— Она стала заложницей обстоятельств, — возразил в защиту возлюбленной. — Как и мне, ей пришлось играть по правилам вашего сумасшедшего мира.

— Но я понятия не имела! — с надрывом откликнулась Шарлотта. — Застарелые раны закровоточили, когда я поняла, что она играет твоими чувствами так же, как и моими. Страх и ненависть взяли верх, подчинили.

— Ты великолепная актриса…

— Я исправлю ошибку!

— Как? Как ты это сделаешь?! — поймал себя на том, что повысил голосу на вампирессу. Графиня осеклась. — Николь впала в летаргию и, возможно, никогда не очнётся. Твои названные родители в гробу бы перевернулись, зная, что ты натворила!

— Хватит, — всхлипнула леди Сен Клэр и отвернулась, чтобы я не увидел её слёз. — Ради любимой женщины ты пошёл на всё. Я сделала то же самое ради любимого мужчины. Не тебе судить меня, Марк. Твои чувства, по крайней мере, оказались взаимны. Мне повезло меньше.

— Шарлотта… — графиня не стала слушать.

Выскочила из-за стола, опрокинув стул, и вылетела из библиотеки, позабыв о служанках.

Может, и правда, не мне судить?

В отличие от рыжеволосой вампирессы, я не пощадил герцога. Мне бы и в голову не пришло после страданий, которые он причинил Николь и мне в том числе. Страданий, через которые прошла и Шарлотта.

Мне ли не знать, что боль выжигает дотла, оставляя лишь прах и пыль? Несмотря ни на что, графиня сумела сохранить в себе искру признательности и привязанности к семье, которая её вырастила.

Искру милосердия.

А я поддался боли и гневу и обидел её. Опыт меня ничему не учит.

Когда я устал посыпать голову пеплом, решил воспользоваться случаем и просмотреть записи графини. Летаргия засасывала: чем дольше вампир находился в пограничном состоянии, тем меньше становилось шансов вернуть его к жизни.

Неутешительный вывод.

Остальные случаи и правда разнились: одним помогали вливания крови, другие без причины просыпались сами, третьи не возвращались никогда. О том, что происходит с сознанием и способен ли бессмертный получать сигналы извне, авторы спорили.

Тоже так себе новости.

Я просидел в библиотеке до рассвета, добавляя к написанному Шарлоттой свои личные наблюдения, но ничего способного перевернуть ситуацию не обнаружил. Когда вернулся в спальню, лекари как раз закончили с вливанием и собирали инструменты. На постели, держа подругу за руку, сидела графиня.

Заметив меня, леди Сен Клэр поднялась и попыталась покинуть покои.

Я поймал её за запястье в неловкой попытке объясниться, но всё ещё рассерженная вампиресса вырвала руку и хлопнула дверью. Ладно, возможно, нам обоим требуется время, чтобы пережить запутанную ситуацию, в которой мы оказались.

— Как ты, Ник? — спросил у возлюбленной, когда мы остались одни, не рассчитывая на ответ. Наклонившись, коснулся губами прохладного лба вампирессы, взял тонкую ладонь в свои. — Я скучаю по тебе. Пожалуйста, возвращайся.

Увы, возвращаться бессмертная не спешила.

Через неделю выяснилось, что вливания крови больше не помогают. Маркиза начала таять, а вместе с ней и моя надежда.

Мы с Шарлоттой не сдавались ни в ссоре, ни после примирения: ездили в императорскую библиотеку Рубариса, где хранились древние и редкие издания, общались с лучшими целителями столицы.

Увы, перед летаргией, как и в случае с земной комой, они оказывались бессильны.

Я не привык сдаваться, но варианты исчерпали себя.

Погрузившись в невесёлые мысли, я забывал спать и пить кровь, так что Элиот с ненавязчивой деликатностью крутился возле меня каждую ночь, будто теперь он стал мне старшим братом.

Поэтому, когда он постучался в спальню вместе с Равией, державшей подмышкой толстенный талмуд, я не удивился.

— Тёмной ночи, граф, — преувеличенно бодро приветствовал меня друг, а его сестра без слов поклонилась. Я ответил усталой улыбкой. — Возможно, Равия нашла способ помочь маркизе Бертье.

— Это только одно упоминание и наши догадки, — смутившись, поумерила пыл Элиота девушка. — Может, вам покажется глупостью, милорд…

— Равия, я на грани отчаяния, — с лёгким раздражением прервал расшаркивания и поманил обоих к столу, куда служанка с облегчением сгрузила тяжёлую книгу и раскрыла на заложенной странице. — Любая идея сейчас на вес золота.

— Автор не нашёл поддержки коллег, но размышляет о тесной взаимосвязи тела, человеческой части сознания и истинной сути, — начала девушка. — Он описывает случай, когда супруга некоего виконта Шерье впала в летаргию на долгие полгода. Вопреки распространённому мнению, что выход из летаргии — свойство сознания, личный лекарь Шерье предположил, что, возможно, это выбор тела.

— Не понимаю…

— Пережив истощение, близкое к смерти, тело вампира как бы замыкает угасающее сознание в себе. Как огонёк свечи, который мы закрываем ладонями от ветра, — пояснила Равия и добавила:

— Тело маркизы восстановилось, поэтому ей не помогают вливания крови, но сохранило память об ужасах внешнего мира. Оно в напряжении, оно сковано само и сковывает сознание. Если совсем перекрыть пламени доступ воздуха, оно погаснет.

— Но что я могу? — спросил, затаив дыхание.

— Напомнить телу маркизы… — девушка запнулась и покраснела, — о приятных ощущениях, ради которых стоит жить. Между супругами Шерье существовала тесная связь, и виконт через прикосновения сумел пробудить зверя, а вместе с ним и человечность виконтессы.

Она что, говорит про секс?

Видимо, взгляд у меня был говорящий, потому что Равия вспыхнула, изобразила неловкий книксен и поспешила покинуть спальню. Элиот проводил сестру удивлённым взором, вернул нужную страницу, поскольку ветер от взметнувшихся юбок служанки перелистнул их, и с улыбкой удалился.

Пребывая в замешательстве, я два или три раза перечитал историю семейства Шерье. Не удивлён, что другие авторы, изучавшие летаргию, подняли новатора на смех. С другой стороны, именно через желания плоти и инстинкты зверя я вытащил Николь из власти герцога, чего, как я понимаю, тоже никто в Дракарде прежде не делал.

Что, если летаргия — такое же состояние плена для психики, как и чужое внушение?

Потёр холодными кончиками пальцев виски и в волнении прошёлся по покоям.

Остановившись у камина, прислушался к внутреннему зверю, пытаясь почувствовать, отзывается ли в нём предположение Равии и Элиота, или я схожу с ума в одиночку. Ничего не понял, кроме того, что без избранницы истинная суть находится в не меньшем раздрае, чем я сам.

Замедлив дыхание, дождался, пока успокоится сердцебиение и мысли.

Посмотрел на Николь, бесчувственной гипсовой статуей лежащую в постели. Мысль о том, что она может быть в плену собственного тела, а я бездействую, придала мне ускорения. Принял решение и щёлкнул ключом в замке.

В конце концов, что я теряю?

Несмотря на злоключения, что преподнёс мне Дракард, я буду скучать по жизни в роскошных интерьерах аристократических особняков. Распоряжаться таким окружением, окнами в пол, светом и не додуматься до фотографии — преступление против искусства!

Ну ничего, я унесу яркие образы с собой в Манополис, и уж там сумею развернуться в творческом плане.

Окинув взглядом великолепную ванную комнату из белого мрамора и тёмного дерева, я подошёл к высокому арочному окну и, раздвинув плотные портьеры, распахнул створки, впуская ночной воздух и невесомый свет Цирос, который леди Шарлотта считала целебным.

Полупрозрачные занавеси покачивались под дуновением летнего ветерка, в стоящих на безопасном расстоянии высоких напольных канделябрах затрепетали, но не погасли многочисленные огоньки свечей.

Окна выходили в сад, и оттуда тянуло свежестью и росой, крупные розовые цветы, похожие на земные пионы, усыпали лозы, поднимавшиеся по стенам поместья, и заглядывали в комнату.

Наполнив ванну горячей водой, я без стеснения ободрал несколько из них, чтобы усыпать ароматную пену, расстелившуюся по поверхности, бархатистыми наощупь лепестками.