и вдруг дорвался. Мог.

– Ну, нет, леший, не выдумывай! Такой власти у черного нет. В полон взять, это одно, а вот изничтожить – совсем другое. Никто ему такого не позволит, чтоб равновесие опрокинуть. Нет.

– Однако же, мряв, посох волшебный Мороза Ивановича, где? У Каррррачуна. Мамаша Фи сказывала, что в рруках у него теперь двойная сила холода. О как! Он, ежели захочет, может всех, весь мир может до смерти заморрозить.

– Тем более! Осторожность нужна. Сначала все разузнаем, а потом уже думать будем, что можно сделать, да как к Владыке Зимнего Солнцеворота подобраться.

– И как у него, темного, посох Мороза Ивановича изъять!

– Именно.

– Что ж, на том и порешим, – подвел черту Бармалей. – Вы – как хотите, а я – как знаю. Мне все равно нигде не отсидеться, да и не за этим я в Волшебный лес пришел, чтобы отсиживаться. Я Снегурку вызволять пришел, туда мне и дорога.

– Ну, ты, парень, не раскисай прежде времени? – успокоил его Андрейко. – Мы с Лютиком с тобой идем. Так, кот? Потому что это правильно, прежде всего. Опять же, нас на это и Хозяйка благословила.

– Веррно! – поддержал мохноногого Кот Баюн.

– Так и мы же с вами! – заверил их Гредень, с сожалением в голосе и прижимая берендейку к груди. – Но не сразу, мы чуток попозже подтянемся. А покуда, мысленно с вами.

– Конечно! – как бы ни к кому не обращаясь, высказался Баюн. – Норрмальные герои всегда идут в обход! И никуда не торропятся! А куда им торопиться? Некуда! Везде успеют.

– Да ладно тебе, – сказал Гредень примирительно, он явно не желал ввязываться в словесную перепалку. – Сказано же, мы придём – когда в окно ударит вьюга. Ждем от вас добрых известий и прочих знаков внимания. А нам пока надо еще в берлоге прибраться. Из-за кого она нынче в таком состоянии? А? То-то!

– Ладно, ладно... – сказал кот беззлобно. – Иди, лечись. Смотрри только, опять не обделайся...

Волат сорвал с головы шапку и прижал ее к груди, всем видом показывая, как он сожалеет, и как не хочется ему оставлять трех героев одних перед неизбежной схваткой с Карачуном. Ведь он могучан, магут, герой по своей сути, для него на подвиг идти, как на работу, как пахарю поле пахать. Если не он, то кто? Однако приходится бросать их одних, и в самый судьбоносный момент. Но, видимо, что-то связывало его с Греднем более сильное, чем желание и стремление следовать своему предназначению. Чему до поры до времени не мог он противиться. Эх!

– Ну, прощавайте, – сказал кудесник.

– Не поминайти лихом! – вторил ему великан. Он осторожно посадил берендея себе на плечо и, повернувшись, в три шага скрылся за елками. Какое-то время еще слышался шум осыпавшегося с веток снега, но скоро все стихло.

Тишина в лесу волшебном установилась настороженная, хрупкая, как первый ледок, который только и ждет, когда на него наступят, чтобы треснуть. А утро в лесу расцветало тревожное, не сулившее скорой и неизбежной радости днем.

– Что, пойдем и мы? – спросил приятелей Бармалей. – Только куда? Можем по дороге подумать...

– Что тут думать? – возразил Баюн. – Я знаю! Пойдем к проруби, где Снегурка воду берет, там и станем ее дожидаться. Ведаешь, где это, Леший?