По залу пробежался смех. Марианетта тоже широко улыбнулась. Но благородный дом Голд… Благородные дома вызывают на дуэль в защиту чести, а не пытаются втихушку сбить тебя над лесом уже после неё. В любом случае, как говорила Марианетта — это политика, и приходится закрывать глаза на произошедшее.

— Но вот он! Этот самый момент, к нашему облегчению, состоялся, и теперь в наших силах поддержать новоиспечённую семью всеми силами, чтобы жизнь их была безоблачна и счастлива! Дорогие гости, оказавшие честь присутствовать в этот важный для нас и знаменательный день, время подарков для наших счастливых молодожёнов! И на правах отца и матери первый подарок преподнесём мы, я и господин Голд.

Она протянула микрофон в сторону, где тот с готовностью взяла Лика, после чего шагнула вперёд. Рядом с ней пристроился Голд. Они подошли к нам по ковровой дорожке, после чего Голд полез в карман, а Марианетте слуги принесли небольшую коробку.

— Дорогие мои, будьте счастливы, — улыбнулась Марианетта, и мне даже показалось, что её глаза стали влажными.

Она осторожно протянула коробку, в которой оказалось ни много ни мало небольшой ключ, как я понимаю, от квартиры.

— Чтобы вы были ближе к звёздам, — тихо произнесла она.

— Это же… — начала было Катэрия.

— Будет у вас теперь свой дом, — кивнула Марианетта.

— Большое спасибо… мама, — тихо произнесла Катэрия, обняв её за шею.

Я тоже обнял её без лишних слов, и Марианетта обняла меня так, что удивительно, насколько в такой хрупкой женщине много сил.

Голд был скромнее в проявлении чувств. Он протянул нам конверт, в котором был сложенный лист.

— Поздравляю тебя, дочь, — произнёс Джеферсон. — Надеюсь, твой выбор был правильным и принесёт лишь счастье и безоблачное небо.

— Спасибо, папа, — ответила она тихо с улыбкой и тоже обняла его.

Понять, искренние ли это чувства или она отыгрывала свою роль, было невозможно. Мне же он просто пожал руку.

— Береги её, Грант. У меня всего две дочери, и терять кого-то из них я не намерен.

— Я сделаю больше, чем в моих силах, — ответил я.

Листом в конверте оказалась дарственная. Под наше начало передавали пятьдесят процентов от одного из бизнесов дома Голд — фирму, занимающуюся регистрацией вещей и компаний, если вкратце. Пятьдесят на пятьдесят. Да, Марианетта была права, они будут пытаться примазаться к нам, сделать так, чтобы нас что-то связывало, что-то весомое, чтобы отвертеться было нельзя. И если я не ошибаюсь, конкретно этот бизнес был одним из нескольких основных в их доме. Другими словами, весомый подарок.

Следом за ними начали подходить и другие гости. Чаще всего по несколько человек от каждой семьи или приглашённого дома, даря подарки, как говорится, сразу от всех. Где-то были ключи от машины, где-то была внушительная сумма, а Руден от своей семьи подарил мне лист.

Лист со списком вооружения, которое они передавали нам. Вот это вот действительно хорошие подарок: пулемёты, крупнокалиберное вооружение, патроны, амуниция и много чего ещё, включая даже погрузочную машину. Этому мы применение точно найдём.

Среди дарящих была даже Алианетта, которая решила дарить отдельно от своей семьи. И, в отличие от остальных, она преподнесла нам альбом. Фотоальбом.

— Это… — начала было Катэрия.

— Пусть это будет с тобой, — негромко ответила она.

— Я… это же твой, Али…

— Теперь он будет твоим.

Мне лишь мельком удалось увидеть, что за фотоальбом это был. Судя по всему, там были фотографии их детства, когда ещё была жива их мать. От самого раннего возраста до подросткового. Не знаю, что в нём такого особенного, но для Катэрии, видимо, это было очень важно.

А ты бы не хотел узнать, как выглядел в детстве? Воспоминания? Мать?

Мне плевать. То, что в прошлом, пусть там и остаётся. Мне попросту нечего вспоминать…

Алианетта обняла сначала Катэрию, а после перешла ко мне и тоже обняла за шею, после чего прошептала мне на ухо:

— Береги её, Грант. Она засранка, и я до сих пор злюсь, но второй сестры у меня нет и уже не будет. Такая она единственная.

— Я сделаю всё, что в моих силах, — ответил я одними губами.

Алианетта была последней, кто преподнёс нам подарок, и если всё это сложить, то денег хватило бы для простой семьи на пару поколений безбедной и фривольной жизни.

Сразу после подарков вновь начались танцы, и теперь я старался сторониться их. Сейчас у меня были иные планы.

— Грог, Вальцелава видел? — спросил я, подойдя к нему.

— Он был с Финисией.

— Я знаю. Где?

Он быстро огляделся.

— Зигфрид знает.

— Ладно, хорошо…

Зигфрида я нашёл тоже быстро. В зале танцующим с Онисией. Пришлось дождаться конца, после чего я подошёл к нему.

— Вальцелава не видел? — сразу спросил я. — Хотел поговорить.

— Он был здесь, среди ожидающих танец. Скорее всего, сейчас он на балконе. Ты хочешь поговорить о том, о чём я думаю?

— Да. Внести ясность, чтобы понять, к чему готовиться.

Что касается Вальцелава, то он подарил нам деньги. Хорошие деньги, одну из самых крупных сумм, которую нам дарили. Я подозревал, что это попытка подкупить не столько меня, сколько весь дом Барбинери, который стремительно набирал силы в последнее время, подминая под себя весь регион. Заявок на присоединение в дом других аристократических семей было предостаточно, что делало нас достаточно грозной силой.

И его я действительно нашёл на балконе, выход на который выходил прямо из зала. Тот протянулся вдоль тыльной стены центрального крыла, объединяя собой единым проходом несколько помещений, в том числе женскую и мужскую комнату, чтобы каждый мог выйти в любой момент подышать свежим воздухом. Он стоял в стороне от посторонних глаз вместе с Финисией, что-то оживлённо обсуждая.

Обмениваясь с другими гостями благодарностью за поздравления, я подкрался к нему сзади и слегка откашлялся, привлекая к себе внимание.

— Грант, — поприветствовал меня он. — Ты прямо как тень подкрался.

— Талант, — ответил я кратко. — Минуты не найдётся обсудить последние новости?

— Конечно…

— Тогда я пойду, немного промочу горло, — тут же произнесла Финисия, прекрасно всё понимая.

— Я подойду позже, — кивнул Вальцелав.

— Ещё раз со свадьбой тебя, Грант, — улыбнулась оно и медленно удалилась, оставив нас вдвоём.

Вальцелав проводил её взглядом.

— Я помню её ещё ребёнком, когда сам под стол ходил пешком, — негромко произнёс он, глядя ей вслед, после чего облокотился на перила, глядя далеко в лес. — Оказывается, время действительно быстро бежит, прав был мой отец.

— Быстрее, чем хотелось бы, — согласился я.

— Да, и события спешат за ними. Оглянуться не успеешь, как мир, спокойный, как гладь воды, начинает бурлить подобно кипящей кастрюле.

— Насколько всё плохо?

— Почему интересуешься? — взглянул Вальцелав на меня.

— У нас с Ристингаузерами давние споры. Если они что-то замышляют, то это сто процентов коснётся и нас. Они придут, чтобы поквитаться.

— Ристингаузеры… — протянул он. — Да, они что-то замышляют. Так же открыто, как и открыто пытаются нас защитить.

— В каком плане? — нахмурился я.

— В том, что сделай они хотя бы что-то, мой отец давно бы поставил их к стене, однако всё это время они исправно слушаются и делают всё, что скажут. Потребовали отдать в пользу другого дома бизнес — они отдали. Потребовали ограничить закупку вооружения — они ограничили. Что бы им ни сказали, даже самое унизительное на взгляд аристократов, они исправно это выполняют. Не дают повода предъявить к ним претензии или обвинения.

— Они притворяются.

— А доказательства есть? Весомые, которые можно подтвердить не только словами?

Их не было. В прочем, будь они, и как я уже понял, Ристингаузеров бы уже давно вздёрнули за предательство. Ублюдки знают, что надвигается, знают, что будет, и поэтому не стесняются делать всё, что их просят, даже в ущерб собственным интересам. Они хорошо подчистили за собой следы и не дают повода как-то их прищучить.