— Слышите? — остановился я у лестницы.

— Как в прошлый раз, — ответил Зигфрид.

Да, но только почти как в прошлый…

Если тогда были завывающие песнопения и крики несчастных, то сейчас был просто вой. Вой с десяток-другой глоток в затяжном «О-О-О-О-О» обезумевших ублюдков, которые решили продать свои души за силы хаоса.

— Держите себя в руках, — предупредил я, хотя это было бесполезно. Если хаос влияет на тебя, то здесь спасут или импланты, или иммунитет, чего не было у обоих.

Пока мы спускались по лестнице, с каждым нашим шагом голоса становились громче. Они пробирали всё сильнее. Ощущения отличались от прошлого раза. Каждый раз это было что-то новое, и я теперь тоже не представлял, с чем именно нам предстояло столкнуться.

Лестница вела к развилке. Налево и направо. Вой раздавался справа, однако мы свернули налево, оставив Грога на перекрёстке прикрывать нас. Сначала требовалось проверить, что у нас никто не появится за спинами.

Слева оказался тот самый зал, о котором говорил Бопковски: полукруглое помещение, которое освещалось волнующимися при стоячем воздухе свечами. Посередине большой круглый деревянный стол, который был заставлен так же свечами. Правда, подсвечниками здесь служили человеческие черепа. А ещё на нём виднелась кровь и… тарелки?

— Они здесь ели? — судя по голосу, Зигфрид поморщился.

— Меня скорее настораживает, что именно. Или кого.

Каннибализм был достаточно распространён среди сектантов и прочего отребья не как необходимость, но как возможность запачкать душу ещё сильнее, чтобы опуститься ещё ниже как раз до поклонников хаоса.

А ты не думал, что это просто вкусно и полезно? У вас были ордены, которые промышляли подобным.

Там один шаг до грехопадения.

Ты просто не гурман…

Я внимательно осмотрелся. Ничего представляющего интерес. Разве что кроме стола и тарелок, которые давали свидетельства против ублюдков. Уж вот по кому точно у меня не будет плакать совесть…

Теперь оставалось проверить другое помещение, и мы вернулись к перекрёстку, где нас дожидался Грог.

— Двигаемся, — произнёс я и направился ко второй двери, откуда вой становился всё громче и неравномернее, будто начинающийся шторм на море.

Грог держал развилку в то время, как я и Зигфрид медленно приближались к двери. Вой становился всё громче и громче. Он менялся в тональности, нарастал, как волна, и становился тише, вызывая неприятное ощущение неуверенности.

Остановившись у двери, я ещё раз напомнил:

— Двоих берём, остальных в расход.

Пусть с сектой сейчас и будет покончено, однако мне нужны ответы на вопросы, и один из них — о каком великом плане упоминал ублюдок, когда они открывали портал. Одно название плана мне уже не нравилось, и требовалось выяснить, чем конкретно занимается секта, и как именно она собиралась помочь демонам.

Но едва я потянулся к дверной ручке и коснулся её, держа одной рукой пулемёт, как вой неожиданно исчез.

Я и Зигфрид переглянулись.

— Что за хрень? — спросил Грог.

— Не знаю, — ответил я.

Внезапно смолкнувшие голоса напрягали ещё сильнее, чем когда они завывали. Возникло чувство, будто на тебя уже смотрит с десяток пар глаз, внимательно наблюдают, следят даже через дверь. Но это уже не могло нас остановить.

Щелчок замка, я толкаю дверь и тут же вхожу, готовый зажать спусковой крючок.

Мы попадаем в прямоугольный вытянутый зал. Он похож на зал какого-нибудь храма для молитв с одним лишь отличием: здесь молились отнюдь не императору или каким-то своим пусть и ложным, но нормальным богам. И люди, около пятнадцати человек по левую и правую стороны, создающие проход до другого конца, почти все одетые в чёрные балахоны.

И сейчас их головы были обращены к нам.

Пустые лица пепельных цветов с открытыми ртами и зияющими чёрными дырами вместо глазных яблок, будто они их вытащили. Люди просто стояли с накинутыми капюшонами, обернувшись к нам, не пытаясь ни убежать, ни напасть. Они будто приглашали нас пройти вперёд, чтобы… чтобы что?

Я не знаю, и меня это не волновало. Я пришёл сюда с одной целью, и эту цель я выполню. Наши противники все поголовно одарённые, и дай им возможность, как на нас обрушится шквал пси-атак, поэтому палец нажимает курок, и пулемёт тут же отвечает отдачей до того, как они успеют выкинуть фокус.

На несколько секунд, пока очереди рассекают зал, бункер погружается в нескончаемый грохот. Никто не сопротивляется, даже не пытается поднять щиты, и пули прошивают людей навылет без какого-либо сопротивления. Стрельба не умолкает ни на секунду, пока в зале не остаются двое последних сектантов. С этими, даже пусти они в ход все силы, мы справимся.

Меня не пугают их лица, лишь вызывают отвращение и желание раздавить головы ублюдкам голыми руками, но нельзя, они нужны нам для того, чтобы задать несколько вопросов. Однако те сами решают свою судьбу, и едва звон последних гильз утихает, как эти двое неожиданно хватаются за кинжалы.

— Зигфрид! — рявкнул я, и мы уже сделали шаг в их сторону, как эти двое ублюдков собственноручно перерезают себе глотки, выпуская наружу фонтан крови, медленно оседая на землю, пока не падают в лужу собственной крови, забирая все секреты с собой в могилу.

— Сдаваться они, по-видимому, не собирались, — произнёс Зигфрид.

— По-видимому…

Честно сказать, я не ожидал, что эти упыри вот так просто перережут себе глотку. Я привык, что они трясутся за свои жизни и готовы на всё, чтобы выжить, а здесь… скорее всего, они были уже под влиянием того, чему так рьяно поклонялись.

Я медленно шагаю вперёд, проходя между тел. Людей больше не осталось. Мы здесь были одни, но присутствие чего-то иного всё равно не исчезало.

На другом конце небольшого зала располагался небольшой алтарь, сделанный из деревянного стола. На нём со вспоротой грудью и вытащенными внутренними органами лежал какой-то ребёнок, судя по крови, мёртвый уже часа два или три назад. У меня появилась неприятная догадка, чем именно питались сегодня эти твари.

— Чисто? — голос Грога раздался в наушниках.

— Вроде.

Я подошёл к алтарю, взглядом внимательно пробежавшись по телу, после чего моё внимание привлёк рисунок на дальней стене. Не череп, но что-то напоминающее его с втянутой челюстью, нарисованное свежей кровью, его глаза будто следили за нами. И если долго смотреть этому рисунку в глаза, казалось, будто тебя утягивает из этой комнаты куда-то во тьму.

Куда-то очень далеко…

Вокруг всё темнеет. Появляются тихие едва различимые голоса, шёпот тысяч безмолвных губ, среди который выделяется один-единственный голос…

Не смотри на него.

Меня будто кто-то выдернул за шиворот обратно в реальный мир.

Я тряхнул головой, сделав пару шагов назад. Кто это?

А как ты думаешь? Это тот, кто всё видит и всё знает.

Бог хаоса.

Я обернулся к Зигфриду, который тоже смотрел на портрет, не сводя глаз, после чего толкнул его, приводя в сознание.

— А? — он растерянно посмотрел на меня.

— Не смотри, — произнёс я.

— Я… да… — он отвернулся, бросив взгляд на тела. — Надо стереть эту картину.

Подойдя к одному из тел, он грубо сдёрнул с него плащ с капюшоном, после чего подошёл к картине, нарисованной кровью, и, не глядя на неё, начал стирать, размазывая кровь по стене. Шёпот или тихое завывание ветра стало чуть громче, будто возмущаясь такому богохульству. Свечи на стенах затрепетали, как под сквозняком, в комнате начало темнеть, но ни я, ни Зигфрид не дрогнули.

Пока Зигфрид очищал стену от этой дряни, я перевернул одно из тел. Человеческое выражение лица вернулось, появились глаза, лицо было искажено болью и ужасом, но теперь оно не было похоже на пугающую маску лишившегося разума человека. Надеюсь, их души отправились прямиком к тому, кому они поклонялись. Пусть на себе познают, что такое объятия богов хаоса.