— С Громом летаю, на гонку не поеду.

— Почему?

— Не хочу.

Мама всплеснула руками.

— Тебе осталось выиграть три гонки, и твоё имя войдет в золотой фонд чемпионов. Ты же всегда мечтал об этом.

Я отрезал кусочек утки, макнул его в соус, положил в рот. Утка была мягкая, нежная, именно такая, как я люблю.

— Моё имя в золотом фонде не сделает меня счастливым.

—У тебя сейчас нет желания тренироваться, но гонки – твоя стихия. Победа – вот, что тебя встряхнёт.

— Угу.

Мама растерянно промокнула губы салфеткой.

— Почему у тебя всё так скромно обустроено? Деньги есть, время тоже. Занимайся. Я подскажу, где можно заказать качественную мебель, как обставить комнаты. Можно витражи на окна, и стены повеселей.

— Ты счастлива в браке?

Мама скомкала салфетку.

— Будем считать, что да, — ответил я вместо неё.

— Ты прекрасно знаешь, какие у меня отношения с отцом! Прекрасные!

Ощущение, что я соскальзываю в пропасть, накрыло с головой, я не мог держать в себе свою боль.

— Мне кажется, уже внутриутробно ты запустила программу моей жизни.

Мать вспыхнула.

— Давай не будем поднимать эту тему.

— Тебя не выбрал тот, кого выбрала ты.

Мама задохнулась от моих слов, приложила руку к груди. Когда-то же я должен был вскрыть этот нарыв. Вечное замалчивание тайны моего рождения убивало.

— Может и выбрал бы, — медленно сказала она, — но Ильза Раструб сказала мне, восемнадцатилетней девчонке, что я девушка на одну ночь. Ильза растоптала меня, я почувствовала себя ничтожеством, пылью под ногами у… него, который случайно развлёкся со мной, а на следующий день забыл моё имя. Ильза же представилась невестой Мечислава. Она уведомила, что с пониманием относится к таким «сумасшедшим фанаткам», как я, которые падают в постель чемпиону. Я думала, что сгорю от стыда от слов Ильзы. Раструб низвела меня до роли постельной игрушки. Мне хотелось провалиться сквозь землю, и я, даже не попытавшись поговорить с Мечиславом, бежала от него с единственным желанием забыть свой позор, как страшный сон. В тот момент я ещё не знала, что…беременна.

Сильная, мудрая Селина вытирала слёзы скомканной салфеткой.

— Мама, я не упрекаю тебя. Спасибо, что подарила мне жизнь. Я люблю тебя и Бажена. Он мой настоящий отец. Но ирония в том, что меня тоже не выбрали, и никогда не выберут.

Мы помолчали. Мать взяла себя в руки. Дела прошедших дней, думаю, давно перестали волновать её. Она переживала за меня.

— Сынок, жизнь продолжается.

— Да. Я привыкаю жить в одиночестве.

— Приглядись к Асанне. Она — хорошая девушка. — Мама всегда считала, что счастье заключается в обретении партнёра и куче совместных детей. Правда, у неё появился только один ребёнок — я, но это ничего не меняло в координатах её ценностей. — Мне кажется, у Асанны к тебе есть чувства.

— А у меня? Без любви я сделаю её несчастной.

Любую девушку сделаю несчастной. Историю безответной любви я должен закончить сам. Сколько бы я ни гонялся за призрачной мечтой, ничего не вышло. Я снова и снова думал о Соне и о наших не случившихся отношениях. Мне требовалось каким-то образом пережить любовные страдания, переболеть, выработать иммунитет.

— Всегда будут хорошие и плохие времена. Ты должен бережно обходиться со временем своей жизни. Ты полюбишь, я уверена

— Конечно, полюблю.

Зачем расстраивать маму, в глазах которой горит не убиваемая тревога под названием «катастрофа». Лучше успокоить её. Мне не трудно, ведь это просто слова.

Движение моей души в направлении Сони всегда было однозначным. С тех пор, как увидел её, в моей жизни появился указующий вектор, и я больше ни разу не свернул с него. Любовь к Соне заблокировала все другие чувства и желания. Мысли о ней, кажется, занимали всё моё время. Жизнь перестала приносить удовольствие. Всё казалось бессмысленным. Даже гонки — моё призвание, моя страсть и безусловная любовь — стали не нужны.

Иолана погибла, потому что я разбил ей сердце. Не потому, что сердце на самом деле разбилось, а потому что любовь превратилась в яд и отравила душу. Иолана хотела избавиться от душевного страдания и в своей боли дошла до края. Наверное, её душа уже не могла терпеть эту муку, и тело в один момент сказало: «Я больше не могу». Иолана не нашла лекарство от боли, она думала, что месть залечит раны, но поплатилась жизнью.

Гибель Иоланы не стала для меня проклятьем, она стала уроком. Страданием нужно переболеть, излечиться от него.

Легко сказать…

Мне требовалось что-то, что снимет блокировку с моего сердца. Пусть произойдёт что-то на грани жизни и смерти. Другое средство не вытянет меня из затяжного падения. Иначе, я никогда не стану прежним.

Меня слишком измучили видения, где я бесконечно падаю вниз. Я должен справиться с болью, найти мир в своём сердце.

С некоторых пор Мечислав вместе с Вериглой организовали производство передающих устройств под названием «говорун». Предмет оказался таким востребованным, что мгновенно распространился среди населения. Говорун занял почетное место в нашей жизни. Странно, как раньше мы обходились без него. Из простой коробочки говорун преобразовался в кристалл – экран с множеством функций. У каждого человека появился свой код, по которому можно было связаться с ним и поговорить.

У меня тоже имелся говорун. Сидя на крыше дома, я услышал треньканье кристалла, достал из кармана и увидел имя Мечислава Княжича.

— Привет, Добромир, — услышал через несколько щелчков. Мы с моим биологическим отцом избегали родственного тона, соблюдая невидимую дистанцию.

— Как твой боевой дух? Готовишься к гонке в Дроме?

Бодрый голос Мечислава был полной противоположностью моему настроению.

— Нет.

Кажется, у Мечислава случился сбой в системе координат.

— Что-то случилось?

— Полный штиль. В Овечечке тихо.

— Не хочешь участвовать?

— Нет.

— Ладно, пока, — сказал Мечислав и отключился.

К чему этот разговор?

Оказывается, родной отец не так равнодушен, как думалось раньше. Возможно, я несколько преувеличиваю. Скорее всего, мать, исчерпав собственные ресурсы воздействия на меня, сообщила Мечиславу свои опасения.

Через несколько дней Княжич прилетел в Овечечку. Я убрал защитный купол, и белоснежный дракон Принц сел в леваду. Я не обнял Мечислава, этот сыновий жест с отцом я уже вряд ли освою, мы просто пожали друг другу руки. Гены отца позволили мне летать лучше других. Я – сын чемпиона стал чемпионом, но отцовскую любовь и мужское воспитание дал мне Бажен. Наверное, меня можно назвать везунчиком, у меня оказалось два отца, и я, действительно, сейчас был рад прилёту Мечислава.

— Бороду отрастил, Добромир. Совсем одичал в глуши. В Овечечке кто-нибудь есть, кроме тебя?

— Я один.

— Странно. Когда-то здесь было многолюдно.

Это ему-то странно говорить про одиночество в глубинке? Он сам долгое время жил затворником в Башне Ветров у черта на куличках.

Мы сидели за обеденным столом, я угощал Мечислава простой едой. Хлеб, сливки, яйца, сыр приносили мне ребятишки из ближайшего хутора.

— Вроде отлично питаешься. А похудел с виду.

Смешно. Я пожал плечами.

Любовная лихорадка в затяжной стадии

— Ты однолюб, Мечислав?

— Возможно.

— Когда-то ты тоже бросил гонки.

Княжич положил недоеденный кусок хлеба на тарелку, закашлялся. Хотелось бы услышать честную версию без недомолвок. Решится или нет?

— У меня тогда был тяжёлый период, Добромир. Твоя ситуация… не такая драматичная.

Откуда тебе знать?

— Как дела у Сони и Эрвина?

Кто о чём, а вшивый о бане.

— У них всё хорошо.

— Хочу пригласить Соню в Овечечку. Не поделится ли она со мной секретом счастливой жизни? Не поддержит ли меня?

Мечислав вопросительно выгнул тёмную бровь, переплёл пальцы и сжал их. Я провоцировал. Намеренно.