Иногда он останавливался и подходил к группкам молодежи и показывал собственноручно исполненный портрет Снегурки. В городе его неплохо знали, можно сказать, что он был популярен среди молодежи, а многие девушки на него заглядывались.

– Красивая! – оценивали они Снегурочку. – Но мы ничуть не хуже.

– Кто бы спорил? – отвечал Бармалей.

– Кто это? – спрашивали в другом месте.

– Подружка, – отвечал он и верил при этом, что так оно и есть.

– Эй, красавчик! – окликнула его, смеясь, другая. – Так, может, я смогу ее заменить?

– Не в этот раз, ангел!

– Наверное, ты изменил ей, вот она и ушла?

– Ты меня раскусила, ангел! – отвечал он со стеклянной улыбкой. – Ты только не уходи далеко, и однажды я вернусь за тобой!

Но, едва отвернувшись от уличной красавицы и идя к машине, он вдруг понял, что Снегурочка ему мила, как никто. Милей всех красавиц на свете! Однако к вечеру, нигде ее не найдя, он вдруг вновь почувствовал злость. На нее, да-да! Почему он снова должен ее искать?! Что эта фифа о себе думает? Подумаешь, Снегурочка! Что мы, Снегурочек не видали? Видали, и не таких!

Ну и пожалуйста! – решил он сгоряча. Ушла – и ушла! Не очень-то и хотелось! И он решительно повернул к дедову дому. Ко всему, Бармалей устал, а есть ему хотелось так, что голова кружилась и даже в глазах темнело. Впрочем, должно быть, просто наступил вечер.

По его расстроенному и удрученному виду было ясно, что поиски ни к чему не привели, поэтому никто с расспросами к нему не приставал.

– Мой руки! – велела ему бабушка Рая, а сама бросилась собирать на стол.

– Слушай, тут такое дело... – подступился к нему с другой стороны Василий Павлович. – Какая-то чертовщинка получается... Он выглядел обескураженным и смущенным.

– Что еще за чертовщинка? – насторожился Борис.

– Сам не понимаю! – почти вскричал дедушка. – Я тут новой куклой весь день занимался... И снова не получается! Попробовал портрет нашего гостя лихого по памяти нарисовать, так, представляешь, не выходит. Не помню я его! Глаза закрываю, а передо мной вместо натурального Злозвона пятно размытое. Никогда такого не было. Ты же знаешь, я любого персонажа и с натуры, и по памяти за пять минут набросаю, а тут – ни в какую. Вот я и подумал, может, у тебя получится? Попробуешь?

– Конечно! Пошли!

Они поднялись в «кадочку», там Борис взял бумагу и карандашом, как до того портрет Снегурки, быстро набросал Злозвона.

– Вот, видишь! – обрадовался кукольник. – У тебя с памятью все нормально.

– Я этого гада не забуду никогда! – сказал Бармалей. – К тому же, он мне палкой в лоб заехал, может, еще поэтому я его запомнил.

– Действительно, – засмеялся дед, – может, так и есть. Он помахал Бармалеевым рисунком. – Что ж, теперь-то я его точно сделаю, как должно. Одна беда, без Снегурки могу не успеть. Без помощи ее.

– Так я помогу?

– Конечно! Ладно, авось что-то придумаем. Пошли чай пить!

Чай пили в молчании. Лишь в конце чаепития Василий Павлович его нарушил.

– Сдается мне, раз уж в Берендейске ее нет, надо теперь Снегурочку нашу в волшебном Русколанском лесу искать. Там она! Туда вернулась!

– Ну, ты скажешь тоже! – всплеснула руками Раиса Петровна.

– А как туда добираться? – спросил Бармалей?

– Отож...

– В мое время все детки знали, как в волшебный лес попасть, – неожиданно сказала Раиса Петровна.

– Расскажи, расскажи... Это как же?

– От елки, дорогой! От главной городской елки. В мое детство ее ставили на том же месте, что сейчас.

– И что, кто-то действительно попадал в волшебный лес? Были такие?

– Мне про то не известно. Но одна девочка, которая страстно хотела там очутиться, помнится, пропала под самый новый год. И не вернулась.

– Так. И что же это за метод?

– Очень простой метод. Надо в полночь стать спиной к елке, а лицом в сторону Русколанского леса, то есть на север...

Незадолго до полуночи Бармалей вышел из дома стариков. Машину он оставил у подъезда, а сам пошел пешком. Пошел в сторону главной городской площади, а не к себе домой, благо, она располагалась неподалеку, всего в двух шагах. Снегурку надобно выручать, думал он настойчиво. Да и Деда Мороза тоже. Негоже нам без нового года оставаться. Да и вообще, справедливость должна восторжествовать. А бабушкин метод ничем не хуже других. Тем более что никаких других и нет.

Площадь в это время была ярко освещена и пустынна. Выбелена снегом и убрана гирляндами, как горница перед праздником. Даже патрульной машины он нигде не обнаружил. Поэтому беспрепятственно подошел к украшенной и мигавшей разноцветными лампочками елке. Ему показалась, что она подмигивает ему лично, и на своем языке желает удачного путешествия. Что ж, спасибо, елочка. Ты тоже тут... Того... Не скучай.

Он прикинул, где находится север, и обратился к нему лицом, а спиной стал к елочке. Закрыл глаза, и почти сразу стали отбивать полночь городские куранты. Бом-бом-бом... Раскинув руки, Бармалей завертелся. На каждый удар он сделал один оборот вокруг себя по часовой стрелке: раз-раз-раз... А когда бой закончился, но пока звук гонга, медленно затихая, висел в воздухе – еще один поворот, в обратную сторону. И...

И... Вот!

Бармалей ничего не почувствовал, ни встряски, ни головокружения, ни просто какого-то движения или хотя бы дуновения ветра – ничего такого, что могло бы сопровождать или выдавать его перемещение в пространстве. Ничего! Но, наверное, волшебство так и осуществляется – тихо, незаметно, неотвратимо. Не успел моргнуть глазом – и вот ты уже посреди леса. В иной реальности.

– А, чтоб меня! – воскликнул восхищенный и слегка обескураженный Бармалей. Не слишком-то он верил в глубине души, что эксперимент удастся. – Все-таки, этот легендарный Русколанский лес существует! Ого!

У него и мысли не возникло, и даже подозрения, что лес мог оказаться каким-то другим. С чего бы это?

И вот, он был здесь, один-одинешенек, а лес вокруг стоял огромный, величественный, былинный. При этом угрозы Бармалей со стороны леса не ощущал никакой, лишь настороженность. Лес – это всегда тишина, так вот здесь она была особо крутого замеса, оборачивалась настоящим безмолвием.

Из лесной растительности, насколько он заметил, быстро оглядевшись, его окружали в основном ели, различной величины и разного возраста, от небольших елочек-подростков до величественных многоярусных и разлапистых громадин. Чуть поодаль гвардейским караулом выстроились сосны. Целый их отряд виднелся за елями: ни дать ни взять, великаны в красных мундирах встали на страже заповедных рубежей Русколанского леса.

И все вокруг в снегу! Снегом укрыты поляны, кустарники и подлесок – с головой, а на ветвях деревьев его оказалось так много, что под тяжестью снежных накидок они склонялись до самой земли. И снег тут был на самом деле какой-то другой. Бармалей не сразу подобрал нужное определение. Ведь и в Берендейске в последние дни навалило снега полным-полно, но здешний был вот именно что другим. Однако он быстро сообразил, что с этим снегом не так. Наоборот – так! Таким его всегда рисовали и продолжают рисовать на поздравительных открытках – легким, воздушным, похожим на вату или на взбитые сливки, полным искрящейся радости и совершенно не холодным. Таким он видится, когда вспоминаешь зиму своего детства. Таким он, несомненно, должен быть в волшебной стране.

Но что особо Бармалея удивило, это то, что он стоял посреди небольшой полянки, провалившись по пояс в этот самый волшебный снег, а вокруг он был совершенно нетронутым, ровным и гладким. То есть без единого следочка, без какого-либо изъяна. Впечатление было такое, будто он спрыгнул сюда откуда-то сверху, например, десантировался с вертолета, да так и застрял в сугробе.

Очень быстро он понял, что снег только казался нехолодным, на самом же деле был вполне себе обычного качества. Морозец же в лесу стоял крепенький, и щеки царапал, и за уши покусывал. Совершенно очевидно было, чтобы не замерзнуть, следовало двигаться, да побыстрей. Вот только куда? В какую сторону? Он повернулся во все, но везде кроме одинаковых, в общем, деревьев не виднелось ничего примечательного, так что в этом плане все стороны света казались равнозначными.