— Но они замешаны в этом, — произнёс я с нажимом. — Я лично могу подтвердить это.

— Твои слова, человека, который сам недавно стал аристократом, может и перспективного, но не сильно влиятельного в государстве дома, против слов дома, который существует сотни лет, ведя свою историю аристократической крови с незапамятных времён? Без вещественных доказательств? Прости, Грант, но они будут пустым звуком.

— Тогда почему просто…

— Не поставить к стене? Поставишь к стене одного, и другие запротестуют, ведь сегодня ставят к стене тех, а завтра уже тебя самого.

— Даже перед лицом возможного переворота?

— Переворот… — протянул он с усмешкой. — Сейчас политический тупик. Сделай с ними что-то сейчас, и при учёте происходящего переворот точно будет. И нашими врагами станут дома, чьи силы вкупе будут равны нашим, если не больше.

— Но если ничего не делать…

— Делается всё, Грант, ты можешь быть спокоен. Они случались и до этого, они будут случаться и потом. Особенно когда наши враги из империи не спят. Нам уже давно всё это известно, и поверь, больше, чем тебе.

Они считают, что за этим стоит Фиалинская империя. Впрочем, не важно, кого они считают виноватым, на ситуацию это не сильно повлияет. И я понимаю, почему они так вяло реагируют — у них связаны руки.

Ристингаузеры подчистили всё, что может привести к ним, и есть вероятность, что, уничтожив секту, мы именно что помогли им, подчистив собственными руками за ними все хвосты. Наши победы начинают выглядеть частью плана, где нам скормили то, от чего надо было избавиться. И потому взять их по закону попросту не получится. Другие не дадут, особенно если они с ними заодно. А попытаешься, и восстания будет уже не избежать.

С другой стороны, они пытаются решить всё в правовом поле, но здесь уже я могу сказать, что ничего не получится. Ещё раз мысли возвращаются к великому плану, о котором в последнее время я слышал слишком много…

— Мы давно следим за Ристингаузерами, но они имеют большую поддержку и влияние, чтобы решить этот вопрос одним взмахом. Остаётся лишь купировать их действия и искать повод прижать к стене. Смерть министра обороны и военного дела усложняет ситуацию, — продолжил Вальцелав. — Есть угроза, что они попытаются воспользоваться ими, чтобы свершить переворот, не буду отрицать эту вероятность. Сейчас ситуация находится в очень опасной нестабильности. Но мы контролируем этот момент. Мы нашли тех, кто поднимает смуту, и уже купируем места, где наблюдаются очаги неповиновения. Давим всех тех смутьянов, которых можем, и это даёт плоды. Обстановка устаканивается, и всё вернётся в норму до того, как выльется во что-то более крупное. В противном случае, — он взглянул на меня, — мы будем знать, кто нас поддержит.

— А если не выйдет?

— Это уже выльется в гражданскую войну, и никому спасения от этого не будет.

— Вас прислали сюда подальше от опасности, не так ли? — спросил я в лоб.

— По-видимому. Наследник должен жить. Я бы поступил так же. Но мы так или иначе прорвёмся. Такое уже случалось двести лет назад, и мы справились.

— Тогда тоже были замешаны Ристингаузеры?

Вальцевав хохотнул, глядя куда-то вдаль.

— Были такие подозрения, да. Но они всегда чисты, как белый лист. Если удастся сейчас на местах подавить всех несогласных, всё будет хорошо.

— А если нет?

— Тогда в ближайшее время все дома, верные государству, встанут под ружьё. И есть те в армии, в которых мы уверены, как в себе, поэтому это будет сложным временем. Но я надеюсь, что до этого не дойдёт.

Он замолчал. Немного подумал, после чего обернулся ко мне, всё так же облокачиваясь на перила.

— Я бы сказал, что уже много рассказал тебе, но это не тайна, а ты удивительно много знаешь для человека с низов.

— Я умный, — ответил я.

— Это видно. Но не забивай себе голову этим на собственной свадьбе. Радуйся, пока есть возможность. Первая свадьба самая запоминающаяся.

А второй у меня не будет, это я точно говорю. Одной проблемы на голову хватило.

Честно говоря, толком какой-то полезной информации я не получил. Да, теперь мне известно, что государь знает об этом, что они пытаются подавить всё мягкой силой, отрезая основные звенья, которые могут привести к перевороту, однако насколько высока вероятность, непонятно. И если что-то произойдёт, они сами толком не знают, что делать, кроме как воевать.

У меня есть общие представления, что предпринять в этих условиях, но и я не могу даже предсказать, каков будет исход. Хуже то, что сейчас это дело силой было попросту не решить. Но можно подготовиться.

Я поднял голову к небу, наблюдая за туманностью, которая здесь заменяла и луну, и солнце.

А вечер тем временем продолжался. Уже не набирал обороты, но и стихать не спешил. Люди начали покидать поместье лишь глубокой ночью, прощаясь с нами так, будто это мы были их родственниками. Кто-то, как Вальцелав или Алианетта, решили остаться, на что им выделили отдельную комнату. Завтра обещали провести уже более домашний праздничный обед в кругу близких людей, среди которых близкими я мог назвать лишь нескольких.

— Как тебе сегодняшний день? — поинтересовалась Катэрия, когда я вернулся к нам в комнату. Она уже избавилась от обширной юбки и снимала корсет, не сильно стесняясь раздеваться прямо передо мной. Да и что я там не видел, впрочем.

— Нормально.

— А по мне замечательно, — выдохнула она.

— Всё, как ты и представляла?

— Я бы даже сказала, что лучше. Куда лучше, чем делать вид, что ты действительно счастлива этому браку, — ответила Катэрия.

— А ты счастлива?

— А ты нет?

— Я этого не говорил, — сразу ответил я.

— Да ты ничего не говоришь прямо, — усмехнулась она. — Взгляни на соседнюю дверь. Там спят две прекрасных дочери, которых я люблю больше собственной жизни. У меня дом, который рождается заново на моих глазах с огромными перспективами. Впереди ещё целая жизнь. И муж… нормальный, как бы ты выразился.

Танцующей походкой она направилась к кровати, на которую прыгнула звёздочкой, будучи совсем обнажённой.

— Но я устала.

— От праздника?

— От праздника. Это утомляет, — она повернулась на бок, взглянув на меня. — Когда поедем смотреть новую квартиру?

— Как только, так сразу, — ответил я. Мне тоже было интересно, что за место нам нашла Марианетта, которую, наверное, было в пору называть матерью. — Но точно не завтра, учитывая, что нас ждёт ещё и праздничный обед.

— Понятное дело… — она похлопала рядом с собой. — Но ты справлялся хорошо. Даже танцевать научился более-менее вразумительно.

— Здесь и не такому научишься, — отозвался я, ложась рядом с ней.

Катэрия потянулась ко мне, поцеловав в щёку.

— Нас ещё ждёт первая брачная ночь. Надеюсь, силы у тебя остались.

— А у тебя самой? — спросил я.

— А мне-то что? Моя участь просто лежать и ничего не делать, — оскалилась Катэрия.

— Может отложим тогда на завтра?

— Нет-нет-нет, — она резко перевернулась, оказавшись на мне сверху. — Завтра уже будет обычный секс, а сегодня…

— Ритуальный?

— Ну можно и так назвать. Но согласись, он будет по-своему особенным, первым, когда мы как муж и жена.

— Вряд ли, кроме названия, я почувствую разницу.

И я не почувствовал. Несмотря на то, что силы у нас остались, и ещё взялись откуда-то на то, чтобы провести часть ночи вместе, он отличался от прошлых раз ровно ничем. Мы всё так же были близки настолько, насколько это было возможно, на мгновение отбросив все мысли о проблемах и вообще о чём-либо. Просто я и Катэрия. И наша близость не только физическая, но и эмоциональная на то время, что мы провели друг на друге. Это можно было назвать хорошим завершением дня.

Если не считать того, что начался он сразу с хреновых новостей…

Сложнее было придумать новость, которая омрачит такой день так же сильно, как и эта.