— НЕТ! — взвизгнула Катэрия…

И услышала за спиной тихий шёпот Минали:

— Тебя не учили, что нельзя отвлекаться от противника?

И следом за этим холод. Страшный холод в груди, который разлился сразу по всему телу, сковав сердце льдом. Она ещё смотрела вперёд, где уже никого не было, после чего опустила взгляд и увидела торчащий из груди прямо посередине ледяной клинок. Кровь замерзала прямо на глазах, сердце переставало биться, и сознание начало уплывать…

Катэрия медленно обернулась и встретилась чёрными, как дёготь, глазами Минали, которая улыбалась.

Она подняла было руку, чтобы попытаться выпустить в неё ещё одну атаку, но вспышка льда, и её кисть отлетела в сторону, оставляя за собой в воздухе капли крови.

Катэрия потянулась, сделала пару шагов назад и запнулась о тело, и рухнула навзничь. Не было ни боли, ни страха. Смерть приветливо встречала её в свои объятия, избавив от боли, но не от сожаления. Дети. Как же её дети там… как они останутся дни в этом лесу…

Ей оставалось лишь смотреть на то, как к ней, перешагивая тело Финисии подходит Минали, продолжая скалиться своей звериной улыбкой, неотличимой от пасти изгнанников.

— Я должна передать привет нашему общему знакомому, — проворковала она. — Ты не против, если я оставлю его в виде твоей головы? — создала Минали меч из льда в руке.

Сделала замах.

И Катэрия выдохнула.

После чего округу оглушил визг:

— СДОХНИ!!!

Из последних сил Финисия дёрнулась вперёд, схватив Минали за лодыжку, и уже её нечеловеческий визг разрезал тишину леса.

Она вытянулась, выронив ледяной клинок, а Финисия вцепилась в её ногу с перекошенным от боли и ярости лицом. Её ладонь была объята голубоватым пламенем, которое перескочило на ногу Минали. И та дрожала, будто попав под разряд тока, визжала так, что болели уши. Вскоре она уже вся была объята голубоватым пламенем, перейдя с визга на хрип, будто горело не её тело, а сама душа.

А потом пропал и хрип. Минали трясло, её будто било в конвульсиях, она буквально дышала голубоватым паром, который вылетал из её рта, сжигая изнутри всю внутреннюю тьму, пока та наконец не обмякла и не рухнула на землю, словно тряпичная кукла.

Но этой победе никто не радовался.

Финисия обессилено обмякла, больше не двигаясь, и в последние свои секунды Катэрия осталась одна посреди проклятого леса.

Она умирала. Умирала, покидая этот мир, напоследок увидев, как сдохла эта тварь. Но облегчения её смерть не принесла. Не принесла удовольствия или радости.

Сейчас единственное, о чём Катэрия могла думать, были её дети. Её Мара и Дора, которых она оставила в лесу совсем одних. И очень сожалела, что не увидит больше тех, кому подарила жизнь. Не проживёт свою счастливую жизнь в кругу семьи рядом с ними. Не увидит, как они повзрослеют, найдут свою любовь, как нашла однажды она, и тоже обретут счастье.

А ещё не увидит Гранта, этого странного, жёсткого, иногда жестокого, но очень забавного и по-своему доброго и чуткого человека, и не сможет сказать банальное «я тебя люблю», чтобы показать, насколько он дорог ей.

И каждый её вдох был слабее прежнего, и до последнего из них она не переставала думать о своей семье. Как бы ей хотелось взглянуть на них хотя бы ещё один разок…

Ещё один раз…

Последний…

Самый-самый…

И её грудь вновь опустилась, но, чтобы уже не подняться вновь, и сердце выдало свой последний удар.

Лес погрузился в мёртвую тишину.

Тихо, слишком тихо. Лес будто забыл о существовании людей и вновь безразлично зашелестел листьями, став таким, будто ничего не происходило. Безразличным, холодным и лишь наблюдающим за чужим горем, как он это делал всегда. Они были не первые, они будут не последними, далеко не последними в этой череде смертей виновных и безвинных.

Но всё же кое-кто в этом кошмаре бесконечного отчаяния и боли смог найти спасение, и то лишь ненадолго.

Мара и Дора забились в яму под корнями векового дерева, боясь показать носа. Всё вокруг стихло, а они всё равно не двигались, тихо дыша и прижавшись друг к другу, словно потерянные, глядя на лес, который открывался из их укрытия. Испуганные и немного замёрзшие, они ждали свою мать, не подозревая, что больше за ними она уже не вернётся.

Но они не могли этого знать, как и не могли знать, кому принадлежали те тихие острожные шаги снаружи, которые расходились тихим шелестом травы и пожухлой листвы. А потому сразу поползли наружу, думая, что их мать наконец вернулась за ними. И высунув головы из ямы…

Они увидели отнюдь не мать.

Перед ними стоял седой мужчина. Высокий и широкоплечий с бородкой, а ещё с красными, словно налитыми кровью, глазами, которые смотрели прямо на них. И не было в его взгляде ничего доброго несмотря на то, что он улыбался.

— А кто это у нас тут? — ласково спросил он, присев перед ними.

Казалось, что девочки купились на его добродушный голос, однако внезапно замерли и поползли обратно в яму. Он лишь хмыкнул.

— А где ваша мама? — спросил Ристингаузер, продолжая улыбаться. — Скажете, куда она пошла, а то я её потерял.

Они не ответили и забились глубже в своё убежище. Это бы не помешало ему вытащить их сейчас оттуда, однако Ристингаузеу это было без надобности. Вместо этого он склонил голову набок.

— Вам не говорили, что игнорировать взрослых нехорошо, дети?

— Ви плёхой! — выпалила в ответ Мара, обняв сестру, которая почти сразу ударилась в слёзы. Было понятно, кто из них двух защитница.

— Плохой? Вот как? И кто же тебе это сказал, девочка?

— Дедя!

— Деда? Что ж…

Он медленно встал, отряхнув невидимую пыль со своих коленей, и в его руке вспыхнул небольшое пламя, переливающееся красным и чёрным цветами. Что ж, ему было без надобности мараться и вытаскивать этих детей из их собственной могилы. Он получит огромное удовольствие от смерти детей его врага, и пусть тот будет уверен, получит от этого удовольствие, как и признательность его покровителей, что посулили ему невиданные силы и власть.

— А ты знаешь, что делают с непослушными детьми? — весело и зловеще спросил Ристингаузер, показав ряд острых, деформированных зубов, которые больше походили на звериные. — Их наказывают, очень сильно наказывают.

— Злёй! — выкрикнула внезапно Дора.

— И даже не представляешь, насколько. Я лишь хотел сказать, чтобы вы не ждали свою мать. Она мертва, сдохла, как собака. Это так, чтобы вы знали.

Да, он получал удовольствие от этого. От того как обе внезапно расплакались, прижавшись друг к другу. Их боль была тем самым наркотиком, ради которого демоны несли боль и страдания в мир, и теперь он это чувствовал, особенно когда сам перестал быть человеком.

— Ӥ̠́ ̝̅о̬̒ч̟̏е̟̒н̘ͪь͔̇ ̞̑с̺ͨк̭̒о̠̀р̗͂о͎̓ ̣̀в͍̍ы̻̆ ̟͒с͉̓ ͇̈н͕̽е̙ͨй̱ͧ ̱̈в͍̅с̣͒т̱͛р̣͋е̱ͫт̱͐ӣ̞т͔ͭе̗̾с̲ͪь̜̒…̱̀

Но вместо ужаса, который вселял его новый голос в людей, одна из девчонок неожиданно вскрикнула, давясь собственным плачем.

— Дедя отень зёл! — прорыдала она. — Он тебя наказет!

Ристингаузер рассмеялся.

— И где же твой деда, а? Покажешь, где твой деда, который меня накажет?

И получил ответ в тот же миг.

— П̠̼̹̫ͤ̈ͯ̈́р̙̪̱͎ͩ̿ͧ̈я̲͉͉̫ͪ̊̌̀м̰̮̣̫̓̅͂̅о̻̹͖̲͒̈͌̚ ̩͍̗ͪ̌̅͒ͅз͓̥̥̤ͧ̈͊ͭа̦͇͓͚ͪ̃̃̋ ̪̫̮̼̀͆ͫ̅т͖͖̦̻̅̏ͤ̈в͉̻͎̞̏ͬ͋́о͔͔͈͉ͩͤ̀ͪе̲̝̮̤̔̈̃ͫй̩͇̣̫ͮ̈́͗ͣ ͔̟͖̱ͦ͂ͯͫс̟̗͙̤̅̊͋̏п̟͚͉̙̓̆ͫ̎и͕͙͓̰́̂̀ͩн͉̣͈̼̊͌̂̑о̻͎͚̩̄̉̀̔й̮̪̦̪͂̅ͨͥ…͖̹̮̖͆ͮ̽͌

Его выражение застыло на лице маской, когда он услышал в тысячи раз более зловещий голос прямо у себя под ухом.

Ристингаузер резко развернулся, создавая в ладонях демонические клинки. Его реакция была быстра, никто бы не смог уследить за ней, ведь он больше не человек, он нечто большее, он…

Он был пойман за шею огромной лапой и встретился взглядом с демоном, который в размерах был метра три с половиной, не меньше. Встретился с его красными, горящими огнём хаоса глазами, увидел его лицо, череп, обтянутый красной коже, которые обрамляли рога. Он бы сходил в штаны, если бы там сейчас что-то было. Вместо этого он в отчаянии воткнул в эту гору мышц оба клинка.