Мне нравился Горыныч, на котором летала Соня, при своём мелком размере и узких крыльях, он в Энобусе опередил нас с Громом. Меня тогда словно кувалдой ударило в лоб, пришло понимание, что я совсем не разбираюсь в драконах, и важна не только величина крыльев и мощная стать.

Горыныч, впервые попав на гонку, показал такие чудеса выдержки, сообразительности и фантастических кульбитов (я пересматривал гонку несколько раз на записывающем кристалле), что я не верил своим глазам. Но когда Горыныч умудрился приспособить своё горло под членораздельные звуки, меня перетряхнуло с головы до ног. Невозможное оказалось возможным, потом обыденным, и через время даже перестало удивлять.

Я поразился невероятной, мистической связи между Соней и Горынычем, не предполагая, что она может иметь такую глубину. Но когда очистил сознание от старых убеждений и допустил, что между мной и Громом тоже есть мысленная устойчивая связь, она с лёгкостью проявилась. Всё оказалось просто – стоило сказать «да».

Связь оказалась соткана не из принуждения и доминирования наездника над драконом, она началась с первой минуты нашего знакомства, крепла год от года, и выросла в огромную привязанность по имени любовь.

Когда Асанна проткнула шкуру Грома и сцедила кровь, он вырвался и улетел, расценив экзекуцию как моё предательство, ведь я держал его и требовал не шевелиться. Старх Лютый с подельниками схватили Грома в Энобусе и решили убить, потому что в любом случае они не смогли бы заставить его служить. Гром вырвался, невидимым локатором дотянулся до меня и полетел на поиски. Мой дракон, зная, что умирает, нашёл меня с Асанной и отнёс в Драконью Пустошь. Ему почему-то было важно, чтобы моё перерождение случилось именно там.

Гром знал гораздо больше меня. Вместе со своей кровью он передал мне не только память веков, он передал свою любовь, которую чувствовал ко мне гораздо сильнее, чем я. Возможно, Гром вырос в огромного монстра, потому что я хотел стать чемпионом, и именно таким представлял своего дракона. Он не подвёл. Гром всегда и во всём соответствовал мне. Я считал это везением, но везения не было.

Гром сделал для меня всё и больше, чем всё.

Гром не оставил потомства, не принял ни одну самку, кроме Лары. Но их знакомство произошло слишком поздно и оказалось скоротечным: Лару передали Эрвину, и она улетела со своим наездником в Межгорье. И всё же я уверен, Гром хотел оставить свою кровь. Его кровь оказалась во мне. Мир был прямым потомком Грома. И уже за это я любил его, как самого себя. Я и был им.

Я вспомнил как орал и плакал как мальчишка, когда топь засасывала Грома, как просил его не бросать меня, как дрался с водными грызунами, терзавшими шкуру дракона, как чешуя прилипла к моему мокрому телу, и я не хотел её смывать, чтобы хоть что-то оставить себе на память.

Гром оставил больше, чем память, он оставил часть себя. Мир был частью моего любимого дракона. Как же я сразу это не понял?

— Пойдём, — я взял Асанну за руку.

Она не спросила, куда мы. Здесь находилось только два места, внутри и вне пещеры, больше идти некуда. Мы вышли на площадку перед пещерой. Стало намного холоднее, ветер, притихший за ночь, словно разозлился, резкими порывами бросался в лицо, заставляя жмурить глаза.

— Ничего не бойся, — сказал я.

— Закрыть глаза?

— Нет, можешь смотреть.

— Добромир, — Асанна вдруг испугалась, зря попросил её не бояться.

— Ты ведь смелая, да? — я посмотрел в серые с мелкими коричневыми огоньками – крапинками глаза. Огоньки танцевали, затягивали, манили в глубину.

Красиво.

— Что ты придумал?

— Я нашёл в своём сердце то, о чём ты просила.

Почему-то не смог произнести «любовь». Сейчас не смог.

— И что дальше?

— Дальше всё будет хорошо.

Я сделал несколько шагов, вроде как оступился, и спиной полетел вниз. Осталось узнать, поверил ли мне Мир. Хотя я не сомневался, что да.

Когда крылья легко распахнулись за спиной, я полностью расслабился, ощущая, как воздушный поток крепко держит меня. Спланировав вниз, я взмахнул крыльями, поднялся до скальной террасы около пещеры, чтобы увидеть Асанну, смотревшую прямо мне в глаза.

У нас получилось. Вот бы ещё научиться говорить, как Горыныч. Если бы я мог, то рассмеялся.

Я облетел Башню Ветров два раза, сообщая о своём прибытии грозным рыком, и приземлился около входа. Для посадки на верхнюю площадку Башни надо ещё получить разрешение — это частная собственность моего отца, чью фамилию я никогда не носил, и носить не буду. Через пару минут, после того как Асанна сошла по крылу на землю, около неё встал человек. Я признал Мира, он ответил мне доверием.

Как только началась трансформация, со стороны я как будто растворялся в дымке, Асанна резко закрыла глаза руками.

— Что происходит? Чего ты испугалась?

Асанна сквозь пальцы посмотрела на меня, потом отняла руки от лица.

— Соня после трансформации всегда оказывалась голой, а ты, — она пристально изучала мою одежду, — в жилетке и штанах, которые…которые…

— Ты сняла с меня в пещере?

Асанна потрясённо кивнула, осторожно прикоснулась к материи, провела рукой по её чуть шероховатой поверхности, огладила её.

— Я думала, ты припрятал вещи заранее, и когда я проснулась, успел одеться.

— Нет, я очнулся в человеческом обличии уже в этой одежде. Она мне полностью по размеру.

— Как будто из чешуи, — протянула Асанна, подковырнув ноготком ткань. — И штаны из этого же. Фантастика.

Вспомнив, как меня облепила чешуя Грома, слазившая с его шкуры лоскутами в момент смерти, я всё понял. Кровь Грома, душа Грома, даже чешуя Грома перешли ко мне.

— Жилет и штаны — посмертный дар моего дракона.

Асанна ухватилась за пояс, потянула к себе.

— Плотно сидят, как влитые.

Я наклонился к её лицу, приблизил свои губы к её.

— Не провоцируй.

В этом двусмысленном положении нас застал Мечислав, стремительно появившийся на пороге Башни. Асанна мгновенно отстранилась.

— Добромир!

Мой биологический отец кинулся ко мне, раскинув руки. Следом за ним, накрывая на ходу плечи платком, выбежала Авивия.

— Добромир!

— Тетя Ви, — Асанна со слезами обернулась к матери Эрвина. — С ним всё в порядке.

Мечислав до хруста костей сжал меня в объятиях, похлопал по спине широкой ладонью, тетя Ви поцеловала меня в щеку, плача от радости. Асанна, растрогавшись, заплакала вместе с Ви, словно только сейчас, осознав, что всё-таки произошло — я не потерял память, не переродился в дикаря, нашёл способ вернуться.

— Столько дней, столько дней тебя не было, — шептала Ви, украдкой смахивая слёзы.

Потом мы сидели в просторной кухне – столовой, а Ви угощала нас всем, что нашлось в закромах Башни Ветров. Тревога, с которой все ждали моего оборота, стала стихать.

— Мечислав, я собираюсь найти отца.

— Ты не можешь вот так явиться, как и не сможешь лететь. На тебя начнётся охота, и как на человека, и как на дикаря.

— Разве Искра имеет клеймо?

Мечислав вздохнул, посмотрел на меня задумчиво.

— Ты забыл, что она дверница?

Точно! Она же переместила нас из здания Высотомера в Овечечку почти мгновенно. Соня обладала просто невиданной силой. Она стала дверницей, и она же имела вторую ипостась, могла исчезать и появляться там, где захочет и когда захочет, ей не нужна страховка в виде клейма.

При таком раскладе мне надо стать дверником или выбрать хозяина. От мысли о хозяине внутри родился такой звериный рык, что я с трудом подавил его.

— Мир отказывается от клейма. Я с ним полностью солидарен. Стать дверником, думаю, мне вряд ли удастся. Думаю, если бы это было просто, рядом сидела бы целая бригада дверников.

— Ты прав, Добромир. Соня не знает рецепта, первое перемещение у неё произошло спонтанно. Потом она просто представляла место, куда хочет попасть. Талант дверника – уникальное явление. Власти Верховии бились над этой тайной сотни лет, но так и не разгадали её. Всё потому, что сами дверники не знали, как это происходит. Это было просто дано и всё.